да это северянин)

Ну здравствуй, здравствуй и прощай,
Прости, родная, я не смог
Там на столе непитый чай
А в холодильнике пирог

Любовь на полке между ваз?
Нет, дорогая, я не брал,
Быть может в следующий раз.

Да просто доктор говорит,
Что мне нельзя сейчас любовь.
Опять грудина заболит,
Опять прольётся носом кровь.

Опять не буду ночью спать,
Опять родится пошлый стих,
Опять цветы, опять кровать…
И снова всё, как у других))

начало не вспомнила))

Опять родится пошлый стих,
------------------
Морлодец, автор - самокритичненько)))

Кто влюбился без надежды,
Расточителен, как бог.
Кто влюбиться может снова
Без надежды - тот дурак.

Это я влюбился снова
Без надежды, без ответа.
Насмешил я солнце, звезды,
Сам смеюсь - и умираю.

у меня тоже иногда рождаются пошленькие стишки...
Увы, я тоже человек, и человеческое мне свойственно
а может к счастью?

Чет меня проперло рифмы сочинять.
Читать исключительно с завываниями на слоге "да".

Я уйду в никуда, как побитый вандал,
Непонятный чудак в ожидании суда.
Замерзает вода, оборвав провода,
И осколками льда разлетится слюда.
Из окна на чердак я шагну в никуда
Непонятный чудак с опереньем дрозда
Ходят в поле стада, пахнет пряно сандал.
Эх, сегодня среда, вот така лабуда.

О! про умираю...давно в старой роман-газете видела...совсем не моё..но запомнилось:

Многомиллионный город не станет меньше
Если один человек из него уедет...
Но вот один человек из него уехал
И город вымер и опустел.

И вот я иду по этой пустыне
куда я иду? Зачем я иду не знаю?
Который уж день никого не вижу
И только песок скрипит на моих губах.

Господи, сделай так, чтобы он вернулся,
Господи, сделай так, чтобы он вернулся,
Господи, сделай так, чтобы он вернулся,
Что тебе стоит, Господи, сделать так?

Юность смотрит в телескоп.
Ей смешон разбор детальный.
Бьет восторженный озноб
От тотальности фатальной.
И поскольку бытиё
Постигается впервые,
То проблемы у нее
Большей частью мировые,
Так что как ни назови —
Получается в итоге
Все о дружбе и любви,
Одиночестве и Боге.
Юность пробует парить
И от этого чумеет,
Любит много говорить,
Потому что не умеет.

Зрелость смотрит в микроскоп.
Мимо Бога, мимо черта,
Ибо это — между строк.
В окуляре — мелочовка:
Со стиральным порошком,
Черным хлебом, черствым бытом,
И не кистью, а мелком,
Не гуашью, а графитом.
Побеждая тяжесть век,
Приопущенных устало,
Зрелость смотрит снизу вверх,
Словно из полуподвала,—
И вмещает свой итог,
Взгляд прицельный, микроскопный,—
В беглый штрих, короткий вздох
И в хорей четырехстопный.

Люби!
Любовь необходима.
Любовь, ты знаешь, красота.
А кто не любит - тот скотина, иль просто мертвая душа (с)

а хто то грил "БЗ умер, любви нет"... он быв непраф

- Уйди.
- Уйду... но все к твоим ногам -
Все, от полночных звезд до славы липкой,
Все, что в душе и что в руках,- отдам,
И ничего - взамен. Даже улыбки.
Всю душу выгребу - нигде ни закутка,
Чтоб затаиться чувству или слову,
Чтоб не была протянутой рука,
В которую ты вложишь камень снова.
Чтоб мысли вновь - прозрачны и легки,
И чтоб всегда - прекрасная погода.
Чтоб знанья жизни не были горьки
И сердце вдруг не спотыкалось с ходу...
- А что ж тебе?
- А мне - горячий чай,
Чтоб от тоски в душе не захлебнуться.
Чтобы тебя не встретить невзначай,
А встретив вдруг - спокойно отвернуться.
Чтоб жить - ни на ноже, ни по ножу,
Чтоб - нелюбим, так уж хотя бы понят...
- Уйди!
- Уже полжизни ухожу,
Но в спину снова гонят, гонят, гонят!
И глуше шаг, и в жилах вязнет кровь,
И незачем во всем искать основу, -
Уж если это мы зовем "любовь",
Зачем нам "жизнь" и "смерть" -
Два лишних слова.

Андрей Белянин.

Печорин женился на Вере,
Устав от бесплодных страстей,
Грушницкий женился на Мэри,
Они нарожали детей.
Семейное счастие кротко,
Фортуна к влюбленным щедра:
У Веры проходит чахотка,
У Мэри проходит хандра.

Как жаль, что такого исхода
Безвременье нам не сулит!
Судьба тяжела, как свобода,
Беспомощна, как инвалид.
Любовь переходной эпохи
Бежит от кольца и венца:
Финалы, как правило, плохи,
И сын презирает отца.

Дмитрий Быков, выше он же)

БЗ умер, любви нет
На губах твоих ответ
Смотришь словно сквозь лорнет
Всё, ушел, бай бай, привет.

Зацвела морковь,
Опал ранет.
А где же любовь?
Любви и нет.

Доктор...мне ваши стихи про марковь...ну..очень понравились!

кто автор?

Звенела и пела шарманка во сне...
Смеялись кудрявые детки...
Пестря отраженьем в зеркальной стене,
Кружилися мы, марьонетки.
Наряды, улыбки и тонкость манер,-
Пружины так крепки и прямы!-
Направо картонный глядел кавалер,
Налево склонялися дамы.
И был мой танцор чернобров и румян,
Блестели стеклянные глазки;
Два винтика цепко сжимали мой стан,
Кружили в размеренной пляске.
"О если бы мог на меня ты взглянуть,
Зажечь в себе душу живую!
Я наш бесконечный, наш проклятый путь
Любовью своей расколдую!
Мы скреплены темной, жестокой судьбой,-
Мы путники вечного круга...
Мне страшно!.. Мне больно!.. Мы близки с тобой,
Не видя, не зная друг друга..."
Но пела, звенела шарманка во сне,
Кружилися мы, марьонетки,
Мелькая попарно в зеркальной стене...
Смеялись кудрявые детки...©

Зацвела морковь,
Опал ранет.
Пропала любовь
Остался ... сонет.
Ну или там что другое осталось.

минет

Зацвела капуста,
Колосится клён
Без тебя в душе мне пусто
Патамушта я в тебя влюблён...
Где ты, где ты, моя кроха,
С сальцем, с водочкой картоха?...

и некому одёрнуть этих распоясавшихся свлчей!


Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,
было в Одессе.

«Приду в четыре»,— сказала Мария.

Восемь.
Девять.
Десять.

Вот и вёчер
в полную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце — холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.

И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая —
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любеночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.

Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.

Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала,—
вон его!

Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.

В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.
Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.

Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот,—
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и- он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы —
большие,
маленькие, —
многие! —
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится,—
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.
Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.
Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж».

Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс
покойника.

Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть»,—
а я одно видел:
вы — Джиоконда,
которую надо украсть!

И украли.

Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!
Дразните?
«Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий».
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!

Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен,—
а самое страшное
видели —
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?

И чувствую —
«я»
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.
Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,—
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.

Люди нюхают —
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Я сам.
Глаза наслезненные бочками выкажу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Ей выскочишь из сердца!

На лице обгорающем
из трещины губ
обугленный поцелуишко броситься вырос.

Мама!
Петь не могу.
У- церковки сердца занимается клирос!
Обгорелые фигурки слов и чисел
из черепа,
как дети из горящего здания.
Так страх
схватиться за небо
высил
горящие руки «Лузитании».
Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с пристани.
Крик последний,—
ты хоть
о том, что горю, в столетия выстони! ©


кто дотерпел - молодец. очень люблю Маяковского.

Детка!
Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотые женщины мокрой горою сидят,—
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.
Не бойся,
что снова,
в измены ненастье,
прильну я к тысячам хорошеньких лиц,—
«любящие Маяковского!» —
да ведь это ж династия
на сердце сумасшедшего восшедших цариц.

круто.

из прикованного к скале вечности маяковского можно выклевать очень даже неплохие куски печени по теме топика)

Под старость спохватятся.
Женщина мажется.
Мужчина по Мюллеру мельницей машется.
Но поздно.
Морщинами множится кожица.
Любовь поцветет,
поцветет —
и скукожится.

как будто нечем крыть )

Femme de quarante ans *

Бальзак воспел тридцатилетнюю,
А я бы женщину под сорок:
Она блестит красою летнею,
Но взгляд уже осенне-зорок

Не опереточная женщина,
Пленяющая всех саврасых,
Здесь очаровывает женщина,
Перед которой мир без масок;

В ней; правда, много разной разности,
А ум бесстыдно гол, как сабля,
И тайный запашок опасности
В ней тонко чует волчья капля;

У ней в кулечках вся оконница,
Давно она уже не плачет...
Но если
за тобою
гонятся,
Она тебя в постели спрячет.©

тьху! понапишут бабы про себя любимых.
дуры-дуры-трубопровод

эту бабу - Сельвинский Илья зовут.

купи себе карту, лопух! ©

Присядет есть, кусочек половиня,
Прикрикнет: «Ешь!» -
Я сдался. Произвол!
Она гремит кастрюлями, богиня.
Читает книжку. Подметает пол.
Бредет босая, в мой пиджак одета.
Она поет на кухне поутру.
Любовь?
Да нет! Откуда?! Вряд ли это!
А просто так: уйдет - и я умру.
(Е.Винокуров)

Люблю ее - любил всегда,
Но прочность отношений пала,
И я с отравленной душой, все ближе, ближе у обвала.
Скажи мне да, вернись ко мне,
Но я не вытерпел в седле,
И унесла меня кобыла,
Туда где все она забыла...

Стихов моих ты не узнаешь,
Обид тебе я не прощу.
Ты от забвенья умираешь,
Но я тебя не отпущу)

Проснулся!
День прошел,
Пришел и вечер, и домой зашел,
Я шел по длинным коридорам,
Но все ж тебя я не нашел(
Мораль стиха ясна как шаг,
Любовь несчастная! Ишак!

Вау! На БЗ появился новичок. Да ещё и стихи пишет. Вау.

Да это же клон Мишеля - ты че, не узнал?

Мишеля? Точна! Как жешь я сразу то...... Тиха! Никому не говори.

Любить способен был шутя...
Надменно, как играя, тихо, сидя, беззвучно, в прятки...
Теперь всё в прошлом, вспомнить есть что у меня..
А жить не ярко, жевать, топтатся, нравственно, продумав, ну на ....... ? Зачем..?
Иначе жизнь моя, былаб уж не моя...

Недостойно сражаться с тобою,
Так любимым когда-то -
Пойми!..
Я сдаюсь,
Отступаю без боя.
Мы должны
Оставаться людьми.
Пусть, доверив тебе свою душу,
Я попала в большую беду.
Кодекс чести
И здесь не нарушу -
Лишь себя упрекая,
Уйду... (с)

Ещё Саша Чёрный о любви.

Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман, -
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас - осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, -
Смешна любовь напоказ!
Но всё ж тайком от матери строгой
Она прибегает не раз.

Свою мандолину снимаю со стенки,
Кручу залихвастски ус...
Я отдал ей все: портрет Короленки
И нитку зеленых бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызём солёный миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
Нас греет русская шаль.

А лизин кот, прокравшись за нею,
Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею,
Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель...
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу - газель.

Для нас уж нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,
Раскрылась створка дверей...
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги,
Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стул опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе - три с половиною года...
Зачем нам правду скрывать? ©

Хочу научиться, как Ты, Господи: каждому рад;
Каждому мигу, человеку, ангелу в изголовье...
Я ведь знаю, что жизнь - рай, потому как рай - всего лишь сад.
Выращенный с любовью...

© Алёна Асенчик

Очень хотела это запостить. Спасибо, Таша!

Так чего ж отказывать себе в таком невинном желании?

Ну, какое же оно невинное? Я и так уже с перебором запостила - и Сашу, и других.

Сама себя убеждаю: "Надо быть скромнее"....

Ещё Саша Чёрный о любви.

Кому надо?
Это ж невозможно - выбрать одно-два из такого моря-океана...

Ну, как же? Желающих "А поговорить?" (о любви во всех ее проявлениях) - с перебором, правда, со своими нюансами. Надо соблюдать очередность. Кому? Наверное, всем.

ННП Тоже чтоли отметиться )
Написал вот за пару минут несколько строчек:

Напишу я стихи о любви, нежные, страстные
Не сгорят ли они в огне? Мне не ясно то…
Тронут сердце моих друзей и обрадуют
Строки те потекут рекой, не напраслиной…

Сижу, думаю, дальше сочинять или не стОит?

Сочиняйте. Не бойтесь. Не зыбывайте о самокритике.

Как сказал поэт: "Изводишь, единого слова ради, тысячи тонн словесной руды".

Дерзайте. Главное, в ентом деле - ирония к самому себе.

Без обид.

Чтобы не было мучительно больно.... (потом)

Пусть о любви я говорю слегка коряво
Я не боюсь их снова повторить
слов о любви никак не будет мало
чем промолчать - уж лучше говорить.

Иногда лучше молчать, чем говорить...

а я удержался, промолчал