У меня было три направления на факультеты математики/информатики. Их я получил, когда зашел, приехав в любимый город, к Тамаре Григорьевне, самой чудесной из преподавательниц информатики в моей жизни.
   — Пойдёшь на краевую олимпиаду по информатике? — спросила Тамара Григорьевна.
   — Пойду, — сказал я. — Всё равно мне ещё неделю можно гулять.
   Тогда шли какие-то каникулы, под которые я и выгадал отгулы на работе за самоотверженную ежедневную пьянку с другими монтажниками сцены и осветителями Дворца Культуры, где я работал, во времена новогодних спектаклей для детей.
   Призовых мест я, конечно, не занял, но и за четвёртое политех, пед и универ выдали по направлению.
   Вот в пед я и решил поступать. Ага. На филологию.
   Нас, иногородних абитуриентов педа, поселили в общаге рядом с корпусом на Социалистическом проспекте. Для меня до сих пор остаётся загадкой, зачем к маленьким и глупым абитуриентам в комнаты поселили по заочнику с физкультурного факультета. По одному на комнату. Не знаю, как там где ещё было, а у нас в двух комнатах в соотношении один к трём присутствовали эти самые заочники, приехавшие на сессию.
   В этот период своей жизни я понял, что в ДК работники сцены не бухали совсем. Они были трезвенниками. А мой первый начальник (умница и любитель самиздата, открывший мне, что Стругацкие написали не только «Отель у погибшего альпиниста»), превращавшийся после полбутылки водки в мерзкое недвижимое тело, изъясняющееся невербально, и вовсе трезвенник.
   В общаге мы пили всё, что только могут пить студенты. Много и непрерывно. Физкультурник был крепким парнем, а мой организм, несколько закалённый двумя местами работы и обучением в вечерке, оказался единственным, который мог держаться на одном уровне с ним. Второй физкультурник и пятеро желающих прикоснуться к красоте русской словесности срубались ещё до 1/8 финала.
   Я худо-бедно сдал первые два или три экзамена, стараясь не уснуть в процессе подготовки к ответам и узнал, что до следующего экзамена осталось не то четыре, не то пять дней. Ещё пять дней непрерывного бухалова. Это был перебор. Да ещё и сокамерники поразъехались в свои ближние деревушки.     Объятый печалью, поплёлся я «на Россию». В те времена так называлось место на клумбах по обе стороны кинотеатра «Россия», ныне ставшего одноименным торговым центром. На правой клумбе под сенью деревьев стояли напротив друг друга две лавочки. На них частенько собирались местные криминальные элементы, именуемые в просторечии гопотой, и неформалы.
   Честно-честно. У нас вообще всё было совершенно неправильно в этом смысле. Гопники тусовались с панками, панки с прихиппованными, а последние тусовались вообще. В принципе. Помнится, новосибирские неформалы, приезжавшие время от времени в гости на концерт или по дороге куда-нибудь ещё, сильно этому явлению удивлялись. У них там панки с хиппарями не дружили. И металлисты тоже не дружили. Ни с первыми, ни со вторыми. Все отдельно. Ну а фиг ли нет-то? Город большой, есть куда податься. У нас город меньше.
   Вот сижу я, значит, на лавочке в тенёчке под клёнами, общаюсь с каким-то полузнакомым типом и вижу вдруг, как заруливает к нам дамочка с ребёнком лет пяти-шести.
   — Ну что, пупсики. спросила дамочка, — кто поедет со мной в Горный за травой?
   Трава мне была без надобности, а вот мысль поехать куда-нибудь, где нет щедрых на алкогольные угощения физкультурников, мне очень понравилась.
   — Надолго? — лениво сказал я.
   — Дня на три.
   — Денег надо много?
   — Денег не надо совсем, мы автостопом поедем, — был ответ.
   И я согласился.

   Вход в квартиру сам по себе достоин отдельного описания. У квартиры была входная дверь. С большим замком. А ключа ни у кого не было. Поэтому то, что квартира находилась на первом этаже, было её несомненным плюсом. В те времена о решетках на окнах никто и не думал, поэтому мы входили через кухонное окно. А уже там, за окном и проходом в комнату, я обнаружил офигенный диван. Я не смог отказать себе в удовольствии присесть на него. А там и прилечь...
   Короче говоря, проснулся я, когда за окнами было уже совсем темно. На полу перед диваном сидела Агафья, завёрнутая в пёстрый плед, бегала Агаша и так же вещал, сидя в кресле, какой-то длинноногий лысеющий парень, оказавшийся хорошим знакомым, хорошо знакомым со всяческой эзотерикой. Страшилки у пионерского костра не идут ни в какое сравнение с тем, чем он меня загрузил. Петерсон вообще профессионально грузил. Он знал всё обо всём. Особенно с учётом того, что слушатели были очень благодарные. В процессе общения выяснилось, что сам по себе Петерсон является инструктором, собирающимся везти нынче ночью группу туристов на какую-то базу под Горно-Алтайском. Точнее, ночью он планировал отправиться на точку сбора, откуда ближе к утру всех, у кого есть путёвки, повезут на турбазу.
   У нас путёвок не было. Зато была возможность доехать на ночном поезде до Бийска, где будут подобраны оставшиеся туристы. Там нет никаких проверяющих, и мы вполне себе смогли бы проехать почти весь остаток пути на автобусе.
   — Так на поезд же нужны билеты, а на билеты нужны деньги, — попытался возразить я. Денег у Агафьи не было так же, как и у меня, это я знал точно, потому что по дороге к её дому мы истратили последнюю оставшуюся у неё и у меня мелочь на какую-то еду в магазине с гордым названием «Гастроном». Почему-то это обстоятельство вовсе не смутило никого. Мы собрались и отправились пешком на вокзал. Петерсону надо было куда-то в эту же сторону. Позже, узнав его получше, я понял, что он попросту отправился домой спать.
   Что, где и кому говорила Агафья Енотова на вокзале, я не знаю, но билеты нам купил какой-то посторонний мужик, жалостливо оглядевший с головы до ног меня, сидевшего на полу, прислонившись к большому рюкзаку, и Агашу, восседавшую непосредственно на рюкзаке.
   Про поезд писать особого смысла нету. Сели, уснули, проснулись — приехали. Как у Михалкова, короче говоря: в кресло сел, завтрак съел…
   С завтраком, правда, не сложилось. А есть хотелось зверски. И пить. Пить вообще хотелось безумно. Мы зашли в вокзал и обнаружили, что рукомойники в нём наличествуют, а вот вместо кранов в стены вбиты деревянные пробки. Тогда Агафья пошла в вокзальное отделение милиции, а я пошел следом. Там она поинтересовалась у обалдевшего стража порядка, где тут можно напиться. Он немного помахал безмолвно руками, потом прохрипел:
   — Налево от вокзала в переулке колонка.
   — А газировку зажал, — попеняла ему Агафья, указав рукой на стоявшую на подоконнике бутылку лимонада.
   Милиционер покраснел и попытался стать меньше ростом. Кажется, ему было стыдно.
   Для пасторального Бийска мы являли собой ту ещё композицию: мальчик с волосами до лопаток в джинсе советского производства и девица в пёстром бесформенном балахоне и в широком хайратнике, расшитом бисером. Думаю, нас не убили прямо там, на вокзале исключительно от изумления. Или из врождённой доброты местных жителей. Убедиться в этой самой доброте нам предстояло в самом ближайшем будущем.
   А пока мы вышли из здания вокзала и углубились в темноту переулка, ведущего куда-то во мрак налево.

   Я портвейн не хотел. Я хотел воды. Так мирозданию и сказал.
   — Садитесь на заднее сиденье, — сказало мироздание. Задняя дверца машины открылась, и в салоне загорелся свет. Внутри машины обнаружились два парня, в руках у каждого было по бутылке. Я напрягся, представляя себе, как сложно будет объяснить им, что портвейн и я некоторое время несовместимы. Но пить хотелось жутко, и я двинулся к машине. Агафья с Агашей последовали моему примеру, и после долгого рассаживания через одну дверцу мы устроились на мягком заднем сидении автомобиля.
   — Портвейна? — предложил тот, что за рулём.
   — Воды, — хрипло ответил я. Видимо, что-то в моём голосе водителя убедило, потому что он достал откуда-то небольшую бутыль с дистиллированной, похоже, водой, мерную мензурку и набулькал в мензурку до половины воды.
   Быть джентльменом оказалось сложно. Агафья с Агашей выпили по глотку, и вода кончилась.
   — Ещё, — протянул я мензурку обратно.
   — Больше нет, — ответили мне, — только портвейн.
   — Нет, спасибо, — поблагодарил я, и мы полезли из машины обратным порядком.
   Дверца за нами захлопнулась, и вместо людей с нами снова говорило мироздание из темноты, но мы его не слушали, мы углубились в переулок, где нас ждала обещанная колонка с водой.
   Самое удивительное, что колонку мы, несмотря на несколько расплывчатое описание дороги к ней, полученное от давешнего милиционера, и полную темноту в переулке, всё-таки нашли.
   Это была самая вкусная вода, которую мне приходилось пить в жизни. Она была ледяная. От неё ломило зубы. Она вырывалась мощной неудержимой струёй. Её было почти невозможно поймать. Мы были счастливы.
   Минут через пятнадцать после начала этого пиршества мы отвернулись от колонки и пошли обратно к вокзалу. Назад идти оказалось гораздо меньше. Может, потому, что мы шли на свет тусклого фонаря у входа в вокзал. Оказалось, что справа от вокзала и чуть вперёд стояли столики уличного кафе. На каждый столик ножками вверх были составлены по четыре стула. С одного мы их сняли и уселись вокруг, ожидая, пока придёт утро, и настанет время идти на автовокзал, который был где-то поблизости. Именно туда должен был подойти автобус за второй порцией туристов и за нами.
   Агаша немедленно положила голову на столик и уснула, а мы сидели и болтали обо всём на свете. Вокруг всё было тихо и умиротворённо.
   Из темноты материализовался человек и уселся к нам за столик на свободный стул.
   — Пойдёмте ко мне в гости, — сказал человек. — Мне от вас ничего не надо, только заведите будильник на шесть часов.
   Позже, обсуждая эту встречу, мы пришли к выводу, что свежематериализованный человек попросту не умел обращаться с будильником, а на работу опоздать боялся.
   — Не-а, — ответили мы хором.
   — Вы, наверное, есть хотите, — продолжал человек, — можете забрать всё, что есть в холодильнике. — Он помолчал и добавил совсем печально, — Только там ничего нет.
   Наверное, он ждал каких-то слов утешения, но мыы молча смотрели на него и ждали продолжения, тихонько хихикая.
   — Помогите! Убивают! — раздалось из темноты.
   — За что? — громко заинтересовался человек, сидящий рядом с нами. Агаша и ухом не повела.
   — Он у меня бабу увёл, — объяснил другой голос из темноты.
   Человек за нашим столиком успокоился, а от здания вокзала на крики поехал милицейский бобик. Откуда он там взялся, я не знаю, честно не знаю. Никаких бобиков там не было, когда мы проходили мимо.
   Машина остановилась около нас, и из неё спросили:
   — Ты чего орал?
   — Это не я, — соврал человек, и машина уехала дальше во тьму. Из тьмы донесся топот множества ног, словно в разные стороны убегало не меньше четырёх человек, потом заверещал что-то, оправдываясь, голос, который убивали, и снова наступила тишина.
   Спустя какое-то время из темноты появился ещё один человек.
   — Ты чего орал? — спросил он. И я узнал голос того, кто убивал.
   — Интересно, — ответил человек, который сидел за нашим столиком.
   После этого их разговор свёлся к тому, кто кого знает из какого-то района Бийска. Я не только никого там не знал, но даже и о самом районе слышал впервые. Да и потом больше не слышал. Название из памяти стёрлось насовсем. Пару раз мне казалось, что собеседники перейдут к банальному мордобою, но разговор, то поднимаясь на повышенные тона, то становясь совершенно задушевным, продолжался до тех пор, пока не выяснилось, что эти двое чуть ли не соседи, что вовсе не вызвало у нас никакого удивления, учитывая их способ появления из тьмы. Тогда они обнялись и рассказали нам, что вон в том киоске (из темноты появился знакомый всем, кто жил в СССР, павильончик из деревоплиты, отделанной какой-то глянцевой пленкой зелёного и красного оттенков) живут латыши. И что мы сейчас увидим концерт.
   Парочка отправилась стучать палками по стенам павильончика, разбудила ребёнка. Агаша спросила:
   — А мы к бабе пойдём?
   — Пойдём, — сказала Агафья.
   И мы пошли. Оказалось, что в Бийске у Агафьи живет сестра с мамой. Только Агафья не помнит, где именно. Это показалось нам абсолютно несущественным, и мы отправились в путь. Иногда дорогу выбирала Агафья. Иногда Агаша. Иногда я. Когда начало светать, Агафья с Агашей обнаружили в пределах прямой видимости квартал девятиэтажек, который был опознан как необходимый нам.
   Нам и в самом деле открыла какая-то старушка, которая немедленно начала ругаться на Агафью, сюсюкать с Агашей и предлагать мне кусок пирога.
   В ходе обсуждения стороны пришли к тому, что Агаша остаётся у бабушки, а мы уходим прямо сейчас. И пирога не будет.
   — Почему? — удивился я.
   — Потому что она хотела нас уложить спать в зале на диван, — непонятно объяснила Агафья.
   — И что?
   — Ты хочешь трахаться при ней? — теперь уже удивилась Агафья, явно рассматривая и такой вариант.
   — Н-нет, — обескураженно ответил я. Я вообще не собирался трахаться.
   — Ну и пошли.
И мы пошли.

Сказку «Курочка Ряба» помнят все. В детстве ее рассказывают или читают практически всем детям. Я вспомнил об этой сказке вот зачем.
Человек заводит детей для того, чтобы учится у них мудрости. В тоже время на человеке лежит обязанность передать ребенку ту мудрость, которую он усвоил сам и тем самым подготовил ребенка к самостоятельной жизни. Причем желательно сделать это до 10 лет. Младшей дочери Марине исполняется 10 лет и я, понимая свою обязанность, и то как дети относятся к наставлениям родителей и вообще взрослых, задумался в какой форме и как это сделать. И вспомнил о сказках. Появилась идея – а что если на примере какой либо сказки, разбирая ее скрытую, поучительную часть, таким образом передать ребенку знания, заинтересовать его, показать пример рассудительности. Сказано – сделано. Первой на ум пришла выше упомянутая сказка. Я сосредоточился на сказке. Меня поразило то, как много сказано, зашифровано в этой сказке, какой глубокий смысл заложен в ней. И я решил поделиться этим со всеми и изложить на бумаге то, что я понял в этой сказке со своей «кочки» зрения. Не срою, что на эту «кочку» в очень большой степени повлияли знания, полученные мною из книг Лууле Виилма серии «Прощаю себе». В общем, что получилось, то получилось, что выросло, то выросло. В последнее время много появилось «видений» второго или даже третьего плана у известных произведений искусства. Это один из таких вариантов.
Начнем с того, что на обложке написано: «Русская народная сказка». Слово «народная» говорит о том, что возникла она так давно, что совершенно не ясно, кто и когда ее придумал. Можно предположить, что это зашифрованное сообщение очень древней цивилизации и предназначено тем людям, которые смогут понять этот смысл в свое время. По видимому такое время пришло, если была дана мне расшифровка этой сказки. Слово «русская» говорит о том, что, скорее всего источник (цивилизация) находилась на территории Руси. Сейчас и ранее много говорится об особой роли России на нынешнем этапе развития человечества. Наверное, это не спроста и в этом что-то есть.
«Жили себе дед да баба» - так начинается сказка. Кто они такие ничего не говорится. Отсюда можно предположить, что речь идет обо всем человечестве, о его мужской и женской половине. «Дед да баба» говорит о возрасте и, следовательно, о времени, когда происходят события. Если принять за детство первобытно - общинные времена, юность – рабовладельческие, зрелость – конец 19-го – начало 20 века, то старость это конец 20 века – начало 21-го, т.е. речь идет о сегодняшнем времени. Это подтверждает также и то, что понимание сказки пришло в наше время.
«Да» означает согласие и единение, единение мужчины и женщины. Необходимо это затем, что только в единении можно достигнуть уравновешенности, совершенства и счастья. Ибо нельзя возвыситься, порабощая и унижая женщину и нельзя достигнуть уравновешенности и совершенства, презирая мужчину. Совершенные, уравновешенные мужчины и женщины не стареют. То, что мы сейчас не являемся в большинстве своем совершенством и то, что в сказке дед и баба, говорит о многом.
«Жили себе» означает жизнь для себя. «Жизнь есть Бог». «Жизнь есть движение, Энергия». «Жизнь есть Любовь» утверждает Лууле Виилма. Жизнь движет вперед энергия Любви. Остановка энергии Любви это Смерть. Свободное течение энергии Любви сдерживает страх «меня не любят», который рождается от чувства вины и превращается в злобу. Злоба это уже болезнь. Злонамеренная злоба приводит к раку и смерти. Чем больше злобы, тем меньше Любви, тем ближе смерть. Как жили, говорит то, что они уже дед и баба, т.е. Любовь едва теплится, все заполнила материальность, она же борьба за жизнь, она же злоба.
Как жили и что нажили дед и баба? А «Была у них курочка ряба». Была это бытие, которое определяется сознанием, миром мыслей человека иначе мировоззрение, накопленная мудрость человечества к этому моменту. «Курица не птица…» и не животное. Символически она означает мир мыслей, т.е. сознание. По жизни курица роется в земле, навозе, мусоре отыскивая зерна (Истину), т.е. очень приземленная жизнь. Однако она может взлететь на забор или сарай, т.е. возвышая себя творческим озарением мысли, причем чаще всего это делает петух, а не курица. С древнейших времен ведется спор философами – что вперед курица или яйцо. Спор решается просто. Яйцо это совершенство, способное воспроизвести себя путем превращения в курицу и вновь в яйцо. Всякое совершенство может быть образовано путем слияния мужского и женского начал, т.е. должен быть еще и петух. Курицу и петуха создал Бог, как и всякую «тварь по паре», а то, что кто-то путает эволюцию и естественный отбор с творением Божьим, это его проблема. В отличие от нас у Бога нет понятия времени, есть только вечное сейчас. Курочка ряба, т.е. рябая, пестрая. Таков и мир мыслей человечества. Есть черные, темные мысли, есть немного светлых и чуть-чуть золотых (солнечных), есть и другие цвета мыслей и чувств человечества. Курочк-а ряб-а – буква «а» это первая буква алфавита, т.е. стоит в начале алфавита, является определяющей. Стоя в конце слов, определяет женский род в этих словах. Отсюда вывод, что мир мыслей, в том числе мужской определяется женщиной. Символически считается, что женщина это шея, а мужчина это голова, то куда шея повернет голову, т.е. мужчину, то в том направлении и будет думать голова. Мысль материальна. Любому проявлению мира материи предшествует мысль. Следовательно, за сегодняшнее состояние дел в мире ответственна женщина. Об этом прямо заявляет Лууле Виилма в своих книгах.
«Снесла курочка яичко. Яичко не простое – золотое». Таким образом мир мыслей человечества, направляемый женщиной произвел к настоящему времени золотое яйцо. Яйцо среднего рода, в нем заключено мужское и женское начало, т.е. в его физическом, материальном создании участвовали мужчина и женщина. И за результаты материального воплощения несет ответственность также и мужчина. Яйцо символизирует Истину. «Яичко не простое – золотое» значит не натуральное, понарошное, искусственное ненастоящее, обманчивое, ложное. Это символ сегодняшней материальной технократической искусственной цивилизации идущей путем ложной Истины, главной целью которой является жажда наживы (золото).
«Дед бил, бил – не разбил,
баба била, била – не разбила».
Это тщетные попытки разобраться с тем, что сотворено технократической цивилизацией, добиться понимания той Истины, которая составляет суть этого материального пути, по которому сейчас пока идет человечество в своем большинстве. Сама последовательность действий – сначала дед, а потом баба отражают порядок сотворения материального мира и нынешнее положение вещей в нем. Сначала, направляемый женской мыслью, в основе которой лежит желание жажды наживы, действует мужчина, который в соответствии со своей половой ролью должен творить материальный мир. Но, тщетны попытки мужчины дойти до Истины, если они направлены неверной мыслью женщины. Поняв, что на мужчину надеяться нечего, за дело берется женщина. Известно, что, обвинив мужчин во всех грехах, облив их презрением, женщины добиваются права выполнять мужскую роль, хватаются за мужские дела, позабыв что они женщины. В результате мужчины становятся женоподобными, а женщины мужеподобными, т.е. человек превращается в существо среднего рода. Естественно, что и женщина, если она идет не в том направлении, не может добиться успеха.
В этих двух строчках слышится звон церковных колоколов, и приходят мысли о церкви и религии. Золотое яйцо тоже наводит на мысли о церкви и религии, ибо оно используется по крайней мере православной церковью как символ воскресения Иисуса Христа. Однако то, что яйцо золотое и не настоящее, а также то, что в наше время церковь и люди используют вареные и искусственные яйца из разного материала, в том числе из золота, говорит о том что и церковь ослеплена жаждой наживы. Сколько золота в убранстве церквей и одеждах священнослужителей! И получается, что нет возможности дойти до Истины, обратившись к религии. Тысячелетняя история религии тоже говорит об этом.
И так, что же делают люди, когда их попытки добиться чего-либо потерпели неудачу? Они начинают анализировать, размышлять, почему это произошло? «Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось» это и есть размышление, движение мысли. Кроме того, мышка это животное, символически соответствует душе, а еще точнее, символизирует жажду наживы души. Есть выражение: «ухватить мысль за хвост», отсюда в сказке хвостик у мышки. Становится понятно, что неудача с золотым яйцом связана с жаждой наживы и размышления деда и бабы (человечества) касаются жажды наживы. В каком направлении идет размышление говорит слово мах-нул-а(я), т.е. от максимума до нуля. Теперь можно полностью понять фразу. Потерпев неудачу, и занявшись размышлением, баба, а затем и дед поняли, что нужно освободить душу от жажды наживы. Причем это нужно сделать в первую очередь женщине – буквы «а» в словах (мышка, бежала, махнула). Сила мысли, освобожденной от жажды наживы такова, что яйцо упало и разбилось, а золото металл мягкий. Пал и разрушился символ технократического пути развития человечества, как только человек возвысился духом и освободил душу от жажды наживы. Ничего не говорится о содержимом яйце и это означает, что символ развеялся в прах, внутри ничего не было.
«Дед и баба плачут…». Плакать, печалиться вроде бы нечего. Золото осталось золотом, даже если оно и не сплошной кусок металла. Это означает то, что от крушения основной иллюзии большинство человечества будет очень сильно опечалено. Оно поймет, что, тот путь. по которому шло раньше человечество, привел в никуда, в тупик, к разрушению. И хотя человечество печалится, сознание работает – «курочка куда-х-чет». Куда – это направление, чет-(нечет) – это гадание, предсказание, а все вместе означает, что сознание нашло новый путь , новое направление, которое говорит человечеству: «не плач дед, не плач баба! – я снесу вам яичко другое, не золотое – простое». И это и есть самое главное в сказке, то что нужно искать счастье, встав на путь подлинной Истины, символом которой и является простое яйцо.
Каким образом встать на путь Истины, возвысится духом, стать уравновешенным, рассудительным, речь пойдет в другой сказке.
P.S. Когда дочь прочитала то, что я написал, то она стала меня уверять в том, что мышка хвостиком не «махнула», а «вильнула». Сначала я не обратил на это внимания. Это было совсем не понятно и никак не вязалось с действием сказки. И только тогда, когда в очередной раз она начала меня вновь уверять, что на самом деле мышка хвостиком «вильнула», я спустя некоторое время понял, что дочь, скорее всего, права. «Вилять», «извилина», «увиливать» имеют один корень «вил» и он означает изменение, в данном случае изменение мышления. Так моя дочь подтвердила истину, что дети мудрее родителей, поскольку их дух старше и большее количество раз воплощался на Земле и набрал больше мудрости.

   В те далёкие времена в автобусах присутствовали билетные кассы, куда можно было бросить пятачок и выкрутить себе билет с помощью специальной ручки. Теоретически выкрутить можно было и два, и пять и одиннадцать билетов, не сбросив не копейки, потому что никаких защитных механизмов у ручек не было (хотя позже мне, кажется, встречались такие девайсы с дозированной подачей билетов, но воспоминание это смутно и на полную уверенность не тянет), но обычно никто подобной ерундой не занимался, предпочитая попросту ехать без билета. Зайцем.
   Вот так же поступили и мы. Вероятность столкнуться в автобусе с контролёром была исчезающе мала, но нам несказанно повезло с точки зрения комбинаторики. К сожалению, обычная, житейская, точка зрения с ней не совпадает.
   — Приготовьте билетики на контроль, — произнёс скандальный женский голос откуда-то сзади. Есть такие женские голоса. Они блуждают по свету, находя себе хозяек en mass среди работниц сферы обслуживания. Принадлежат он, как правило, обрюзгшим тёткам, которые ненавидят всё, что заставляет их делать хотя бы что-то. И в первую очередь эти тётки ненавидят свою работу и своих клиентов.
   Мы загружались в автобус, видимо, где-то на конечной остановке или неподалёку от неё, поэтому с комфортом расположились на сидениях где-то в районе задней двери. Голос нам слышно было, а голосовладелицу видно не было. Агафья тихонько шепнула мне на ухо:
   — Ничего не говори, улыбайся и кивай.
   Я ничего не понял, но улыбнулся и кивнул.
   Тем временем контролёрша подошла к нашим сдвоенным сиденьям.
   — Билетики предъявляем на контроль. — Она была низкорослой полной тёткой лет около пятидесяти с какими-то неопрятными волосами, отвисающими щеками, углы рта, казалось, навсегда опустились вниз, а глаза не выражали ничего, кроме усталости. Мне почему-то стало её жаль. Жаль того, что я еду впервые в жизни смотреть на Алтайские горы, а она, даже если окажется там, куда еду я, будет смотреть за детьми или внуками. Я улыбнулся ей, чтобы она хоть немного обрадовалась вместе со мной. Она не обрадовалась.
   — Тут понимаете, какое дело, — приподнялась с сиденья Агафья. — Это бельгийский турист, удрал от группы, мне пришлось его искать, — она показала рукой на стоящий у меня на коленях рюкзак, словно призывая его подтвердить истинность слов. — Сама по звонку выскочила, ничего не взяла с собой, а у него только боны.
   Тётка опешила. Я широко улыбнулся, понимая, что мы вылетим из автобуса не своим ходом под аккомпанемент матов, но ещё и поддерживаемые и направляемые дружескими руками (а может быть, и ногами) окружающей среды. Эта картина так явственно встала у меня перед глазами и показалась такой смешной, что удержаться от улыбки я не мог. Есть у меня такое дурацкое свойство: улыбаться в самые ответственные моменты. Помню, в начальной школе на смотре песни и строя, я всегда сиял улыбкой, проходя мимо принимающих смотр. Меня даже за это учительница хвалила. А я просто старался быть серьёзным и ответственным, но не мог.
   Тётка вообще оторопела.
   Если кто не застал советские времена, то поверьте мне на слово: у простого народа иностранцы вызывали такой пиетет, какого сейчас, как мне кажется, не вызывает уже ничто. Иностранец был существом с совсем другой планеты, он мог бродить под присмотром пары-тройки кагэбэшников где-то в Москве или Ленинграде, но не вот так запросто в автобусе на окраине Бийска. Наверное, Агафья была неплохим психологом. Или действовала по наитию. Второй вариант мне кажется ближе к истине. Упомянутые ею боны были валютой, которую держать в руках без письменного на то разрешения соответствующих органов не рекомендовалось никому.
   А кем ещё, кроме как залётным бельгийским туристом, паломничающим в сибирские Альпы, мог оказать счастливо скалящийся волосатый юнец в городе Бийске в конце восьмидесятых годов?
   Много кем, конечно, мог оказаться, но у тётки не возникло и тени сомнений относительно правдивости поведанной ей истории. Она неумело попыталась улыбнуться мне в ответ и исчезла из автобуса, не завершив свою миссию.
   — До свидания, — сказал я, радостно помахав ей в окно. Пассажиры, слегка отодвинувшиеся от нас после короткого диалога, радостно заржали и придвинулись обратно. Контролёров почему-то никто не любит. Интересно, любят ли их дома?
   Тётка робко, как-то из-под полы пошевелила в ответ ладошкой, и автобус поехал дальше.

   На автовокзале, состоявшим из одной или двух платформ для междугородних автобусов, уже стоял красный ПАЗик, рядом с которым прогуливался Петерсон. Он замахал нам руками, увидев издалека. О чём-то пошептавшись с Агафьей, он сообщил, что водиле в принципе глубоко по фигу, поедет он с пятью свободными местами или с тремя, мы загрузились внутрь и отправились на турбазу, дислоцировавшуюся где-то под Горно-Алтайском. По дороге была остановка в Сростках, где я имел возможность осмотреть самую обычную избу, в которой жил Шукшин, но и осмотр, и сама поездка были какими-то уже не слишком интересными.
   На турбазе Петерсон сказал, что в домик нас поселить возможности нет, потому что директор просто зверь, выдал нам палатку, которую мы кое-как накинули на ветки каких-то деревьев, и скрылся, ведомый своими петерсоньими делами.
   Над миром сгущались сумерки. К нашей палатке подошла представительная дама и глубоким голосом поинтересовалась, что мы здесь делаем.
   — На Телецкое едем, — простодушно ответил ей я. — Там, говорят. красиво-о-о!
   — На нашем автобусе вы не поедете, — сухо сообщили нам. И я понял, что завтра снова будет интересно. Потому что Агафья засмеялась и сказала:
   — Посмотрим.
Представительная дама ошиблась. А я был уже практически влюблён в Агафью, поэтому ночь была очень длинная, и мы совсем не спали. До самого утра.

   С утра мы сдали Петерсону его палатку с рук на руки и пошли к центральному зданию всего этого туристического рая. Я не помню, как оно вообще выглядело, это здание, да мне было наплевать на него. Мы расстелили на газоне рядом с забетонированной площадкой перед входом в него покрывало, и Агафья принялась делать что-то там из бисера, а я взялся за книгу. Что за книга, откуда и куда она потом делась, я не помню. Помню только что там было до безумия много всяких описаний природы и ландшафтов. Я просто убивал время. Агафья сказала, что лично мне ничего делать не надо, я могу наслаждаться жизнью.
   Надо сказать, что к этому времени я уже не очень-то и хотел есть. Пить хотел, это да. У меня вообще всё это путешествие связано неразрывно с бесконечной жаждой. утоляемой самыми разнообразными способами: из горной реки (не то Бия, не то Катунь, короче, кто-то из предков Оби), то из приснопамятной колонки, то из фляги (здоровенная такая фляга с холоднющей водой, но об этом, наверное, будет дальше), то колодезной водой из ковша в Сростках. На турбазе были к моему счастью краны с проточной водой, поэтому жажду можно было утолить в любой момент.
   Итак, мы отдыхали под жарким солнышком, а транзитные туристы, направляющиеся дальше, на Телецкое озеро, стали уже собираться группами и в розницу у того же самого здания. Вскоре появился и вчерашний ПАЗик, в него начали грузить туристический скарб, а ещё пришла представительная дама.
   — Я вас в автобус не пущу, — первым делом сообщила она нам.
   — Ну и не надо, — меланхолично отозвалась Агафья. — Мы тогда отсюда никуда не уйдём.
   — Я милицию вызову, — пригрозила дама.
   — Могут не поехать из Горного, — засомневалась Агафья.
   Дама тоже засомневалась, это было видно по тому, что её решимость внезапно куда-то исчезла, и вместо представительной дамы перед нами появилась жутко чем-то расстроенная женщина административных наклонностей.
   — Откуда вы вообще взялись-то на мою голову? — возопила административная женщина.
   — Оттуда, — передать интонации я не возьмусь. В этом ответе веяло тропинками забытых планет и грохотом копыт скифской конницы. Я посмотрел в сторону горизонта, на полпути к нему пасся какой-то конь. Или кобыла. Лошадь. «К вечеру доберётся до горизонта,» — подумал я.
   — Если вы на обратном пути здесь появитесь, я вас точно в милицию сдам, — пообещала женщина. Потом вздохнула и добавила, — Идите садитесь в автобус.
   Водитель, с интересом прислушивающийся к разговору, кивнул своим внутренним убеждениям и пошел в кабину заводить мотор. Оказалось, что остальные пассажиры уже забрались внутрь, и все ждали только нас.
   Я никогда не думал, что от Горно-Алтайска до Телецкого так долго ехать. Мне почему-то казалось, что там полтора пальца по карте, а оказалось, что я успел три раза уснуть и проснуться, пока мы доехали. Вокруг то и дело появлялись какие-то горные сколы самых забавных видов, это снова укачивало.
   Автобус остановился почему-то не внутри территории тамошнего поселения, а перед воротами, и народ потянулся с рюкзаками за плечами к проходу между стоявшими рядком металлическими умывальниками и побережьем Телецкого озера. Меня же влекли к себе безмерно умывальники. Я снова долго и планомерно пил воду, ощущая, как внутри остывает какая-то кипящая лава. Правда, она остывала только пока я пил. Потом снова начинала кипеть.
   Наверное, уже в Бийске я оказался в каком-то состоянии измененного сознания. В таком состоянии, я думаю, мушкетёры пытались похитить с эшафота английского короля. Впрочем, у них не очень получилось. У нас, как мне кажется, это бы вышло с легкостью.
   И ещё я хочу добавить, что купаться в Телецком озере не рекомендуется, очень уж оно прохладное. Зато как чудесно уснуть на его берегу в тени куста.

   Мне не хочется описывать встречу с совершенно сумасшедшей парочкой панков из Калининграда, прибывших в Горный Алтай тоже автостопом, но я вынужден их упомянуть, потому что по дороге к ним прибился некий прихиппованный тип по прозвищу Алекс (уж не знаю, настоящее это его имя, или нет) из Москвы. С этим самым типом ранним утром второго дня мы и двинулись в обратный путь.
   — Вы только не пугайтесь, — сказал нам Алекс, когда озеро скрылось за первым же поворотом, — но я иногда бываю крезанутым. Но я не буйный.
   Мы переглянулись и цинично заржали, ощущая себя настолько двинутыми, что крезанутый Алекс тянул максимум на обывателя с лёгкими отклонениями. Да и Агафья, как оказалось, уже не раз успела побывать на Силикатном, где в Барнауле располагается психушка. Эта наша реакция откровенно обрадовала Алекса, и мы двинулись вперёд, причём я, твёрдо уверенный, что тут ехать совсем недолго, а стало быть, и пешком мы до цивилизации доберёмся чуть ли не через пару километров, то и дело бегал смотреть наиболее поразившие меня выступы скал, на некоторые даже взбираясь. Поначалу. Через пару-тройку часов энергии во мне поубавилось, но двигаться неспешно и размеренно, как мои опытные спутники, у меня всё равно не получалось. Я то отставал, то обгонял их, искренне не понимая, как можно не радоваться тому, что вокруг.
   Впрочем, скоро я узнал, как это можно делать. Дорога петляла в разные стороны, то приближаясь к горной реке, то отдаляясь от неё. А я, как вы помните, основным своим рационом утвердил на время путешествия воду. Не то, чтобы мне так уж нравилось её пить, но во-первых, утоляла голод, а во-вторых, охлаждала меня изнутри. У меня не было возможностей для измерения температуры, но, думаю, в районе тридцати семи с половиной, а то и тридцати восьми градусов имени господина Цельсия градусник бы зафиксировал.
   Когда я в очередной раз предложил пойти испить дарованной нам природой влаги из хрустальных холодных вод реки, Агафья вдруг радостно завопила и помчалась к воде, разбросав в невысокой траве на бегу свои босоножки. И хотя трава и была невысокой, найти босоножки мы так больше и не смогли. Оставить её без обуви я не мог, поэтому отдал свои тапки и остался в одних носках, которые, как оказалось, совсем не защищают ноги от мелких камней, изобильно покрывавших дорогу и её окрестности. Через несколько сотен метров ноги стали гореть, на них было больно наступать, а еще через километр я перестал чувствовать это неудобство. Потому что нас догнал грузовик. Большой оранжевый КамАЗ с лежанкой и добрейшей души человеком за рулём, который подобрал нас, оговорив, что за проезд мы должны будем расплатиться болтовнёй до самого Горно-Алтайска. Есть у меня подозрение, что он разочаровался в оплате, посчитав, что ему подсунули фальшивку. Потому что мы болтали о том, что интересно нам, а не о том, что интересно ему. Впрочем, в любом случае ему было интереснее, наверное, слушать наш бред, чем ехать одному, пытаясь поймать на горной дороге хоть какое-то радио (если оно, конечно, у него было). Удобнее всех устроился Алекс: он забрался на лежанку и спокойно уснул.
   Уже в сумерках нас высадили на какой-то окраине города, видимо, Горно-Алтайска, и КамАЗ укатился в дальние дали, куда нам было совсем не надо. До трассы было подать рукой, по дороге, где мы находились, тоже ездили грузовики, и мы, наплевав на то, что уже начинало смеркаться, решили добираться до Бийска прямо сейчас. Ну вообще-то у нас и выбора особого не было, остановиться в Горно-Алтайске нам было негде, хотя Алекс и рассказывал, что у него где-то в дебрях записной книжки есть пара вписок в Горном, но он сам признался, что не дружит с головой, поэтому у него могли оказаться адреса из какого-нибудь Челябинска, да и телефонов в ближайших окрестностях видно не было. Зато было видно, как собирается на местные посиделки местная молодёжь, уже бросающая на нас быстрые и совсем не исполненные любви взгляды. На коротком совещании мы единогласно решили, что углубляться в местные переулки себе дороже и пошли по дороге, а потом и по трассе, приводя мои ступни, прикрытые уже носками практически только с верхней стороны, в полнейшее расстройство, а через их посредство и самого меня в то же состояние.
   Уже порядком стемнело, когда очередные приближающиеся к нам в попутном направлении фары не побежали дальше, указывая нам направление движения, а остановились совсем рядом.
   — Не возьмёт он нас троих, — сказала мне на ухо Агафья, — надо уходить.
   Остановившийся грузовик словно сошел с каких-то раннепослевоенных фильмов. Это, насколько я понимаю, был ЗИЛ-157, и места для трёх пассажиров, как мгновенно определила Агафья, в нём не было.
   — Двоих возьму, — подтвердил наши опасения водитель грузовика.
   — А если мы на колени?.. — начал я, не представляющий, как можно посреди ночи бросить человека.
   — Третий может в кузов залезть, — прервал меня водитель, и Алекс, радостно встрепенувшись, немедленно полез в кузов. А мы забрались в кабину, и грузовик поехал.
   Я не знаю ,что там в нём вибрировало при работе мотора, но вибромассаж всего тела ещё долго отдавался где-то глубоко внутри меня уже после того, как мы покинули транспортное средство. Разговаривать в такой обстановке было невозможно, можно было только орать, и мы орали песни, стихи, матерные частушки (водитель) и всё в этом духе. Несмотря на дрожь и грохотание, ехал грузовик шустро, и в Бийске мы оказались ещё затемно.
   Агафья и я выбрались из кабины, весёлые и бодрые, а сверху на нас, свернувшись практически в колобок, рухнул из кузова Алекс. Он, может, и пел песни или рассказывал стихи, но, судя по его полузамерзшему состоянию, основными текстами этих сольных выступлений были звуки типа «ды-ды-ды-ды-ды». Он объяснил нам, как смог, что дальше будет добираться сам, и что у него дела и сгинул во тьме за каким-то пакгаузом.
   Вокруг нас были эти самые пакгаузы, железнодорожные рельсы в больших количествах и какие-то чернильно-чёрные пятна, которые я, попав в одно, опознал как лужи.
   — Куда пойдём? — спросил я, потеряв из виду чем-то расстроенного Алекса. Звук его передвижения растаял не так быстро, но и не задержался надолго, и вскоре я уже не отличал дрожи внутри меня после поездки на чуде грузоперевозочного транспорта от стука зубов уходящего навсегда из моей жизни Алекса. Мы с ним разговаривали после ещё раз. По телефону. В самом начале своего пути мы обменялись координатами, и я, мучимый бездельем в период поставок оргтехники, когда находился в Москве, набрал его телефон, узнав через почти десять лет, что Алекс таки добрался домой. Встречаться, впрочем, мы не захотели.

   Рассвет застал нас на перекрёстке дорог в частном секторе Бийска. Стрелка на Барнаул указывала на дорогу, взбегавшую куда-то в гору. Мы по этой дороге не пошли. Мы пошли рядом. Ну как рядом, напрямую через частный сектор, перебираясь через заборы, проходя через калитки и тропинки, известные только здешним аборигенам. Всё это произошло потому, что Агафье приспичило попасть в туалет. Надолго попасть. Дела у неё там образовались. Мне во время этого путешествия для очищения организма было достаточно отвернуться к первому попавшемуся кусту.
   Почему-то туалеты на нашем пути не попадались долго. Они то виднелись где-то из-за домов, куда мы предпочитали не ходить, не будучи уверены в гостеприимстве местных жителей, то отсутствовали вовсе. Наконец нами было обнаружено строение сортира, полностью подходящее для наших целей. Туалет был построен посреди большого участка, засеянного не то картошкой, не то ещё каким корнеплодием. Какая сила внушила владельцу построить туалет прямо посреди огорода, я не знал. Агафья скрылась за дверью, а я бродил вокруг, хихикая сам с собой, представляя, что сейчас откуда-нибудь придёт хозяин этого участка, и я буду объяснять ему, пытаясь не прерывать свои объяснения хохотом, что мы просто зашли сюда покакать.
   Наконец дверца туалета открылась, и мы с Агафьей смогли воссоединиться, чтобы идти дальше.

   На трассе нам сразу повезло встретить попутку до Барнаула. Нормальный сине-белый ЗИЛ без дополнительной опции вибрации, понёс нас домой, и я то и дело пытался отрубиться и уснуть, но водитель тряс меня за плечо и испуганно рассказывал, что мы можем встретить ментов, и мне нельзя спать.
   Уже потом, в городе, я вспомнил об этом и спросил у Агафья, чего, собственно, надо-то было от меня этому садисту. Агафья обидно засмеялась и спросила:
   — Ты давно себя в зеркало видел?
   — И что там? — хмуро полюбопытствовал я, с наслаждением шлёпая босыми ногами по гладкому асфальту тротуара.
   — Да у тебя вид, как будто ты обдолбанный. Вот он и решил, что мы траву везём.
   Точно! Она же меня звала за травой! Я вспомнил цель путешествия Агафьи.
   — А она у нас есть, что ли?
   — Нету, конечно, где бы я её взяла?
   Мы дошли до точки, с которой и началось это замечательное путешествие: к кинотеатру «Россия». Увидев фонтан с бьющими в небо струйками воды, я аккуратненько вошел в него, переступив парапет, и улёгся в воду, чувствуя, как возвращается жизнь в избитые дорогами ноги.
   Вокруг ходили люди. Некоторые из них были даже знакомы, они о чём-то меня спрашивали, а я улыбался им и молчал.
   Как же хорошо всё-таки отдыхать в Горном Алтае.

...В тот памятный вечер я заехал в гости к Анзору по кличке «Красавчег» - чисто случайно - а у того (бывают же совпадения!) оказался день рождения. Тьма приглашенных. Уйма подарков. Оркестр, откупленный на пару деньков...
- Вот ты мнэ друг или нэ друг? - спрашивал "новый нерусский" Анзор у меня, фамильярно обняв за талию.
- А как же! - не совсем впопад отвечал я, ожесточенно роясь вилкой в салате.
- Вот ты мнэ скажи, как другу, да, зачем люди ссорятся, когда они должны дружить, вах?
- А кто ссорится? -- я положил в сторону вилку и отработанным взглядом выхватил из толпы танцующих блондинистую незнакомку с поразительно гладкими и длинными ногами.
--Ну я вообще, - «Красавчег» налил себе и мне, - в глобальном смысле, да?
- - Ты сам понял, чё сказал? - почти на автопилоте выдал я, по-прежнему любуясь блондинкой, под быструю музыку задиравшеую ноги не хуже Брюса Ли.
- Так выпьем же за дружбу! Дружбу народов! - неожиданно влез в серьезный разговор Игорек, молодой человек с наружностью классического голливудского злодея, до того смирно сидевший напротив.
-...и полов, - добавил я и опрокинул в себя стопку. Блондинка нравилась мне все больше и больше.
- Каких полов, да? - Анзор по пьяному делу явно выпустил из рук нить разговора и теперь недоуменно оглядывался, ища ее, - при чем тут пол, вах?!
- Игра слов, - невозмутимо обронил я, и тут быстрый танец кончился. Зато начался медленный. Но пока я готовился к прыжку хищника, меня опередил вездесущий Игорек.
- Да-а, - Анзор разлил жалкие остатки "Отечества", - все в этой жизни меняется. Помнишь Лола, мою третью, нет, четвертую?..
- А как же!
-Так вот... Нэт, Лола нэ заболэл, нэ пэрэживай, и даже нэ умэр... Надоел мнэ, понымаэшь, да? Из-за ссор и рэвности... И зачем люди ссорятся? - на секунду задумавшийся Анзор мечтательно продолжил.--зачем нэ лэтают, как птицы?
-А как же!..--я тяжелым взглядом проводил потную ладонь Игорька, спускавшуюся все ниже и ниже по спине танцевавшей с ним блондинки.
-Пришлос молодой взять,--«Красавчег», не обращая внимания на мои глуповатые ответы, гнул свою тему.--Пятый жена, получается, да? Вон Игор с ней танцует, э-э!.. Нравится? По глазам вижу, нравится!…Так выпьем же за мой пятый жена, вах?!
Я, чуть не подавившись, выпил. И, поняв, что с блондинкой обломится только через собственный труп, посмотрел на часы. Десять минут одиннадцатого. Поблагодарив хозяина за гостеприимство, я, слегка огорченный, направился в прихожую.
- Слюшай, ты же немного пьяный, да?- слышался из-за спины голос Анзора.- Как домой поедешь, э-э? Мащина на стоянка поставь, я скажу, тебя довезут...
- Сам доеду, бросил я,--на ходу и не без труда находя рукав дубленки, - подарок за мной...
В принципе, не сказать, что я был сильно пьян, но где-то бутылку на грудь принял.
Ни улице было свежо. Я тоскливо думал о молодой и длинноногой, почему-то доставшейся не мне. Надо было спросить у «Красавчега», натуральная ли она блондинка? У меня вообще ненормальная тяга ко всему светлому -- может, поэтому мое любимое время года зима, а любимая профессия – медички. Сев за руль ослепительно белого "Мерса", я все же задумался, а ни воспользоваться ли мне советом Анзора, но решил, что возвращаться западло. Путь предстоял неблизкий - (от МЖК через Старый мост до Сибиряков-Гвардейцев), и проехать его надо было так, чтобы потом не было мучительно больно. Где-нибудь в отдельной палате, в гипсе и с пробитой головой. Но этиловые пары
и женские чары сделали-таки свое дело: я резко ударил по газам, и... не ус-
пев прокатиться с ветерком сотню-другую метров, привлек внимание доблест-
ной автоинспекции, невесть как оказавшейся в этом не самом оживленном месте.
- Стар-жант-нецов, -- скороговоркой представился крепыш в сером и наклонился ко мне.
- Очень приятно, - лицемерно протянул я, так как серое не люблю больше всего: оно мне напоминает мышей. Крепыш заметно вздрогнул, но тут же алчно заулыбался:
- По-моему вы... нетрезвы (амбрэ , исходившее от меня, не оставляло никаких других версий) Можно ваши права?
--Братан! - с нажимом сказал я и с ловкостью Дэвида Копперфильда вырастил в своей ладони невзрачную зеленую бумажку с портретом ныне покойного американского президента. -- ну, ты меня понял... Мне тут рядом… Разошлись?..
- Разошлись, - обрадованно дал задний ход крепыш. Он тоже, судя по всему, был фокусником: банкноту не самого мелкого достоинства с моей руки как корова языком слизнула, - будьте только осторожнее...
Смысл этого "будьте осторожнее" я понял чуть позже, лишь на левом берегу. А сейчас ехал, насвистывая, по Никитина, хотя и облегченный на сотню баксов. Подумаешь, невелика потеря! Я вновь вспомнил длинноногую, но все плотские мысли куда-то улетучились у "Северянки", на Кирова, когда меня опять тормознули. Я про себя неслабо выругался, вкладывая свободно конвертируемый "пропуск" внутрь водительских прав и протягивая их очередному сержанту. И чего им не спится?!
--Какие-то проблемы?
--Ноу проблем, - белозубо ухмыльнулся сержант, возвращая права -ТОЛЬКО ПРАВА - мне, их законному владельцу.
"Ишь, полиглот выискался! Боевиков насмотрелся!", - зло подумал я, отчаливая, но перед въездом на мост полосатой палкой явно по мою душу размахивал очередной ретивый служивый. В сером…
--У вас операция "Перехват"?-- устало спросил я , еще не зная ,насколько точно я попал в "десятку".
--У нас дежурство, -- гораздо равнодушнее, чем следовало, откликнулся "служивый" и отдал мне честь, - мы вас больше не задерживаем…
Излишне упоминать, что честь он отдал отнюдь не за бесплатно...
"Триста баксов, - малость ошеломленно думал я, неприязненно глядя в зер-
кало заднего вида на удаляющегося "обесчещенного", - это уже крутовато... За триста "капусты" я всего лишь покинул правый берег..."
…А у выезда с дамбы, на Горской, стояла зачуханная "копеечка", а рядом с ней...
Догадайтесь с первого раза. "Четыреста," - выдал калькулятор в моих начавших трезветь мозгах. И тут я вдруг понял, что происходит. Проехав немного по проспекту Маркса, я резко затормозил. "Я же еду по ОСНОВНЫМ магистралям, - запульсировала в голове запоздалая догадка, - а у них там поди, мать их так, учения какие нибудь… Плановые... Или, может, ловят кого… Или шишка какая-нибудь из Москвы прикатила. Да какая разница! По переулочкам надо, так незаметнее". И, хитро улыбнувшись, я свернул в тень торгового института, проехал мимо общаг, вырулил на Геодезическую, прокрался по
Новогодней, затем по Таймырской и затаился возле автобусного парка. «А теперь как - через дворы прямиком на Вертковскую мимо водоканала, или по Немировича? Или по Пьяной (как раз по мне!) дороге? Не-ет, крюк большой придется делать ". Я лихо прокручивал
варианты, как заправский шахматист. Рвану-ка лучше через Вертковскую, там спокойней…» Рядом задребезжала чья-то противоугонка. Я в
сердцах матюгнулся -- совсем гаишники довели, того и гляди инфаркт хватит!
На Bepтковской было чисто. Не став испытывать судьбу, я пересек родную Си-
биряков-Гвардейцев , "сховался" на тихой Телевизионной и дворами, околотками, огородами, туристскими тропами выбрался, наконец тихо-тихо, как разведчик в глубоком фашистском тылу, к своему подъезду. "Пронесло, - радовался я как ребенок, вылезая из машины, - ну и денек!…
--Гражданин!
Я аж присел от неожиданности и медленно, боясь потерять последнюю надежду, повернулся... В паре метров маячил до боли знакомый силуэт. "Господи, язви тебя в душу! - в пятый раз! - горестно думал я, вспоминая при этом почему-то пятую Анзорову жену (с нее-то ведь все и началось, заразы!) - Но почему возле самого подъезда?! Откуда они знают, где?.."
И тут меня пронзило. "Серая гвардия" примитивно пасла мою машину. Передавала с рук на руки. По рации. "Будьте осторожнее!" Конечно! Если бы я не доехал, а валялся в каком-нибудь кювете, им бы перепало гораздо меньше…

   Обувь, которую вернула мне при расставании Агафья, оказалась бесконечно утомлённой нашим недолгим путешествием, и я радовался, что у некогда кроссовочного, а ныне лохмотного типа тапок хватило сил хотя бы проводить меня до общаги. Теперь мне светило везде ходить в черных туфлях, классно умеющих натирать косточку на ноге своими твёрдыми бортами. Впрочем, лучше уж туфли, чем верхнеприводные носки.
   Я завалился на кровать, взгромоздив многострадальные конечности свои на металлическую спинку, и отрубился, успев подумать, что где-то в этой общаге наверняка есть какой-никакой душ. Кстати, я заметил, что самая лучшая колыбельная — это необходимость что-то сделать. Если не спится, надо твёрдо решить, что сейчас встанешь и приберёшься в комнате. Или посуду помоешь. Неважно, что именно, главное, чтобы делать этого не хотелось, но надо, и тут такой подходящий шанс. В девяти случаях из десяти бессонница улетучивается практически мгновенно. В одном случае из десяти делаешь что-то полезное. Выгода очевидна. Впрочем, в этот раз мне не нужны были дополнительные стимуляторы сна.
   Разбудило меня шкрябанье ложки по тарелке. Я сфокусировал взгляд на окружающей меня действительности, данной пока что только в зрительно-слуховых ощущениях, и обнаружил одного из своих соседей по комнате, увлеченно поглощающего один из тех невообразимых салатов, которые мамы умеют заготавливать на зиму в банках. Лично я бы лопал салат прямо из банки. Сосед был, похоже, человеком с принципами, он выложил часть салата на тарелку и ел уже с неё. Вид у соседа был задумчивый и какой-то даже отрешенный.
   — Здорово, — хотел сказать я и не смог, потому что спустил в момент произнесения ноги со спинки кровати. Мне показалось, что в ступни ударила молния. Возлежа в позе бройлерного цыплёнка, я порядком нарушил кровообращение в своих конечностях, и сейчас организм спешил восстановит кровоток. Из-за этого у меня получилось что-то вроде «з'а-а-а-аАЙ!» с сильной артикуляцией на букве «а».
   Никогда не думал, что люди могут из положения сидя оказаться на столе в позе готового ко всему боксёра. Я начал ржать, как перебравшая галлюциногенов лошадь. Больно и смешно, как в том анекдоте. Выражения, меняющиеся на лице соседа (как же его зовут-то? Мы же знакомились) только усиливали мой хохот. Страх. Облегчение. Недоумение. Тревога. Опять страх. Этот парень мог работать калейдоскопом. А я японской игрушкой хохотунчиком. На пару мы могли бы выступать в маленьком цирке. В большом выражения на лице сложно разглядеть, не будет того успеха.
   Хохот и звенящая зудящая боль в ступнях закончились примерно одновременно.
   — Слазь, — махнул я рукой соседу, — знакомиться будем.
   — Я больше пить не буду, — испуганно отодвинулся по столу в сторону окна тот. Третий этаж. Если он вывалится, может расстроиться.
   — Не трусь, у меня нету, — успокоил я его.
   — У меня есть. — Парень явно перестал дёргаться. Он спустился со стола, вытащил из-под кровати сумку и гордо продемонстрировал мне четыре бутылки «Столичной», торжественно вытаскивая их одну за одной на стол.
   — Ты ж не будешь пить? — удивился я причудливости его логических построений.
   — Нет, блин, тебе одному всё оставлю, — огрызнулся он.
   — Так и я не хочу.
   — А зачем я их тогда сюда тащил?
   — Мне-то откуда знать?
   Разговор становился совершенно бредовым. Сашка! Я вспомнил, его зовут Сашка! Я радостно посмотрел на нахмурившегося человека-калейдоскопа Сашку.
   — Сань, здесь душ есть?
   — Да. Идёшь почти до конца калидора, — он так и сказал: «калидора», — там направо будет дверь без ручки, за ней раздевалка.
   — Покажешь?
   Он показал. Он вообще оказался очень хорошим человеком, этот Сашка. Очень легко краснел, начиная со слегка оттопыренных ушей и заканчивая носом-пуговицей, искренне смеялся старым анекдотам и к ночи по секрету признался, что очень боялся оказаться один в комнате, если никто больше не приехал. Папаня хотел припрячь его куда-то там по хозяйственным нуждам, но Саня перенёс экзамен на день раньше и свалил в город.
   Я обрадовался, что экзамен только послезавтра, у меня оставался ещё целый день на подготовку.
   Ну мне так казалось.
   Скрипнула дверь комнаты, запирающаяся только на ключ и только снаружи, и в комнату вошла Агафья.
   — Поехали кататься?
   За окном уже сгущались сумерки. Я был очень рад видеть Агафью. Но назад в Горный я не хотел. Я собрался уже было начать мямлить о необходимости подготовки к экзамену, о том, что я устал и всё в таком духе, но неожиданно для самого себя передумал и сказал:
   — Поехали.

Устав от долгой прогулки, они пришли в прохладную комнату, кровати стояли паровозиком, окно было слегка завешено от яркого света полупрозрачной тканью.
Мать устало легла на ту кровать, что стояла ближе к окну, краем глаза отметив, что сын сидит на кровати и собирает конструктор. "Да ты ж моё солнышко неутомимое, нет, чтобы отдохнуть, всё в делах," - иронично подумала мать и задремала, отметив про себя, что волосы сына, с рождения рыжеватые, стали тёмными, что её исподволь удивило, но не настолько, чтобы прервать вдруг накатившуюся дрему и усталость.

Сквозь сон она слышала, как сын что-то спрашивал у неё, и она сквозь сон отвечала ему, и обстановка была такой расслабленной и невыразимо счастливой, какой она только бывает только во время летнего отдыха. Речь шла о том, что сын был немного недоволен, тем, что мать не даёт ему той свободы, которой бы он хотел. С другой стороны, сын сам себе отвечал, что, может быть, он только из чувства противоречия так говорит, а на самом деле ему так уютно и спокойно с матерью. Беседа текла спокойно, изредка прерываемая смехом от чьей-либо шутки.

--Понимаешь...я всегда, с самого твоего рождения боялась за тебя , крошку, и всегда крепко держала тебя за ручку, ни на секунду не отпускала...и мне всё думалось, что я так и буду тебя всегда держать за ручку, хоть ты и взрослый уже...я слишком любила тебя...
Мать не успела закончить речь, и последние слова произносила, уже медленно просыпаясь от той полудрёмы, в которую её вогнала летняя жара, она открыла глаза и с удивлением и страхом обнаружила, что над окном по штукатурке текут какие-то потёки..

"Вода? Соседи, что ли.."-- метнулось на секунду в голове. Спиной она ощущала присутствие сына, он вроде заснул под её бормотание...на стене явно вырисовывался лик мужчины, с длинными волосами, узким лицом и невыразимо грустными глазами, они были живыми, эти глаза, они смотрели ей в прямо в душу.

"...я думала, что всегда буду водить тебя за ручку..."- эти слова мать произнесла вслух шепотом, теперь слыша их в пустой комнате, в ужасе осознавая, что просыпается !
Это был просто сон !! Сына нет !! Он умер уже как год назад !! Она в ужасе увидела себя лежащей на матрасе, так как диван покупать не хотелось, не хотелось ничего...солнце било ей в глаза, потому что окна выходили на восток, и в хорошую погоду яркие лучи будили её уже в 6 часов.

Горечь сдавила ей горло, слёзы хлынули из глаз, заливали лицо, ничего не видя, она села и протянула руку за стаканом на полу, медленно выпила воду. Всё ещё бесшумно плача, она медленно поднялась и пошла ставить чайник.

   Длинное нераздельное сиденье свободно вместило нас всех троих, и мы помчались по пустым улицам города, почти касаясь на поворотах коленями асфальтового покрытия. Я кричал что-то радостное и хохотал в ответ на такие же невнятные крики, доносящиеся от Петерсона и Агафьи. Мне было замечательно от того, что вместо бездарного сидения над учебниками я летел по ночному городу, свободный и независимый от всего. Пусть ненадолго, только на несколько часов...
   Я не помню, как оказался ближе к утру снова в общаге. Как-то оказался. Пара часов сна, и я отправился гулять по городу. Просто гулять и радоваться всему, что происходит. Мне ужасно хотелось встретить кого-нибудь из добрых знакомых и рассказать, как вдруг внезапно и без того не унылая жизнь стала совсем яркой и необычной. Вот только встретить того, с кем бы можно было этим поделиться, мне не посчастливилось в тот день.
   Соседи по комнате, полный комплект в компании с девчонками из комнаты, которая была чуть дальше нашей по коридору, встретили моё возвращение настороженным молчанием.
   — Что случилось? — жизнерадостно спросил я, уже придумывая, что и как можно им сказать для поднятия настроения хоть немного ближе к моему, зашкаливавшему далеко за отметку «безоблачно».
   — Уведи её, — подняла на меня молящие глаза какая-то мелкая девица. Она сидела на продавленной сетке кровати, и взгляд её был направлен на меня сильно снизу.
   — Кого увести? — не понял я.
   — Подругу свою из нашей комнаты! — крикнула девица и зарыдала. Остальные немедленно стали её утешать, а я, исполненный недоумения, как синий вол очей, направился в их обиталище.
   В комнате у девчонок была Агафья. Абитуриенток присутствовало не меньше четырёх штук, и все они сидели, вжившись спинами в стены. Агафья разгуливала по комнате, перебирая толстенную (не меньше пары комплектов) колоду карт. На спине у неё лежал здоровый цветастый платок из тех, что так любят носить цыгане. Время от времени он останавливалась напротив очередной жертвы и вперивала в неё глаза. Девушка, на которую направлялось это психическое оружие, сжималась в комочек и явно трусила. Меня никто не заметил, Агафья искусно заваладела общим вниманием, а сама не выпускала девиц из поля зрения. Я посмотрел несколько секунд на эти упражнения и сказал:
   — Салют! Ты как сюда попала?
   Агафья повернулась ко мне. Потом снова обернулась к своей аудитории.
   — Мы же договорились? — с нажимом спросила она, и девушки согласно закивали. — Пойдём отсюда, — это уже ко мне, — у вас попросторнее.
   Мы вернулись в нашу комнату, и я уже не стал удивляться тому, что все остальные тихо и незаметно, но очень быстро оставили нас вдвоём.
   — Ты на фига их всех запугала? — спросил я, устраиваясь на кровати в позе восточного поедателя риса.
   — Не надо лезть не в своё дело, — как-то резко и неприятно ответила Агафья. И вдруг её тон изменился чуть ли не до медоточивого. — Хочешь, я тебе погадаю?
   — Да я сам тебе погадаю, — мне не понравились все эти метаморфозы, но уподобляться остальному предстуденческому населению общаги, шугающемуся от одного агафьиного слова, я не собирался. Раньше надо было пугаться, до того, как в самых разных ситуациях был с ней заодно, рядом и даже «ближе, чем кожа», как выразился один обитатель аквариума.
   Агафья начала перебирать карты, выбрасывая некоторые на пол. Она бормотала что-то себе под нос, меняя интонации от безразличных к просительным, к угрожающим, к ласковым — самые разнообразные интонации, меняющиеся неуловимо и очень быстро.
   — Ты чего гонишь-то? — спросил я, чувствуя, как радость внутри сменяется сначала огорчением, а потом безразличием и злостью.
   — Я гоню? — злобно прошипела она, — Это ты гонишь? Зачем ты меня гонишь? Что тебя не устраивает?
   — Сейчас многое не устраивает, — я старался не заводиться и говорить спокойно.
   — Я уйду! — крикнула она. — Я сама уйду!
   — Иди, — сказал я, — это свободная страна. На людей не наступай только.
   Карты чудовищным снегопадом разлетелись по всей комнате, а Агафья, казалось, взлетела вместе с ними и исчезла за хлопнувшей дверью раньше, чем последние картонки коснулись пола.
   Я посидел немного, пытаясь хоть что-нибудь сообразить. Где-то в коридоре зазвенело разбившееся стекло, и я вышел посмотреть, не решила ли Агафья устроить ещё один сеанс террора для абитуриентов, но увидел, что разбито окно в конце коридора. Я подошел и посмотрел вниз, опасаясь, что могу там увидеть что-нибудь не очень аппетитное. Всё же третий этаж. Под окном никого и ничего не было.
   Вернувшись в комнату, я начал неспешно собирать разлетевшиеся карты. Жаль, что мысли таким образом собрать не получалось. Не, я слышал от самой Агафьи, что она крезанутая, но как-то не так это себе представлял. Мне казалось, что крезанутость — это как раз то, что было у нас во время нашего забавного путешествия, а не злобный хохот очередного Бармалея, решившего, что он с этого времени новое воплощение Наполеона.
   В дверь постучали и на пороге появилась Светлана, одна из немногих одноклассниц из множества моих школ, с которой можно было общаться. Мы дружили ещё с седьмого класса, когда я учился в их школе в Барнауле. Сказать, что я удивился было бы нечестно. Я попросту офигел. Мы не виделись уже очень давно и только поддерживали переписку, используя в качестве сервера обыкновенную почту.
   — Здравствуй, к тебе можно? — спросила она, и я понял, что сегодня мне светит пообщаться с одной из самых нелюбимых мною ипостасей Светы. Наши отношения вообще были довольно неровными: мы никак не могли решить для себя, устраивает ли нас текущее положение дел, или нам пора уже перейти к чему-то, вмещающему в себя понятие секса. Соответственно, если у кого-то из нас не совпадало настроение со вторым, то общение наше было, мягко говоря, немного напряженным. Сейчас по интонациям Светы я понял, что она сегодня вся такая правильная и воспитанная дама. «Я честная девушка!» — восклицала героиня одного фильма, который мы смотрели вместе. Сегодня Света было этой самой героиней с потугами на взрослость. Совсем не то, что мне требовалось в данный момент.
   — Хочешь, я тебе погадаю? — спросил я, тасуя в руках собранные с пола карты...

Соседи орали за картонной стеной каждый день, делая короткие перерывы, они черпали мощную энергию в народном напитке, и постоянно выплескивали её друг на друга,и это была однозначно любовь. Наталья иногда представляла их как кутят в коробке - сначала одновременный писк, лай, возюкание, потом враз - смотришь, вся коробочка заснула до следующего раза.
И так, пока не начнут покидать коробку самостоятельно.
Соседи покидать свою коробку не желали, их жизнь была исключительно циклична и самодостаточна.
А беруши, хоть и помогали, но переносились очень болезненно, так как псориаз, давний "друг" женщины, совсем обнаглел и садился на малейшие участки повреждения кожи, этот феномен известен старейшинам борьбы с псориазом, и вот в ушах ему особенно понравилось. Частенько наволочка оказывалась в крови, женщине надоело их стирать, она приноровилась каждый раз покупать новые, зато веселенькие, в цветочек. На Центральном рынке она нашла киоск с дешевым текстилем из Ашана, только теперь эти вещи обходились ей вдвое дороже, чем в Новосибирске..

Взяв бутерброд с холодной котлетой и кружку кофе, женщина включила ноутбук, видео..Её сын улыбался счастливой улыбкой в экран, потом сделал так смешно губами -"целую" и сказал, отвернувшись к своему рабочему столу: "Всё, мама, ты мне мешаешь".
Женщина выключила видео, прошептав, "хорошо, моё солнышко..я сегодня поеду немецкий дом смотреть. Если ты сможешь, приходи туда тоже, как там у вас это делается..." Она в очередной раз поругала себя, что не начала читать незнакомого ей писателя Лоджа, друга и учителя К.Дойля ,«Преодоление смерти», «Разум и вера» . Она чувствовала себя ещё неготовой к встрече с этим миром, боялась его, как боятся огня, протягивая к костру озябшие руки.

Итак, Наталья по-женски смекнув, что лучше появиться на месте раньше риэлтера и провести рекогносцировку, выехала раньше. В дверях подъезда она столкнулась с соседом, который радостно поприветствовал её " А ху...ик...ле ?!!!..." - "Здравствуйте, извините, я спешу!.,- женщина заторопилась на остановку.

(продолжение следует..)

У неё ещё было в запасе минут 15 до прихода риэлтера, иначе он бы позвонил, подумала она. В полной задумчивости женщина стала созерцать двухэтажное кирпичное здание, втиснутое между двух четырёхэтажных, отчего оно казалось приземистым и неказистым. "Ну, знаешь, по Сеньке и шапка...зато это - история..и квадраты вон...30 целых..канализация, опять же, центральная.....палисадничек...у соседей окна приличные..не то, что в моей гостинке алкашня.."- женщина стояла и уговаривала себя, почему она не должна уходить отсюда опрометью.
Дом ей не понравился. Могильным холодом веяло от всех этих немецких домов, модернизированных по-своему новыми хозяевами, а тем более, заброшенных беспечными управляющими компаниями...

Женщина задумалась так сильно, что вздрогнула от невесть откуда подошедшей старушки в платке и плюшевой кацавейке с разными пуговицами...
"У моей бабушки была такая..мы с ней дрова на улице пилили, она надевала"- пронеслось в голове.

--Что, покупательница, да ?- ласково спросила бабулька. Наталья расслабилась и сказала, что задумалась и не заметила её прихода.
"Тут есть за шо думать...у него ж там всё разбито, ну прям усё !! Нееее, мы за такую цену брать не стали", - важно поправила платок бабка. - "У нас-то в подвале мы шо ? - у нас тама и коечка и стол, и холодильник, мы иногда сдаём, тепло-о там, сухо у нас ! А у этих ?! Когда малышами лазили, ещё Лизка живая была, так у них и тогда все текло, а щас-то...Там же северная сторона, не успевает просыхать!!"

-- А с той стороны есть окно ? - Наталья заинтересовалась, квартира на две стороны дома -это приятно.
-Дак у них там кухня, и тувалет тоже...и подвал там ..окошки...А пойдёмте, я вам покажу!

Наталья с интересом проследовала за шустрой бабкой. Дом стоял буквой П, и в самом верхнем правом углу этой П и было то окно. Да, действительно, на улице было где-то плюс2, а здесь ещё лежал снег...веяло сыростью и вездесущими кошками.

--Вот тут-то она и померла! - Наталья вздрогнула от неожиданности такого заявления, и бабка, воодушевлённая выражением её лица, продолжила свой рассказ.

--Она же больная была, Элизка эта. Сначала-то мы все ребятишки вместе бегали, ну дразнились поначалу фашистами, окна били...а потом подружились, они уже наш язык стали понимать. Бридер её наших пацанов рыбу научил сеткой на озере ловить, мы же голодно жили, пайки только на работах давали...Ещё на губной гармошке учил...
Наталья только успела сообразить:"Бридер - брудер, тьфу, это ж диалект, брат Элизы, значит..
А бабулька, найдя в лице случайной собеседницы благодарного слушателя, продолжила.

-- А потом она слегла. Их же всех выгнали в подвал жить..да...Ну а шо, нашим, что ли в подвал итти ?! Ну её мать насобирада какой мебели даже, мы помогали, в развалинах тогда чего только найти нельзя было..папу с мамой..И вот она на коечке-то лежала, бывало, придём мы к ней, Лизка, пошли на озеро, шо лежишь, она говорит, не могу, ноги не ходят. Говорят, туберкулёз у неё образовался в костях-то, от сырости...Ну а когда погнали их, наши даже некоторые провожать ходили, шо, соседи ж никак стали...А Лизку забыли..

--Как забыли ?!...
-- Ну милицанер-то давно матери говорил, чтоб сдала она её в больничку, потому что на эшелон больных не брали, ходили, предупреждали...Ну а когда погнали, так там тётка в белом халате была, она сказала, мол, не волнуйтесь, мы её в санаторий определим, приедет потом к вам в вашу Германию эту..еле оторвали мать от дверей, так она сердешная кричала на своём языке, типа "мадхен, мадхен" , это у них "девочка" значит.вот....

--Ну а потом что..?
--Не помню уже, только забыли про неё все, дверь-то закрытая, стены толстые, не слышно ничего. А когда нашли уже, там одно платюшко было, да косточки...всё крыся пожрали..Говорят, дворник её во дворе вот тут и закопал. Мы сначала крест поставили ей, они же тоже в бога верят, как и мы, потом сломал кто-то...Вот дерево теперь растёт...орех грецкий. Я не ем с него...ну его..Он общественный у нас этот орех, смотрите, большой какой, ветра тут нету, не вымерзает...

Звонок сотового прервал беседу, Наталья быстренько извинилась и помчалась на другую сторону дома к риэлтеру. Не надо долго описывать обстановку всеобщей заброшенности, и так понятно, что можно было увидеть после того, как в квартире был настоящий бомжатник...
Риэлтер что-то бодренько "гнал" про газовый котел, но Наталья уже поняла, что жить она здесь не будет....её интересовал подвал...Спустившись по скрипучей деревянной лестнице, она с боязнью отвалила дверь, она была просто прислонена.

Бетонные ровненькие стены, бетонный потолок, два малюсеньких зарешеченных окошка, под потолком висят трубы-коммуникации квартиры, видно, что современные...По стене проходит какая-то труба железная и из неё капает вода. Женщина потрогала- трещина в трубе, проела ржавчина уже давно..стена сырая..На полу какие-то две ямы, Наталья не поленилась, сняла одну доску--та рассыпалась у неё в руках... в яме - рыжая глиняная жижа. Ну что за гадость...бррр.

- А это что за дверь ?
-Не знаю, открывайте, - риэтер увлеченно что-то тыкал в телефоне.

Наталья открыла дверь, там до самого потолка была навалена старая мебель...сквозь зыбкий свет она увидела шашечки на железной кровати...ножки у стола как круглые кегли..на полу заметила вроде футляра от расчёски..Она нагнулась, надпись на железе ещё читалась ...Hohner..что-то знакомое.

Женщина резко распрямилась, надо было заканчивать этот затянувшийся и оказавшийся неудачным осмотр, и вдруг за риэлтером она увидела зыбкую дымку.
Дымом не пахло. Наталья мотнула головой, дымка исчезла, но вдруг снова как бы выплылла из-за фигуры
риэлтера, и женщина явно услышала слабый детский смех.
"Да, вот так сходят с ума, товарищи" - пронеслось в голове у Натальи, и тут она услышала "Кайне Ангст, кайне Ангст". По-немецки "Не бойся!"

Наталья с риэлтером вышли на улицу
--Ну что, всё осмотрели ? Жду звоночка!" - энергичный риэлтер ухмыльнулся, запирая дверь и садясь в машину.

Но Наталье было не до него..
Она "разговаривала внутри себя" : "Майн Шатц, Элизляйн...бедная девочка Лизочка, тебе не страшно тут...Мама вернулась к тебе ?.."

Женщина как смогла, собрала весь свой бедный словарный запас, и была вознаграждена..
--Мне хорошо, мы вместе, хочешь орешек, тётя ?- эти слова, сказанные детским голоском на старом диалекте она еле поняла, но всё-же поняла..

Автобус мотало в кромешной тьме по Балтрайону, он мчал её "домой", в её одинокую гостинку с матрасом в углу, а Наталья всё прокручивала в голове, где же она слышала, видела это немецкое слово Hohner..? И вдруг отчётливо представилось лицо сына, ещё тогда подростка, он протянул ей блестящую губную гармошку с этой надписью, подарок родни, и, вздохнув с сожалением, сказал :"Не мам, не пойдёт. У меня от неё голова болеть начинает, она требует слишком много воздуха от меня, слишком многое ей нужно отдать, чтобы научиться. А у меня и так времени мало..."

"Да что же это такое, да как же мне жить-то !!!!!!!!"- глаза опять на мокром месте, закололо сердце. Наталья привычно достала валидол и платок.

"Да, вот такие они козлы!!" - вдруг неожиданно заявила кондукторша, глядя на плачущую женщину в сером берете. "Поматросят и бросят !!!" И пошла к водителю, виляя задницей на поворотах.

САГА БУРЫХ ХОЛМОВ


- Что вы ищете во вселенной?
- Мы ищем огромных животных – величиной с планету!
- А почему вы решили, что такие животные существуют?
- Видите ли, вселенная настолько велика и многообразна, что в ней может быть все, что только может себе вообразить человек, а также еще много такого, что он себе вообразить не может. Мы смогли вообразить таких животных – значит, они существуют! Надо их только найти…
(из какого-то фантастического рассказа)

Юлия снова задержалась в мастерской. Она только что расплавила в маленьком тигле уже почти готовое изделие – причудливый медальон белого золота. Эта её работа должна стать самой лучшей среди всех остальных!!! А выходило опять не то... Ну почему для выставок и конкурсов у нее получались потрясающие вещи, о которых говорила потом вся ювелирная тусовка, а для любимого она никак не могла сделать хоть что-нибудь, что передало бы все - все, что она чувствовала, когда думала о нем, смотрела на него, была с ним рядом.

Запиликал телефон. Юля покосилась на экран – кто-то прислал видео, номер отправителя был ей незнаком. Она открыла файл. Сердце стало медленно сжиматься и падать – на видео был Игорь, который, сидя за столиком какого-то кафе, нежно обнимал одной рукой резкую, худенькую брюнетку с узкими глазами. Девушка была как будто вся из углов: углы плеч, углы коленей, углы тонких бровей. Про такую не скажешь «красавица», про такую скажешь – войдет иглой в сердце – и не достанешь. Смуглая кожа как бархат, узкие губы, узкие ладони… Девушка весело смеялась и сдувала с глаз черную прямую челку.

Юля положила голову на стиснутые руки и закрыла глаза. Игорь месяц назад уехал на восточный космодром готовиться к очередному полету. Она поняла, кто прислал ей видео: её двоюродная сестра работала врачом на одном из тренировочных полигонов, а она всегда была против Игоря – что за семья с космолетчиком-межпланетником...
Сердце болело невыносимо.

Когда она очнулась, было уже темно. Подняла голову, огляделась… взгляд упал на комок тускло поблескивавшего в тигле металла. Она взяла кусочек золота в руки. Он был прохладным и неровным. Пальцы ощутили выпуклости, шероховатости, впадинки, мельчайшие точки – как будто горе обострило не только все её чувства, но и осязание. Она легонько сжимала металл в пальцах, вспоминая каждый редкий день, каждый час с Игорем. Встала, подошла к станку, положила было руку на «улитку», потом передумала и взялась за «объемную»…

В шесть утра Юлия бросила готовое изделие на стол. Запястья ныли от напряжения во время филигранной шлифовки, глаза слезились, в голове шумело. Медальон лежал перед ней – ассиметричный, покрытый непривычным для нее объемными узором. Тонкие ломаные линии сочетались с плавными дикими изгибами и неровными ячеистыми кавернами, гладкость переходила в шершавость, резкие грани припадали к нежным выпуклостям… Она еще никогда не делала таких работ. В этом узоре было все: её любовь, её боль, её ненависть к той… что как игла горела в её сердце, и… её надежда на будущее. Вдруг она поняла, что все равно верит в их общее с Игорем будущее.
…
Криоглиссер уходил на космодром «Восточный» в пять утра. Игорь спал этой ночью как обычно - крепко и глубоко. Мало что могло бы вывести его из равновесия, а тем более – полет в космос, пусть даже это был и уникальный проект «Р-500» . Единственное, что отличало эту ночь от других – это четкий, хорошо запомнившийся сон. Ему снились мягкие бурые холмы в мутных далях серых равнин, белые силуэты невысоких гор, и на замерзшей поверхности круглого озера – огромная стоящая на ребре прямоугольная ледяная глыба.

Принимая душ, Игорь вспомнил, где он видел такие же прямоугольные плиты льда: на Каракольских озерах в горах Алтая, куда они ездили отдыхать и кататься на лыжах с Юлей. Местные рассказали, что это связано с какой-то трещиной в горной породе на дне озера. Будто бы геометрически правильные глыбы льда поднимались с его дна зимой, в первые сильные морозы. Пробив неплотный лед, почти идеально ровные и зеркально-блестящие, они оставались на поверхности озера всю зиму, и туристы приходили туда специально, чтобы сфотографироваться рядом с ними.
«Точно! Вот откуда этот сон» - подумал Игорь, с удовольствием постанывая и растирая горящее от ледяной воды тело жесткой рукавичкой.

В холле собрались все члены небольшого экипажа уникального космолета «Шаляпин». Родственников не полагалось, но Игорю показалось, будто в толпе сотрудников космодрома, пришедших проводить команду, мелькнуло лицо Юли. Нет, её не могло здесь быть – ему только показалось. Вспомнился вчерашний телефонный разговор и их неожиданная встреча. Он позвонил ей и рассказал, что через день улетает в межпланетный рейс на полтора года. Она очень разволновалась, не смогла даже сразу понять, что это за проект «Р-500», хотя он рассказывал ей про неудачу первой экспедиции и про строительство удивительного корабля, предназначенного именно для этой планеты. Она вообще говорила с ним странно, захотела немедленно приехать, едва успела на последний рейс стратолета-лоукостера, сидела, скрючившись от перегрузок, в душном салоне класса С.

Игорь был очень рад этой встрече. Он познакомил её с ребятами, с психологом Тиной, которую они обожали. Тина не очень терзала команду тестами и тренингами, шаталась с ними по кафешкам и дала один абсолютный совет на все сложные ситуации: ко всему, что бы ни случилось, относиться с юмором. А к смерти – просто молча. Потому что боли не будет (об этом всегда позаботится имплант, который при необходимости блокирует любую боль), а к смерти все межпланетники и так психологически готовы – это входит в курс их обучения.

Юля после знакомства с Тиной необыкновенно оживилась, хохотала, беспрерывно его целовала, что ему очень нравилось. «Все-таки Тина отличный психолог - подумал Игорь, любуясь оживленной Юлей, – даже обидно, что она стала такая веселая: все-таки у меня впереди опасный полет».

Вечер продолжился в постели, Юля отдавалась любви как никогда бурно и страстно, а потом она повесила ему на шею маленькое бархатное сердечко на тонком шнурке, сказав, что это – сюрприз, который она сделала для него сама, и чтоб он, если ему будет очень-очень трудно, взял его в руки – и сразу все станет прекрасно. Игорь ощупал мягкое пухлое рубиновое сердечко и улыбнулся: «Ты и шить умеешь!» (вот же причуды у девчонок!). Юля счастливо улыбалась, гладила его по груди, глядела в глаза, и согласно кивала: «Да, да, да, я все умею…»

Во время полета, выпадая периодически из утомительного безмыслия искусственной комы, Игорь снова и снова прокручивал в уме все детали знакомой до мелочей истории полета на Планету Бурых Холмов – так её назвали парни из той экспедиции в своих первых и единственных отчетах, которые удалось получить по субфотонной связи…

…В далеком 2009 году на орбиту Земли специально для охоты за планетами был выведен мощный телескоп «Кеплер». Он принадлежал тогда США , сейчас их историческим наследником стал СААГ - Союз американо-азиатских государств, который является частью ВЕКА - Всемирного Единства Культурных Анклавов. Этот уникальный по тем временам прибор был способен «разглядеть» объекты размером с Землю, находящиеся в непосредственной близости от звезд. Именно тогда, почти 7 веков назад, было установлено, что только в нашей галактике Млечный путь существует по меньшей мере 500 миллионов планет, потенциально пригодных для жизни. В 27 по классической системе летосчисления столетии ВЕКА выделило огромные средства на экспедиции к первым 500 близнецам Земли. Их задачей было найти планеты, имеющие энергоресурсы для дальнейшего существования земной цивилизации.

Жизнь на Земле, достигшая наконец разумной силы и равновесия, подвергалась опасности с 3-х сторон. Недра могли еще давать сырье для работы производственных модулей ВВП, но ресурсы неизбежно истощались. Люди справились с глобальным потеплением, повесив над планетой вуаль из заряженных мельчайших частиц азотистой воды, но получили новую проблему: бэта-лучевое голодание. К тому же, к Земле приближалась комета, изменить траекторию которой не представлялось возможным. Таким образом, у землян оставалась приблизительно пара-тройка тысячелетий, чтоб найти себе новый дом и переселиться туда.

Постепенно перевезти на другую планету все население Земли было для ВЕКА вполне посильной задачей. Но захватить с собой все достижения цивилизации, и прежде всего ВВП, не было никакой возможности. На новом месте все придется строить заново, пусть и по готовым технологиям. А для этого на первых порах нужны огромные запасы местных легко добываемых ресурсов…

Объединившись для решения этой задачи, человечество победило терроризм, который терзал мозг и тело общества в течение нескольких веков. Игорь помнил взрывающие душу и разум документальные видеосаги о чудовищных массовых убийствах, о диком даже для древнего 21 века мировоззрении террористов, которые, будучи не в силах сопротивляться зомбирующему воздействию на их сознание всемирных ресурсных корпораций, устраивали настоящие мясорубки, проливая моря крови и вызывая шквал проклятий. В те времена в земном мире, где уровень жизни людей был еще чудовищно неравным - от крайнего голода у одних до швыряния миллиардов на прихоти у других - шла последняя глобальная борьба за ресурсы, технологии, информацию…

Позже, когда была открыта Энергия парадоксальных пустот и появился ВВП - Великий выпрямитель пустот - вопрос энергии для производства и жизнедеятельности людей был решен раз и навсегда. Человечество объединилось и создало Всемирное Единство Культурных Анклавов, которое, кроме прочих, решало основную глобальную задачу – как человечеству выжить в грядущей планетарной катастрофе.

Для того, чтобы основательно подготовиться и мигрировать на планету красного карлика - нового эволюционно молодого солнца - нужно было еще как минимум два-три тысячелетия тщательной работы. Одним из её этапов и стал поиск подходящих планет, на которых не было бы разумной жизни.

Экспедиция за номером 213 проекта «Р-500» ничем не отличалась от сотен других из этой серии. Несколько кораблей проекта погибли в космосе при разных обстоятельствах, большинство достигали планет и возвращались с географическими данными, информацией о климате, образцами и пробами пород. На планету Глизе 581-G (№ 213 по единому каталогу Близнецов, расстояние от Земли меньше 20 световых лет, вес - в полтора раза выше Земли, орбитальный период 37 суток) полетел корабль «Леннон».

Когда-то давно Совет космопсихологов принял решение называть все межпланетные корабли проекта «Р-500» именами великих музыкантов прошлого. По прошествии расчетного времени полета с корабля пришло первое сообщение: «Леннон» на орбите, полет прошел в штатном режиме, получили основные данные о планете G, приступаем к посадке».
Через сутки пришло еще одно сообщение, Игорь знал его почти наизусть. Это сообщение содержало данные анализатора и краткое описание ситуации - аудиодневник друга Игоря, художника, писателя и журналиста Александра Лавринцева. Фрагменты этого описания Игорь, выныривая на время из мутной искусственной комы для интенсивной вентиляции легких, снова и снова прокручивал в памяти.
…
«29. 10. 2712 г. «Леннон» несколько раз облетел планетку G, получил основные данные и выбрал для посадки плоскую долину в горной местности ближе к экватору – это будет наша база. Все физические показатели в целом совпадают с расчетными. Но по мне так планета холодновата, особенно по полюсам, даже на экваторе температурный максимум -15С. Хотя, если подогреть парой искусственных инфраспутников – будет идеальный комфорт для жизни.

Атмосфера непрозрачная, контуры ландшафта видны как сквозь мутное стекло. Получили пробу атмосферы и почвы – ничего особенного, много следов органики, хотя растительности на планете не наблюдается, животных – тоже. Есть океаны, моря и озера, покрытые чем-то гладким и блестящим вроде нашего льда, состав уточним позже. Равнины сизые, горы темнее – серые и каменистые на вид. По всей планете разбросаны архипелагами низкие холмы бурого цвета. Сверху картинка довольно таки мрачная, хоть и пятнистая».

«30.10.2712 г. Сели у небольшой неровной возвышенности, осмотрелись, перекусили, решили выступать немедленно. Идем к скалам посмотреть породы, затем обследуем холмы. Транспортные капсулы использовать пока не будем – здесь недалеко, идти по плотной поверхности довольно легко, захватили одного робота – нести контейнеры с пробами.
Взяли первые пробы почвы равнин, анализатор выдает полный набор минералов, следов металлов на равнине нет, много органических слоев, в том числе глин и меловых пород. Планета тихая, возникает ощущение покоя и уверенности, ребята настроены бодро, шутят.

Дошли до ближайших скал, анализатор выдал присутствие целого спектра минералов, геологи разбираются, довольно ухают. Металлов нет. Идем дальше – к высокому круглому холму. Приборы показывают присутствие углеводородов и металлов! Ура! Если даже сейчас флоры и фауны здесь нет, то она когда-то была, и, судя по поступающим данным – в немалом количестве! На планете жили гигантские растения и животные!!!
Если не обнаружим местную фауну – это, действительно, практически, идеальная для жизни планета. Посадим деревья и цветы, поселим животных… Будем жить, земляне!!

Приближаемся к бурому холму. Взяли первые пробы его массива. Это мягкая, слегка припыленная сверху сыпучими глинами равнины субстанция, напоминающая по своей консистенции манный пудинг. Анализатор выдал малиновый индекс!!! Это углеводороды! А в глубине, под холмом обнаружились огромные запасы железной руды.

Тааак… что-то случилось с анализатором, он вырубился. Придется вернуться на корабль, чтоб просканировать пробы более мощным аппаратом. Нагрузили робота пробами, возвращаемся. Если вспомнить, что вся планета заполнена бурыми холмами, и предположить, что они находятся над рудными месторождениями, то можно сказать, что дело сделано! Мы нашли первую подходящую по всем требуемым параметрам для жизни планету! Да здравствует Планета Бурых холмов!
Вышли из-за холма. Тревога!!! На посадочной площадке нет корабля! Вокруг, вроде, все спокойно. Мчимся бегом по направлению к центру долины...

Бедный «Леннон» там, на посадочной площадке. Вернее, не он, а то, что от него осталось. Перерыли огромную бесформенную кучу пластика - не верим своим глазам!!! Ни грамма, ни микрона металла не осталось в этой груде сложнейших деталей. Испарились, как влага от нестерпимого жара, все металлические части корабля, не осталось и следов сверхтвердых молибденовых сплавов, исчезла точнейшая золотая пайка, сверхпрочные и сверхтонкие вольфрамовые волокна… А пластик, органическое и синтетическое стекло, алмазные корректоры остались целы и невредимы…

Мы стоим в оцепенении, в мертвой тишине. Не могу отделаться от впечатления, что останки корабля - это куча аккуратно обглоданных костей, на которых какое-то прожорливое чудовище не оставило ни кусочка мяса. Командир предположил, что металл растворился под воздействием какого-то неизвестного газа, который есть в атмосфере. Но почему тогда металлические части наших планетных костюмов и нашего робота остались целы и невредимы?

Стало темнеть. Решили отправить данные на Землю, пользуясь небольшим переносным субфотонным передатчиком, который взяли с собой. Конечно, они будут идти долго, но рано или поздно дойдут. Я решил сжать и отправить на Землю этот короткий дневник. Кто знает – может быть, я что-то такое сказал, что поможет понять причину исчезновения металла и избежать опасности следующей экспедиции.

Ночуем прямо на равнине недалеко от «Леннона»… бывшего «Леннона». Почва мягкая, можно было бы хорошо выспаться, если б не ощущение неминуемой беды... Красноватая мутная звезда – местное солнце - опускается к горизонту. В сумерках скал почти не видно, а бурые холмы кажутся больше и ближе, чем днем».

…
Вместе с этим сообщением пришли данные о пробах, которые успели получить разведчики. Все в этих цифрах и символах было спокойно и в основном совпадало с прогнозами. Все, кроме обнаруженных экспедицией огромных запасов углеводородов и металлов. Больше с планеты Глизе 581-G не поступило ни одного сообщения.

«Шаляпин» приземлился почти в том же месте, где 30 земных лет назад был разрушен несчастный «Леннон». Корабль для повторной экспедиции построили без единого микрона металла. Его также не было ни в костюмах разведчиков, ни в транспортных модулях, ни в новейших роботах. На Земле уже научились обходиться без металлов, но качественных углеводородов для производства всех необходимых плазмопластов могло хватить, как уже говорилось, не более, чем на 2-3 тысячи лет... Переработка мусора давала низкокачественные массы, которые годились только для строительства новых пластронов и замены некоторых простейших блоков гигантского ВВП.

Перспективы у Глизе 581-G – земли Бурых Холмов - были просто головокружительные: ни одной из более, чем 300 экспедиций, еще не удалось найти планету, которая была бы настолько пригодна для жизни и при этом не заселена. Поэтому было решено направить туда для разведки еще один корабль.
Основной гипотезой гибели экспедиции оставалась предположение о том, что в составе атмосферы есть агрессивные вещества, которые воздействовали на металлы и мгновенно разрушили их. Но к этому объяснению было слишком много вопросов: например, почему некоторое время оставались невредимыми костюмы членов команды и их полевые приборы? Первой задачей экспедиции был осмотр места гибели корабля.

Игорь смотрел сквозь иллюминатор на плоскую равнину, на низкие серые горы и круглые бурые холмы и вспоминал свой сон. Неужели у него такое хорошее воображение, что он так точно смог представить эту планету после прочтения дневника Саши? Он, казалось, узнавал этот мир, как будто уже не раз побывал здесь. Наступал вечер, округлые очертания холмов скрывались в темно-сизых сумерках. Надо ждать до утра… ждать и не пытаться понять, что случилось с его другом на этой равнине мутным темным вечером 10 земных лет назад.

…Он продирался сквозь тягучую теплую массу, она обволакивала, душила его, заполняла собой все его поры, пробиралась сквозь непроницаемые ткани межпланетного костюма, который выдерживал 500 выходов в открытый космос. Ему казалось, что вязкие тугие щупальца гигантской медузы тянутся к самому сердцу, к маленькой малиновой точке в его груди…

Игорь проснулся и сел в постели. «Нехороший сон…» - подумал он. В крестообразный переплет корабельного иллюминатора смотрел мутно-серый рассвет, на горизонте темной массой вздымались бурые спины холмов. Выбросив из головы неприятные мысли, космотетчик начал готовиться к выходу на планету.

Через полчаса они были уже снаружи и шагали к отчетливо видимой невдалеке неровной куче. Это были остатки корабля, все пластиковые детали по-прежнему были целы, только слегка покоробились от времени. Исследование почвы вокруг не дало никаких новых результатов: следов металла не было и в помине. Целый день они брали повторные пробы – получили ровно те же данные, что предыдущая экспедиция. «Шаляпин» стоял на месте, цел и невредим, и никуда не исчезал. Следов людей в ближайших окрестностях они так и не нашли, и назавтра было решено идти дальше, чтобы исследовать озера вблизи холмов.

У первого же озера Игорь замер, как громом пораженный: он увидел те же геометрически правильные блестящие глыбы, что снились ему на Земле. Он подошел поближе и обнаружил, что со стороны берега эти глыбы испещрены странными ассиметричными объемными узорами. Тонкие ломаные линии сочетались с плавными дикими изгибами и неровными ячеистыми кавернами, гладкость переходила в шершавость, резкие грани припадали к нежным выпуклостям…

Он протянул руку, погладил одну из нежных округлостей, и вдруг лед почти неуловимо шевельнулся под пальцами, как будто начал протаивать от их тепла. Но это был бред, материал костюма абсолютно нетеплопроводен и подходит для выхода даже в открытый космос. Показалось – решил Игорь.

Подошел командир, полюбовался ледяными узорами, потом отбил молотком несколько кусков и уложил в контейнер. Что-то пронзительно и тонко зазвенело в высоте. Игорь поднял глаза, и ему показалось, что в молочное туманное небо фонтаном ударила нежно-алая струя света. Игорь опять наклонился к ледяной плите и стал внимательно рассматривать узоры, которые находился ближе остальных к крутому мягкому боку холма. Он долго, не отрывая глаз, вглядывался в них и вдруг заметил, что рисунок на поверхности плиты медленно, почти неуловимо меняется, так, как будто под воздействием потоков тепла протаивают новые ямки, появляются свежие бороздки и трещины.

«Так вот в чем дело!» – Игорь почувствовал огромное облегчение, когда понял, как возникают эти узоры. Холм теплый! От него почти неуловимым потоком на ледяные глыбы льются легкие подвижные струи тепла, которые, как тонкие горячие пальцы, и формируют эти причудливые объемные рисунки.

Он присел на край холма, как будто хотел ощутить его тепло, и начал соображать, какие химические процессы могут повысить температуру в углеводородах. «Да какие угодно процессы! Незнакомая планета, еще никому не известно, какие реакции могут происходить в веществах этой природы при непонятных нам условиях», - подумал он. «А ведь они когда-то были живыми – эти холмы, как и наша земная нефть, как газ и уголь…»

Вдруг Игорь почувствовал, что масса холма под ним начала медленно, а потом все быстрее и быстрее проседать и он стал проваливаться в нее, как в карамельную густую трясину. Вот он уже в воронке, вокруг - зыбкое тело холма, оно обволакивает его, душит, сдавливает мышцы и кажется, пробирается сквозь непроницаемые оболочки межпланетного костюма, который выдерживал 500 выходов в открытый космос. Он ощутил, как мощные щупальца гигантской медузы тянутся к самому его сердцу, к маленькой малиновой точке в груди…

Где-то в глубине сознания слабо зазвучал голос Юли: «Возьми его, когда тебе будет очень-очень трудно…» Из последних сил он дернул аварийный клапан костюма, дотянулся до груди, рванул шнур и тут же откинул руку в сторону, пытаясь распластаться, удержаться от погружения в вязкую глубь… Маленькое малиновое сердечко выпало из раскрывшейся судорожно ладони и вдавилось в теплую тягучую гущу бурого холма…
…
Игорь лежал на белом льду круглого озера у подножия одной из прямоугольных глыб. С противоположного берега к нему бежал командир, размахивая руками и спотыкаясь. Игорь услышал его голос:
- Он тебя проглотил, понимаешь, проглотил, как гиганский бегемот – а потом выплюнул!!! Да что же это такое, мать твою!! Ты зачем полез в самую трясину, они же мягкие, вязкие, как каша!!!

Голос в наушниках был близко, а командир еще далеко. Игорь сел на льду и ощупал себя – автоматика сработала безупречно, клапан скафандра был надежно задраен по аварийному шву. Он огляделся по сторонам. На белой поверхности озера рядом с ним алело небольшое пятно – это было то самое сердечко - смешной подарок Юли. Он поднял мягкий бархатный мешочек, тот был разорван сбоку. На ладонь Игорю выпал небольшой медальон белого золота.

У него перед глазами задергались и заскользили уже знакомые ему по ледяным глыбам причудливые, дикие ассиметричные узоры, сочетания гладких и шероховатых выпуклостей, резких ломаных линий и нежных овалов. Некоторое время он рассматривал медальон, потом перевел взгляд на блестящий узорчатый лед и стал вглядываться в него. И вот в его голове сначала медленно, приглушенно, а потом все отчетливей и громче зазвучала мелодия, как будто странный низкий голос пел:

В стране фиолетовых гор и золотистых просторов, что помним мы,
Несметной тугой пустотой огражденной от времени серых туманов
Цвела алая Мальва – мать живья и всего, заполняющего пустоты.
Пела Мальва - и звуки её песен ткали высокое и широкое и просторное.
Все живье и движье теплело и летело сквозь мальву звуком её песни,
Все становилось, и продолжалось, и было через пение Мальвы, помним мы.
Все, что было и продолжалось - заполняло пустоты теплом и силой.
Собирали пустоты тепло и силу, и хранили их звуком песни,
Той песни алой Мальвы, что лилась и росла, и наполняла и рождала.
От рожденного в звуке из пустоты становилось иное, летело и продолжало тепло,
Давало силу быть фиолетовым горам, лиловым туранам и синим архунам.
И наполнялись пустоты, рождая розовое пламя горы и белый блеск просторов.
Но иссякла алая сила Мальвы-матери, помним мы, и поползла серая пустота…
От нее падали ниц тураны и тяжелые архуны тащились через серое,
И в темно-сизом сминалось и вдавливалось в беззвучье то, что было и не стало.
Гасла песня, заканчивалось продолжение, и холодело тепло, и громы рвали муть.
Чужие громады пустот пронизали черное и серое, и никуда не тронулось движье,
А осталось и остановилось, и стало немым и бездвижным заполнять пустоты.
И погасла в беззвучии Мальва, и родились, заполнив пустоты, Бурые Холмы – глыбы стылого живья.
Стала песня Мальвы сном Бурых Холмов, и полнотой пустого, и тяжестью простора,
Но дышали песней Холмы, рождая сны из беззвучья в стынь неподвижных изгибов.
И застыли алые звуки в холодном, белом и гладком для рождения через пустоту, когда придет иное.
Сны Холмов, помним мы алые звуки и тепло, помним и лиловый полет турана,
И архун огнекрылый в стремленье и звуке продолжает, летит, заполняя пустоты.

…
Эпилог

«Шаляпин» приближался к Земле. Уже ушло сообщение о полном успехе экспедиции, Великий Выпрямитель Пустот и Всемирный Анализатор дали предварительное заключение о том, что планета Бурых Холмов является на текущий момент идеальным местом для заселения. Обилие углеводородов, металлов и других запасов природного высококачественного сырья при полной и абсолютной необитаемости планеты позволит соблюсти ОПКК - Основной Принцип Космических Контактов: Принцип невмешательства в инопланетную жизнь. Люди, переселившись постепенно на эту планету, смогут за пару столетий воспроизвести все достижения Земной цивилизации, и задача выживания человечества в планетарной катастрофе будет решена - гуманным и безболезненным способом.

ВВП открыл тайну Бурых Холмов: особый состав и структура углеводородов планеты такова, что позволяет превращать металлы в их оксиды и другие сложные соединения. Именно эти процессы происходят в недрах планеты, там, где вещество бурых холмов примыкает к рудам. Холмы как бы «питаются» металлами и увеличивают свой размер, плотность и массу за их счет.

Вероятнее всего, «Леннон» после ухода экипажа упал на один из молодых «голодных» холмов, рядом с которым он приземлился. В результате реакции холм уничтожил сначала опоры корабля, а потом очень быстро «съел» и все его остальные «вкусные», выполненные из чистых металлов части. Люди же, вынужденные провести ночь на холмах, погибли, потому что их костюмы, сделанные на основе металлических композитных нитей, тоже были растворены и поглощены.
И только одного не знал ВВП – он не знал, что жизнь настолько причудлива и многообразна, что душу, разум и силу могут иметь не только люди. Душу и память могут иметь и Бурые Холмы. А то, что имеет душу и разум – всегда найдет, как воплотить её и запечатлеть её в знаках, единых понятных для всего живого и живущего.

Игорь знал это. Он летел к Земле и думал о том, как расскажет об этом Юле, а потом они вместе придумают, как рассказать об этом людям. Ведь кто, в конце концов, умнее – ВВП или люди, которые его придумали? Человечество поймет, что нельзя заселить планету Глизе 581-G, не нарушив принцип ОПКК, потому что это земля Бурых Холмов. Они там живут, это их мир. И поселиться в их мире можно только в том случае, если земляне поймут их язык и научатся жить рядом с ними – в согласии и сотрудничестве.

И всегда будет звучать во вселенной великая песня любви, радости и потерь, боли и надежды – вечная Песнь Бурых Холмов.

Анастасия Карягина - не первой свежести, но вполне симпатичная офисменеджер директора ООО "АВС-стайлинг" - не любила черного кофе, особенно без сахара. А любила варенца, особенно с маковой булкой. Но, несмотря на это, она каждый день заходила в стильное кафе на втором этаже бизнесцентра и, красиво задумавшись, выпивала там чашечку эспрессо с холодной водой. И когда после этого она поднималась на лифте в свой офис, то казалось ей, что день прошел не зря.

Анастасия Карягина - офисменеджер компании ООО "АВС-стайлинг" - не любила собак, но очень любила оппозиционеров. Зато собаки чрезвычайно любили Анастасию и стремились кто облаять, кто стукнуть прутом твердого хвоста в замахе, кто лизнуть в лицо слюнявым языком.
Анастасия читала о любви к животным в стихах детских поэтов и блогах популярных оппозиционеров-белоленточников и поэтому разумно терпела нежеланную приязнь животных.
Однажды, после одного особенно безудержного акта симпатии со стороны таксы с активной жизненной позицией и жесткими кривыми когтями, она заперлась в туалетной кабинке, достала из сумочки запасные колготки и смартфон и написала твитт в ленту Ксении Собчак:
"Собаки очень любят людей, но лучше бы кусали, иначе для моей убежденности и веры в добро пока еще невозможно цинично положить камень в эту доверчиво распахнутую любящую пасть..."
Ксения ничего не ответила.

Пятьдесят четвертый дом на улице Незнаньевской стоял заброшенным ещё со времен окончания коммунизма в нашей отдельно взятой родине. Точнее, он казался заброшенным, этот дом. Облетевшая штукатурка на стенах между угловых колонн, заколоченные изнутри широкими досками окна, мусор, закрывающий северную, дальнюю от центрального проспекта города стену до половины, — все признаки запустения. И это при том, что от упомянутого уже центрального проспекта (носившего ранее имя Ленина, а нынче переименованного по причине смены социального строя на несоциальный в проспект Владимировский, что связывали как с Владимиром Красно Солнышко, никогда ближе чем на три тысячи вёрст к местам, где городок обретался, не подходившего, так и с другими его носителями. Имя, прямо скажем, не очень-то и редкое) дом номер пятьдесят четыре находился ровно через один двор и маленький скверик с каменной совой на живописной коряге посреди центральной круглой клумбы.

В казавшемся заброшенным доме пребывал удивительный клуб. Вход в него был доступен каждому, кто догадался бы, что заднее окно, выходившее на длинный ржавый не то гараж, не то сарай, может открыть проход внутрь, стоит лишь коснуться доски с правой стороны рамы. Войти мог любой, но задержаться, а уж тем более стать признанным членом клуба, было дано не каждому. Да и не захотел бы каждый-то. Одним из условий членства в клубе стало отсутствие у кандидата чего бы то ни было в жизни, кроме самого клуба. Тут всё было общее. Всё — это значит, совсем всё. В других условиях клуб можно было бы назвать новомодным словом «бомжатник», если бы вторым условием членства в клубе не стало наличие тайны или идеи.

У Серпентария идея была. Ещё с тех времён, когда он, тогда полноправный член общества, почтеннейший отец семейства, включающего вечно сопливого бульдога Григория, одноименного сына подростка и супругу с забытым для этой истории именем, ежедневно ходил на службу в одно из государственных учреждений, служащие которого были не в состоянии внятно описать смысл существования данного заведения, направленный вовне.

Идею свою Серпентарий приобрёл в ранней юности. Тогда это была ещё совсем неоформившаяся мысль, витавшая на стыке реальности и сна. Одна из тех мыслей, которые внятны и разумны, пока над ними размышляешь, лёжа в постели долгими бессонными ночами, но становящиеся смешными и нелепыми утром на свежую голову. Со временем идея обзавелась словесными очертаниями, достаточными для того, чтобы объяснить её кому-то ещё, но посторонним даже в таком виде идея казалась незначащей и в чём-то даже бредовой, как ни старался Серпентарий донести всё сияние её людям.

И Серпентарий оставил попытки разделить озарение, как оставляют их те, кого коснулась благодать Всевышнего, наткнувшись, словно на каменную стену, на сочувствующие взгляды окружающих, привыкших к обилию свидетелей воскрешения Сына Божьего, несущих бред в массы.

Оставил до того самого времени, когда понял вдруг, что идея сама по себе — ничто. Идея без воплощения погибнет в глубинах серпентарьего тела, напитанного домашним супом с клёцками. Идею размелют в труху бодрые голоса из рекламы в телевизоре. Идею слопают без остатка несошедшиеся цифры в отчётах. От идеи не останется даже воспоминаний.

И однажды, проснувшись ночью по естественным надобностям, Серпентарий ушел из дома, не взяв с собой ни денег, ни документов, не оставив записки семье, не уволившись со службы. Просто собрался, надел тёплую куртку, валенки, в которых выбирался на зимнюю рыбалку, взял половину булки пшеничного хлеба и вышел в ночь.

Его наверняка искали. Не могли не искать. Но искали его там, где он ушел из дома, а пребывал он совсем другом месте. На электричках, а если выгоняли контролеры, то и пешком он шел всё дальше и дальше от того места, где у него был дом, бульдог Григорий и семья. Он шел осуществлять идею.

Конечно же, входя в город, Серпентарий не ведал ни о доме 54, ни о том, что он Серпентарий, ни о чём он не догадывался, мучимый подхваченным во время ночевки под дождём в открытом поле сухим, дерущим горло кашлем. В город Серпентарий вошел со стороны зоологического сада, упирающегося одной своей стеной в зелень дерев, переходящих далее в вовсе уже непроходимую чащобу, преодолеть которую самому Серпентарию помогло не иначе как везение.

У вольера с красными волками, если верить надписи на табличке, прикрученной намертво к металлической сетке, Серпентарию стало совсем худо, и он свалился в желтеющую уже траву, потеряв сознание. Там и нашла его Серенада, совершающая послеобеденный моцион по зоосаду в целях укрепления нервной и иммунной систем организма.

Серенадой девочку назвал папенька, имеющий склонность к романтике и беспробудному пьянству, придя в органы ЗАГС оформлять свидетельство о рождении ребёнка, без чего маменьку новорожденной Серенады вместе с нею самой из родильного дома доктора не отпускали. Скандал, конечно, вышел знатный, но переименованием ребёнка не закончился, в связи с чем в школе девочку звали Серя, а сама она представлялась при знакомстве Сиреной, каковое имя и подтверждала, если в компании, где она присутствовала, начинали петь песни. В этом она унаследовала папенькины гены.

Справный в общем-то мужик, бесхозно валяющийся на газоне в непосредственной близости от вольера с кровожадными хищниками, которых Серенада, привыкшая к общению с пресмыкающимися, несколько побаивалась, привел женщину в глубокое изумление своим видом. По мнению Серенады, разменявшей к пятидесяти годам девяносто килограммов веса нетто, человек, лежащий в траве был измождён до крайности. Разница в весовых категориях позволила Серенаде взвалить бесчувственное тело будущего Серпентария на плечо и унести в свою однокомнатную норку, расположенную в доме неподалёку от зоологического сада.

Стоило ли лишаться всего, чтобы вновь начать собирать?

И Серпентарий начал готовить бегство. Серенада, имевшая склонность к тотальному контролю окружающей среды, изначально выстроила отношения таким образом, что тайный побег был практически невозможен, а попытки договориться игнорировала как бредовые.

Тяжелая деревянная дверь закрывалась на сувальдный замок с единственным ключом, изъять который не представлялось никакой возможности. А расположение квартиры на последнем этаже пятиэтажного кирпичного дома исключало возможность побега через окно.

День за днём проводил Серпентарий в поисках выхода из ловушки, понимая, что в скором времени сама мысль о побеге станет блёклой и безнадежной, после чего уйти будет невозможно. И наконец, дождавшись, когда Серенада поутру удалилась в направлении своих питомцев, не забыв закрыть дверной замок на три поворота ключа, он, пугаясь собственной безрассудности, взобрался на перила балкона, уцепился дрожащими от ужаса пальцами за балконный козырёк и неимоверным для непривычного к физическим упражнениям человека усилием взобрался на этот треклятый балконный навес.

Едва не полчаса Серпентарий успокаивал дыхание и сердцебиение, оказавшись на полпути к свободе. Наконец он решился выбраться на крышу, где и обнаружил ведущую вниз пожарную лестницу, заканчивающуюся на высоте оконных рам второго этажа. Собрав покидавшую его решимость, Серпентарий ступил, идя спиною вперёд, на первую ступень и начал своё нисхождение.

Лестница казалась бесконечной, но закончилась гораздо раньше, чем наш герой был готов её покинуть. Однако его желания не имели на действительность никакого влияния, и обессилевшие пальцы, судорожно цеплявшиеся в последнюю перекладину лестницы, разжались сами собой. От удара о землю ступни, казалось, взорвались болью, и Серпентарий взвыл раненым зверем.

— Откуда ты, небесный посланник? — раздался откуда-то из невидимости спокойный голос.

Серпентарий поднял голову и увидел благообразного бородатого старца в живописных лохмотьях, сидящего на пеньке от спиленного тополя и взирающего на происходящее с безмятежностью Будды.

удалено по просьбе автора

Как бы это ни было странно, но даже самым настоящим сказочным принцессам не удаётся выспаться точно так же, как любой обычной девочке. Можно с закрытыми глазами ткнуть пальцем в большущую карту мира на стене и смело утверждать, что если в этой точке планеты живёт девочка, уже научившаяся хотя бы ходить (я уже не упоминаю об умении разговаривать), то ей наверняка не дали сегодня выспаться. Так странно устроена вселенная. Но воспитанные девочки не тычут никуда пальцами, хотя бы и в карту мира.
Принцессу, о которой пойдёт речь в этой сказке, зовут Чудо. Вполне себе нормальное имя, ничуть не хуже любого другого, было бы куда печальнее, если бы её звали Беда. Или если бы она была твёрдо уверена, как известный всем первоклассник, уверявший учительницу, что его зовут Отстань.
Нет, у неё, конечно же, было и другое, официальное имя. То, которое пишут в документах и которым, когда вырастет, принцесса будет подписывать указы и соглашения с другими державами. Если, конечно, на жизненном пути ей не встретится благородный принц, который возьмёт на себя тяготы забот о процветании королевства, предоставив принцессе возможность заниматься действительно важными вещами. Любая девочка знает, что же это за действительно важные вещи. Если вы спросите, что это за вещи, она ответит вам без всякой подготовки и не особо задумываясь, а уж сказочная принцесса и вовсе знает, что входит в список этих самых важных вещей чуть ли не от рождения.
И необходимость просыпаться рано утром тоже входит в этот список действительно важных вещей. И чем старше становится девочка, тем важнее эта необходимость. Взрослые же вообще за редкими исключениями не любят долго играть, они просыпаются рано утром и будят всех, кто попадает в их поле зрения, они много ещё чего делают. И не всё, что они делают, можно понять. В самом деле, как может человек в здравом уме решить, что, скажем, возможность посидеть в тёплом кабинете с книгой может быть важнее, чем прокопать в сугробе нору до центра земли? Нет, никто не спорит, книги бывают очень интересными, но не всё же время! К сожалению, даже самые лучшие экземпляры взрослых порой становятся неспособны понять простейшие вещи. Это иногда пугает, особенно если представить, что взрослыми рано или поздно становятся все. И судя по тому, что ни одной дыры до центра земли нигде нет, можно предположить, что эта проблема всеобщая.
Конечно, есть некоторые взрослые, которым приходится становиться такими: учителя, например, или постовые полицейские. Но чтобы все и всегда… Есть в этом какая-то страшная тайна.
Принцесса Чудо пообещала себе, что как только у неё выдастся свободный часок-другой, она обязательно займётся этим важным вопросом. Жаль только, что именно сейчас у неё нет даже свободной минутки: усевшаяся в удобное кресло рядом с кроватью принцессы придворная фея Арнетт уже нервно начинала перелистывать страницы громадного фолианта, возлежащего у неё на коленях, а запущенный феей разбудильник противным звонким голосом в который уже раз рассказывал сегодняшнее расписание принцессы, особо делая упор на то, как уменьшается время, выделенное ей для личных дел.
Разбудильник был личным изобретением феи Арнетт, пришедшим ей в голову почти сразу после того, как она стала наставницей принцессы. Дело в том, что обычный будильник принцесса игнорировала с поистине королевским величием, как бы он ни гремел и ни орал. А вот чувство ответственности срабатывало прекрасно, и стоило разбудильнику, который выглядел как пузатый старикашка ростом по колено принцессе, начать рассказывать, что и по какой причине ей предстоит сегодня сделать, как сон позорно сбегал. Впрочем, иногда, как, например, в описываемое сейчас утро, принцессе удавалось игнорировать разбудильник, и ему приходилось повторять свои занудства ещё раз. Или два. Или три.
И вот что странно: если ты самая обычная девочка, то на тебя сваливаются самые обычные дела, а если ты сказочная принцесса, то самые обычные дела никуда не деваются, но к ним ещё добавляются дополнительно такие хлопоты, о которых обычные девочки даже никогда не задумываются. Скажем, к примеру, может ли девочка, у которой родители содержат кафе или постоялый двор, столкнуться с необходимостью разобраться с семейкой непоседливых и вороватых пикси, внезапно поселившейся на чердаке одного из столичных домов? Ну разве что пикси поселились бы в доме, где живёт эта девочка. Но даже в этом случае она бы лишь столкнулась с такой проблемой. А вот решать её пришлось бы, как и сейчас, самой младшей ученице Академии Фей, принцессе Чудо.
А как вы думали? Принцесс называют сказочными вовсе не потому, что про них рассказывают сказки. Сосем наоборот: про них рассказывают сказки потому, что они сказочные принцессы. И если принцессе всего шесть вёсен отроду, то её волшебных умений хватает именно на то, чтобы избавить дом обычного горожанина от нашествия легкомысленного Маленького Народца. Конечно же, за всем этим присматривает настоящая взрослая фея, чтобы, если вдруг что-то пойдёт не так, вмешаться и не допустить никаких неприятностей.
Когда ты фея, настоящие беды случаются с тобой очень редко, и связаны они чаще всего не с тем, что происходит вокруг тебя, а с тем, что внутри. Всё остальное – просто неприятности. Так постоянно говорила принцессе её наставница, фея Арнетт. Принцесса, если говорить совсем уж честно, не очень-то понимала, о чём эта фраза, но после частого повторения просто запомнила её.
Из воплей разбудильника принцесса узнала, что сегодня с утра ей предстоит урок по способам изгнания Маленького Народца, при которых не происходит особых разрушений. Затем экзамен по этому уроку, а после совместного обеда с родителями – практическое занятие в городе.
– Леди Арнетт, – спросила принцесса, – разве не опасно использовать волшебство сразу же после того, как только что его изучишь?
– Конечно, нет, девочка, – улыбнулась фея. – Вот если бы ты научилась общаться с Маленьким Народцем на прошлой неделе, а сегодня научилась бы варить, например, зелье дальновиденья, то что бы ты помнила лучше: как готовить зелье или как избавиться от незваных гостей из-под Холмов?
– Из-под Холмов? Почему из-под холмов? – удивилась девочка.
– Это очень давняя история. Если ты прямо сейчас начнёшь переодеваться, я её тебе расскажу.
Вообще-то принцессы не одеваются самостоятельно, у них для этого есть целая толпа помощниц. Нянек, если принцесса ещё совсем маленькая, или фрейлин, если принцесса уже достаточно взрослая, чтобы участвовать во всевозможных балах, выездах и салонах. Но фея Арнетт в самом начале обучения заявила, что ученица феи, не умеющая самостоятельно одеться, это нонсенс. А нонсенсы феи могут изучать, но никак не обучать.
Принцесса Чудо поначалу думала, что «нонсенс» – это такое ругательство, специально придуманное, чтобы называть им девочек-растяп. Оказалось, нонсенс – это попросту бессмыслица. А ругаться фея Арнетт считает недостойным настоящей феи.
Так что нянькам-фрейлинам осталось только сопровождать принцессу Чудо во время официальных приёмов и балов, для которых к её счастью почти не оставалось времени после начала обучения. Присутствие принцессы на больших, малых и тайных королевских приёмов не считалось таким уж необходимым, и это очень радовало.
Пока девочка переодевалась, фея Арнетт, как и обещала, рассказывала, почему Маленький Народец называют ещё жителями Холмов. Оказывается, когда-то давно, когда на свете не было не только мамы и папы принцессы Чудо, но даже пра-пра-пра-пра-пра-прадедушка Гаролиан Первый, основатель королевства, был всего лишь баронетом Гаролианом, у Маленького народца было своё Королевство Под Холмом. У них были бессмертные и единственные повелители: король Альберон и королева Титания. Жизнь Маленького Народца проходила вдали от тревог и волнений человеческого мира, а встреча с кем-то из жителей Холмов считалась невероятной удачей.
Принцесса подумала, что считать удачей встречу с пикси или леприконом довольно сложно, если, конечно, у тебя нет цели расстаться с каким-нибудь своим имуществом. Она поделилась сомнениями с наставницей, и фея Арнетт, рассмеявшись, сказала, что в те времена Маленький Народец не тащил всё, до чего мог дотянуться.
– В те далёкие времена, – продолжала она, – любой из Маленького Народца был невероятным богачом даже по сравнению с твоим отцом. А ведь ваше королевство считается самым богатым во всём Восточном Пределе. Люди тогда едва-едва научились добывать и обрабатывать медь и бронзу. Жители же Холмов в то далёкое время уже создавали оружие, которое было больше похоже на произведения искусства. Мечи из холодного железа, выкованные гномами в самых глубинах Холма, стоили столько, что за один такой меч можно было купить пару не очень крупных замков со всеми его жителями.
Оказалось, что такое положение вещей не устраивало властителей людей. Они наняли отряд волшебников, которым было поручено избавиться от Маленького Народца. Волшебники долго что-то считали, вычисляли и раздумывали, а в результате придумали закрыть вход в Королевство Под Холмом. Могущественное колдовство не просто запечатало вход под Холм, но и остановило в нём время. Иначе Маленький Народец, конечно же, смог бы уже давно разобраться с заклятием и вернуться назад. А сейчас время под Холмом не двигалось вообще.
Из Маленького Народца на земле осталось всего лишь немного пикси, несколько леприконов, говорят, что где-то видели парочку гномов. Ну и кто-то ещё по мелочи. Когда волшебники накладывали своё заклинание, эти несчастные оказались снаружи. В один момент из богачей они превратились в ненужных никому попрошаек. А под Холмом до сих пор ждут пробуждения король Альберон, королева Титания и огромное множество их подданных.

За то время, пока фея Арнетт рассказывала о делах давно минувших времён, принцесса успела переодеться в удобный балахон, на котором не оставалось следов даже от самых прилипчивых ингредиентов. На ноги она надела удобные кожаные сапожки с загибающимися носами и толстой подошвой и замерла на пороге умывальни, внимательно слушая рассказ наставницы. Ей оставалось только умыться, надеть невысокий ученический колпак, взять сумку, в которую давно было уложено всё, что может пригодиться ученице феи, и она была готова отправиться на встречу новому дню.
Фея Арнетт улыбнулась.
– Беги умываться, девочка, нам надо ещё успеть очень много.
Но судьбе в это утро было угодно нарушить планы феи. Едва принцесса скрылась за дверью умывальни, как в её покои вошел посыльный гвардеец от короля.
– Его Величество просит прибыть Её Высочество в зал для Малых Приёмов! – громко заявил он с порога.
– Что-то случилось? – забеспокоилась фея.
– Да как сказать, Ваше Магичество, – замялся гвардеец. – К нам прибыло посольство из Загорного Султаната. Посол, сын визиря, человек спокойный, рассудительный, хоть и не мне об этом судить. А с ним приехал сын. Лет ему около шести, и такое впечатление, что это не один мальчик, а полдюжины. Он появляется и исчезает в самых неожиданных местах, что уже едва не привело к международному скандалу. Вот Его Величество и решил возложить опеку над ним на Её Высочество.
– То есть, на меня, – печально вздохнула фея Арнетт. – Ну что же, сейчас придём.

* * *
Складывалось впечатление, что в зал для Малых Приёмов проникли вандалы. Посреди зала валялось разбитое вдребезги кресло. Стол, за которым проходили совещания Королевского Совета, был сдвинут со своего обычного места ближним к витражным окнам углом метров на пять, а в одном из самих окон виднелась круглая дыра. Гвардейцы стояли полукругом перед троном короля, окидывая настороженными взглядами замершую фигуру высокого человека в экзотическом наряде, охватившего руками маленького мальчика.
Судя по всему, это и были посол с сыном. Оба они были укутаны в расшитые золотыми узорами парчовые халаты, над которыми возвышались тюрбаны с плюмажами, что ещё больше увеличивало рост посла, который и без того чуть ли не на целую голову возвышался над рослыми гвардейцами.
– Что здесь происходит? – спокойно поинтересовалась фея Арнетт, не обращаясь ни к кому конкретно.
Гвардейцы заметно расслабились. Они тоже были уверены, что в присутствии феи никаких проблем возникнуть не могло.
– Ваше Величество, – громко отрапортовал гвардеец, которого посылали за принцессой, – Её Высочество прибыла по Вашему приказанию.
В армии так положено. Даже если кто-то попытается кого-то о чём-то попросить, его попросту не поймут. Зато приказы выполняются без всяких размышлений и обсуждений. А о выполнении докладывается тому, кто приказал.
Принцесса подошла поближе к мальчику, который и сам, как оказалось, был перепуган и вовсе не выглядел таким уж ходячим бедствием, как рассказывал фее гвардеец.
– Здравствуйте, – поздоровалась принцесса с послом. – Здравствуйте, – повторила она, обращаясь к мальчику.
В придворных обычаях вежливость стоит на первом месте. Есть множество знаменитых генералов, например, которые добились своих чинов на поле боя. Это обычно храбрые и честные люди, но многие из них понятия не имеют, как правильно обратиться к незнакомой даме или, например, что нельзя сморкаться в скатерть. Да-да! Бывают и такие люди, которые не знают, что в скатерть сморкаться неприлично. И среди них бывают генералы. Их, конечно, уважают за боевые заслуги, но за спиной частенько смеются и кривят лицо. Что поделать, таковы придворные манеры.
Вот только принцесса никак не может позволить, чтобы за её спиной раздавалось гадкое хихиканье, поэтому ей приходится в присутствии посторонних вести себя безупречно. Это значит, что её невозможно упрекнуть в отсутствии хороших манер, и она ни в коем случае не перепутает за столом вилку для омаров с чайной ложечкой. В случае, если принцесса, которую не в чем упрекнуть с точки зрения хороших манер, услышит за спиной смешочки, весельчака могут наказать и весьма серьёзно.
Поэтому принцесса обратилась к стоящему перед ней мальчику на вы и очень уважительно.
– Здравствуйте, – практически в один голос ответили посол и мальчик. У посла акцент практически не был слышен, а у его сына получилось что-то похожее на «страстуйтэ». Наверное, он совсем недавно начал учиться языку, на котором говорили в королевстве, где жила принцесса.
– Я дочь короля Мианида IV, меня зовут принцесса Чудо, – представилась девочка, приседая в реверансе.
– Весьма польщён знакомством с Вами, Ваше Высочество, – поклонился посол, – моё имя Сеаледдин ибн Эксан, я голос моего повелителя султана Аххамедта Второго Доблестного в ваших землях. А этот мальчик – мой сын, Дильхан. Мы только сегодня завершили свой долгий путь от сияющих башен Багарры, прекраснейшего в подлунном мире города, к Вашему ослепительному дворцу.
Да-а... Боюсь, что жители Загорного Султаната изъясняются именно так. Высшим шиком у них считается наговорить огромное количество слов, не сказав ничего конкретного. И это ещё посол наверняка сдерживался, потому что разговаривал с ребёнком. Представляете, что приходилось выслушивать королю?
– Мой единственный сын, которого я имею удовольствие представить Вам, будет безмерно счастлив, если Вы окажете ему благосклонность и познакомите с языком и обычаями Вашей страны.
– Буду рада оказаться для вашего сына проводником по своей стране, – снова присела в реверансе девочка. Фея Арнетт наградила её одобрительным взглядом.
– Могу ли я пригласить вас на прогулку, благородный Дильхан? – спросила принцесса у мальчика.
Посол быстро проговорил что-то на незнакомом принцессе чирикающем языке, и его сын, поклонившись отцу, затем королю, а после и принцессе, с ожиданием уставился на девочку.
Принцесса наклонила голову и двинулась к выходу. Мальчик и фея последовали за ней. У посла, короля и гвардейцев вырвался одновременный вздох облегчения.
Мальчишки!

За дверью зала Малых Приёмов принцесса остановилась, чтобы пропустить вперёд фею. Это на встрече с послом, мероприятии насквозь официальном, принцесса была главной, а в остальном именно фея Арнетт являлась наставницей и решала, что и когда им надлежало делать, а не наоборот. Сейчас принцесса находилась в полной растерянности: с одной стороны, планы на утро уже давно определены, а с другой, не тащить же с собой на урок представителя другой страны. Мало ли что может на уроке случиться.
Пару недель назад, например, принцесса умудрилась устроить в лаборатории пожар, когда готовила эликсир Абсолютного Понимания. Зато как забавно было после того, как эликсир всё-таки получился, слушать, о чем говорят между собой в клетке белые мыши. А уж как ругался кролик!
Принцесса улыбнулась воспоминаниям, спеша следом за феей Арнетт. Вот уж кого совершенно не волновали все эти сомнения, так это фею. Она уверенно двигалась в сторону библиотеки. Класс, где по большей части проходили их занятия, находился за маленькой незаметной дверью в книгохранилище. А лаборатория, которую фея спасла от пожара одним щелчком пальцев, скрывалась ещё дальше. В неё можно было попасть только из класса.
Конечно, фее было лучше знать, что им делать, но принцесса считала, что с Дильханом они шли туда напрасно. Впрочем, девочка давно научилась не спорить с решениями феи. В конце концов, если он там что-нибудь натворит, могущества волшебницы должно хватить для того, чтобы справиться с последствиями. Придя к такому выводу, принцесса повеселела и выбросила из головы все сомнения.
Вскоре ей было уже не до размышлений: к урокам наставница относилась очень серьёзно, и отвлекаться не позволяла совсем.
– Представь себе, – говорила она, – что ты забыла заклинание просто потому, что на занятиях думала не о нём, а о новом наряде или о том, что тебе приснилось этой ночью. И что? Хорошо, если это будет заклинание уборки в комнате. А если надо будет немедленно защититься от опасного врага? Или спасти от смерти друга? Нет, отвлекаться на занятиях ты просто не можешь себе позволить.
В общем-то принцесса была с этим согласна, но иногда всё же отвлекалась. Впрочем, фея всегда замечала, если такое происходило, и урок обязательно повторялся, но уже с примерами и объяснениями, почему именно те слова, которые девочка не услышала, особенно важны.
Оказалось, что для того, чтобы справиться с нашествием Маленького Народца, вовсе не обязательно быть волшебницей. В давние-предавние времена люди и обитатели Холмов заключили договор, и то, что случилось с Королевством Под Холмом, этого договора не отменило. По договору Маленький Народец не имел права посягать на жизнь и имущество людей. Достаточно было напомнить им об этом, и волшебные существа немедленно оставляли в покое дом, где жили люди. Вещи людей, которые пикси на время заимствовали для своих нужд, можно было вернуть таким же образом.
– Но почему тогда появление пикси в доме, где живут люди, считают настоящей бедой? – удивилась принцесса.
– Потому что в договоре особо оговорено, что все, кого он касается, знают о существовании этого договора, – развела руками фея, – но с тех пор прошло так много лет, что люди просто забыли о каком-то там договоре.
– Но мы же знаем!
– А нас пикси послушаются.
В этом было что-то неправильное, но принцесса никак не могла понять, что именно.
– А если мы расскажем об этом людям? – спросила она.
– Они вскоре снова забудут, – печально улыбнулась фея. – А мы потеряем гораздо больше времени, чем если просто выставить пикси из дома.
– Почему же тогда вы не рассказали мне об этом сразу? Зачем надо было идти в класс? – не понимала девочка.
– Чтобы об этом не забыла ты, – загадочно ответила фея Арнетт. – А ещё для того, чтобы научить нашему языку этого милого молодого человека.
Фея повернулась к Дильхану, который тихо стоял всё это время рядом с ней. Она произнесла несколько слов на языке, которого принцесса не знала, но зато точно знал мальчик. Он встрепенулся и быстро-быстро затараторил что-то в ответ.
– О чём вы говорите? – спросила принцесса.
– Извини, моя дорогая, я забыла, что ты не знаешь языка Султаната. Значит, нам будет нужно сотворить два заклинания вместо одного. Принеси мне, пожалуйста, из лаборатории полупрозрачный синий куб. Если я ничего не путаю, он должен стоять на второй полке снизу у дальней стены в лаборатории.
Вот и все объяснения. А ведь это далеко не самая худшая представительница мира взрослых.
Фея сказала мальчику ещё несколько слов на незнакомом принцессе языке, и он тоже направился в лабораторию.
Синий куб размером в две ладони девочки оказался именно там, где сказала наставница. Он был сделан из какого-то странного материала, похожего на стекло но немного мягкого на ощупь. А ещё он был очень лёгким, видимо, пустым внутри.
Дильхан же принёс несколько колбочек, составленных вместе в коробку, дно и стенки которой были выложены толстой и мягкой тканью.
– Некоторые слова и даже целые фразы в заклинаниях можно заменять предметами, – объяснила фея принцессе. – Это бывает очень удобно, не приходится запоминать длинные, а порой и вовсе непроизносимые предложения. Например, заклятие Чужого Языка изначально было придумано нагами, полулюдьми полузмеями. Повторить их шипение я не смогла бы в силу строения моего горла. А здесь заменяющие слова ингредиенты смешаны в нужных пропорциях, поэтому нам достаточно одной капли из колбы, смешанной с каплей крови того, чей язык мы хотим выучить. К сожалению, вкус получившегося в результате эликсира настолько противен, что даже каплю его проглотить человек не в силах.
Рассказывая, фея приготовила две иглы дикобраза и две маленькие плошечки.
– Дай-ка мне, милая твою левую руку, – попросила она принцессу. Та, уже привычная к тому, что для многих волшебных действий требуется человеческая кровь, покорно протянула руку. Игла в ловких руках феи лишь едва ощутимо уколола палец, и в плошечку капнула капля крови. Туда же была добавлена капля из колбы.
– По счастью, уже давно было замечено, что после трансформации получившееся вещество сохраняет свойства исходного. Тебе понятно, о чём я говорю?
Принцесса печально покачала головой.
– Это значит, что после того, как мы превратили что-то одно в другое, оно после превращения может заменять в заклинаниях то же самое, что и раньше, до превращения. Именно для этого нам нужен леденцовый куб. Всё, что в него попадает, превращается в леденцы. Поэтому мы сейчас перельём в куб нашу смесь, – фея сразу же делала то, о чём говорила, – и получим леденец.
Она протянула самую обыкновенную круглую конфету Дильхану, прибавив несколько слов на языке Султаната. Мальчик опасливо положил конфету в рот и проглотил её.
– Ну как? – поинтересовалась у него фея.
– Я не понимаю, зачем мне нужна была эта конфета, – отозвался мальчик. – Ой! Я понимаю, что вы мне сказали!
Слова звучали легко и правильно, словно Дильхан всегда разговаривал на родном языке принцессы.
– Отлично, – кивнула фея. – Теперь, если ты позволишь, я хотела бы получить каплю твоей крови. Не испугаешься?
– Я ничего не боюсь, как мой отец! – гордо вскинул голову мальчик и протянул фее руку.
Второй леденец получился точно таким же, как и первый. Принцесса осторожно положила его на язык, опасаясь гадкого вкуса, но это был обычный сладкий леденец.
– Отныне и до конца своих дней вы будете знать языки друг друга, – объявила фея.

Оказалось, что все неприятности, случившиеся с Дильханом, произошли из-за того, что он не понимал, что ему говорят. Точнее, неправильно понимал.
– Я спросил у стражника, можно ли посмотреть его оружие, у нас дома стража всегда разрешала мне с ними играть. Это хорошо, когда мальчика интересует оружие. А он не понял, что я спрашиваю, и ответил мне: «Уйди!»
Принцесса засмеялась, услышав это. Она теперь знала, что на языке Загорного Султаната «уди» значит «да». Конечно, Дильхан решил, что ему разрешают взять алебарду гвардейца. А гвардеец, наверное, не очень любил детей, чем ещё можно объяснить то, что он ответил так грубо?
– Я схватился за древко его оружия и потянул на себя. Он, наверное, решил, что я на него напал, и вцепился в оружие. Я подумал, что он хочет испытать, насколько я силён, можно ли мне доверить настоящее боевое оружие. И рванул алебарду на себя изо всех сил. И вырвал её у него из рук! Но сам не удержался на ногах, упал и, падая, взмахнул алебардой. На самом деле я, конечно, руками взмахнул, но держал её в них. И развалил напополам стул.
Принцесса хохотала, не в силах остановиться. Маленький мальчик отобрал у стражника оружие и тут же начал громить им зал Малых Приёмов. Конечно же, гвардейцы решили, что происходит нападение на короля. Магия давно уже доказала, что нельзя недооценивать противника. Мальчик мог быть заколдован, и тогда королю грозила бы серьёзная опасность! Все кинулись к Дильхану, чтобы остановить его.
– А я подумал, что у вас так принято, что они со мной играют. Я же ваших игр не знаю. Ну и бросил алебарду, чтобы они остановились. А она полетела очень далеко. Прямо в окно. Побила дырку древком, повисела так немного и упала на пол.
Принцессе уже не хватало воздуха от хохота.
– Ну а стол-то? Стол почему сдвинулся? – выдавила она из себя, сидя без сил на полу.
– Стол я не трогал. Они ко мне все вместе кинулись, толкали друг друга, и один из них споткнулся и упал прямо на стол. Он такой большой был, стражник, тяжёлый.
Теперь смеялась уже и фея Арнетт. У неё тоже было богатое воображение, у магов по-другому не бывает, и картина, которую она себе представила, была очень смешной, удержаться фея не смогла.
– Надо будет рассказать это за обедом папе с мамой, – сказала девочка. Она уже немного успокоилась, но всё равно то и дело начинала хихикать, представляя себе этот кавардак.
– Вообще-то Его Величество не выглядел весёлым в этот момент, – хмуро сказал Дильхан. Он опасался наказания за своё поведение.
– Ну что ты! Папа не будет сердится! Он наверняка решил, что ты очень капризный, поэтому и расстроился. А когда мы ему всё расскажем, он даже обрадуется. Его очень расстраивает, когда люди капризные, злые или глупые. А это очень смешная история. Он наверняка сейчас думает, что мы мучаемся со взбалмошным мальчишкой, и корит себя за то, что заставил нас это делать. Так что он наверняка обрадуется!
– Да уж, – согласилась с принцессой наставница, – наш король вовсе не похож на того, кто может наказать ребёнка за случайную шалость. А тут и шалости-то никакой нет, обыкновенное недоразумение. Хотя обыкновенным его называть не стоит, я и не припомню, чтобы кто-нибудь так быстро и качественно громил дворцовые покои. Разве что прадед нашего короля, Его Величество Даломар III. Да и то ему обычно требовалось гораздо больше времени. Хотя и разрушений было больше.
Феи обычно живут гораздо дольше обычных людей, поэтому фея Арнетт вовсе не шутила, говоря о прадеде нынешнего монарха. Она действительно была с ним знакома. И с его отцом тоже. И с дедом. Я вообще не удивляюсь, если окажется, что она старше всего королевства. Но у женщин, даже если они феи, о возрасте не спрашивают, поэтому тут остаётся только предполагать. Да и какая разница, видела она короля Альберона до того, как его вместе с большинством подданных заключили во вневременную темницу, или нет?
– А вы ведьма? – спросил у феи мальчик.
– Нет, дорогой, – спокойно ответила та.
У принцессы отлегло от сердца. Услышав вопрос Дильхана, она даже замерла. И уж конечно перестала смеяться. Ведьмы в их королевстве действительно были. Они тщательно скрывались, и феи безуспешно пытались от них избавиться. Спросить фею, не ведьма ли она, это всё равно, что спросить у обыкновенного уличного мальчишки, не он ли тот ябеда, по жалобам которого наказывают всех его приятелей. Обидный и злой вопрос.
Ведьмы держали в страхе всех вокруг того места, где селились. Крестьяне по первому требованию приносили им всё, что ведьмы хотели получить. Никому не хотелось, обидев ведьму отказом, проснуться однажды утром жабой или, например, волком. Да и кроме этого у ведьм есть множество способов отомстить обидчикам.
На самом деле ведьмы отличаются от фей только отношением к людям. Если есть два способа добиться нужного результата, из которых один трудный и долгий, а другой быстрый, но для него надо причинить вред кому-то живому, то фея выберет первый способ, а ведьма второй.
Ведьмы считают, что люди не стоят того, чтобы принимать их в расчёт. Живут ведьмы так же долго, как феи, на их глазах сменяются целые поколения, появляются и исчезают поселения, города и целые страны. Поэтому им кажется, что всё вокруг не так важно, как их желания, пусть даже самые мимолётные.
Феи же, наоборот, уверены, что если им что-то даже очень-очень нужно, но получение желаемого принесёт вред окружающим, то лучше без этого обойтись, если возможно. Или получить каким-то другим путём. Они к своим желаниям относятся так, как ведьмы относятся к людям.
Иногда случается, что фея становится ведьмой. Иногда, к сожалению, гораздо реже, ведьма становится феей.
Думаю, теперь понятно, почему принцесса испугалась, что фея рассердится на мальчика за его вопрос.
И понятно, почему она не рассердилась.
– Ведьмы злые, – сказала Дильхану принцесса. – они людей убивают. Ты разве не знаешь?
– Знаю, – ответил мальчик, – у нас все об этом знают.
– Люди, родившиеся в Загорном Султанате, абсолютно не способны к магии, – сказала фея Арнетт принцессе. – Они считают всех волшебниц нашей страны ведьмами. Феи у них бывают очень редко, у нас достаточно дел здесь. А вот ведьмы частенько сбегают отсюда туда.
Ох! Принцесса и не думала, что так может быть! Страна, в которой есть только злые ведьмы и совсем нет фей.
– Почему же ты тогда так спокойно пошёл с нами? – удивилась девочка.
– Я думал, что моё поведение так разозлило короля, что он отдал приказ казнить меня, – спокойно ответил Дильхан.
– Казнить?!
– Теперь ты понимаешь, моя дорогая, что, когда Дильхан говорил о своей храбрости, это была истинная правда? – улыбнулась фея.
– Мы воины, – пожал плечами мальчик, – трусы погибают раньше, чем смогут опозорить свой род.
– Да! И воины прекрасные! В мире нет воинов лучше, чем в Загорном Султанате, – подтвердила фея. – Если бы тому гвардейцу, у которого отобрал оружие наш гость, пришлось всерьёз драться с мальчиком, я не знаю, кто бы вышел победителем.
Принцесса с удивлением посмотрела на Дильхана.
– Вы это серьёзно или шутите?
– Абсолютно серьёзно, – подтвердила фея.
– Но сейчас-то ты знаешь, что никто тебя не собирается наказывать? – принцесса едва не плакала от волнения.
– Конечно. Если бы меня собирались наказать, то уж точно не таким же способом, как и тебя. А твою кровь взяли первой.
– А ещё в тебе теперь есть капля крови Дильхана. А в нём твоя капля крови. По обычаям Султаната вы теперь кровные брат и сестра. – сказала фея, глядя в глаза девочке.
– Что? – удивилась та.
– Это правда, – подтвердил Дильхан, – даже если люди смешают кровь случайно, они становятся братьями. – Он широко улыбнулся. – Или сёстрами. А мы смешали кровь по доброй воле. И ты, и я, мы сами позволили взять свою кровь. Это очень древний обычай.
Принцесса ошеломлённо смотрела на мальчика. Всё это было так неожиданно.

За обедом король и в самом деле от души веселился, когда принцесса в лицах пересказала историю с алебардой. Он не очень удивился, узнав, что Дильхан теперь отлично умеет говорить на языке его к королевства, поскольку давно привык к самым невероятным чудесам. Зато отец мальчика был в совершенной растерянности. Он очень волновался, не причинит ли такой способ обучения какого-нибудь вреда ребёнку.
Но фея Арнетт заверила посла, что ни в коем случае не стала бы использовать непроверенное волшебство, и что в этом случае просто избавила себя и других от возможности возникновения недоразумений, похожих на произошедшее в зале Малых Приёмов.
Гораздо более неоднозначную реакцию вызвало известие о том, что принцесса и сын посла отныне кровные брат и сестра. Король нахмурился, явно просчитывая последствия этого события. Но королева сказала:
– Ты давно мечтал о том, чтобы у тебя был сын. Теперь он у тебя есть. – Потом она обратилась к послу, – Скажите, а кем теперь мы друг другу приходимся?
Вопрос был непростой. Ведь королева теперь считалась матерью не только принцессе, но и Дильхану. А посол Сеаледдин, как и король, считался их отцом.
– Мы можем постараться стать друзьями, – ответил королеве посол. Он прекрасно понимал, что случившееся не может не повлиять на дальнейшие отношения, но давал понять, что не желает получать какую-то дополнительную выгоду из побратимства детей.
– Да будет так, – решил король, и больше к этой теме за обедом не возвращались.
А фея Арнетт вообще молчала. Но любой, кто умеет думать, легко догадался бы, что всё произошедшее было ей для чего-то нужно.

Когда-то давно, лет триста назад, в королевстве был постоянный посол Загорного Султаната, но в силу некоторых причин, а точнее, из-за того, что тогдашние король и султан не сумели договориться, кому из них будут принадлежать рудники в Горячих горах, отношения испортились. Так испортились, что едва не началась война. Горячие горы считались границей между королевством и султанатом. А граница не принадлежит, вроде бы, никому. Но сами по себе горы занимали весьма обширную территорию, и правители обоих государств хотели бы считать эту территорию своей.
Самое смешное заключается в том, что рудники с тех пор так и стояли заброшенными. И любые попытки с обеих сторон наладить в них добычу жестоко пресекались соседом.
Но время идёт, и король с султаном наконец-то пришли к пониманию того, что дружить гораздо выгоднее. И в королевство приехал посол султана, а в Султанат отправился представитель короля.
С политической точки зрения побратимство между принцессой и сыном посла Султаната являлось желательным и выгодным для обеих стран.
Впрочем, ни принцессу, ни Дильхана эти соображения ничуть не беспокоили. Гораздо важнее было то, что сразу после обеда предстояло изгнание пикси из дома в Дровяном переулке. Для принцессы это было первое самостоятельное дело. Фея Арнетт сказала, что, конечно, она будет рядом на всякий случай, но постарается не вмешиваться, если не возникнет такой необходимости.
Если бы из дворца какого-нибудь другого королевства в город вышла принцесса, её сопровождала бы целая толпа стражников, телохранителей и нянек. Фея одна справлялась со всеми этими обязанностями, поэтому их прогулка осталась практически незамеченной.
Принцесса очень любила город, в котором жила. Конечно, он был местами грязен, с тесными улочками и немощёными дорогами. Но во-первых, стараниями многих поколений королей, а главное, фей, город был абсолютно безопасен. Даже ночью обычный горожанин мог пойти в одиночку весь город из конца в конец, не опасаясь за свою жизнь и имущество. А во-вторых, в нём была канализация и водопровод, а это большой плюс как для жителей города, так и для тех, кто просто по нему ходит: можно не волноваться, что кто-нибудь выльет тебе на голову ночной горшок. Да и пахнет в таком городе гораздо лучше, чем в тех, где нечистоты в лучшем случае текут в канавах рядом с дорогой, а в худшем прямо по дороге.
Словом, столица королевства могла служить примером для многих городов, и жители по праву гордились своим городом.
Дорога от дворца до Дровяного переулка заняла совсем немного времени. Принцесса только успела немного похвастаться перед Дильханом, а он успел рассказать ей, что в таких домах хорошо жить ласточкам, потому что они привыкли строить гнезда в норах на обрывистых берегах над головой друг у друга.
Впрочем, серьёзно поссоритья и даже поспорить они не успели: Дровяной переулок находился всего в четырёх кварталах от дворца.
На двери нужного им дома висел красивый массивный молоток. Фея несколько раз стукнула им в дверь, и по дому прокатился мелодичный перезвон: видимо, здесь не обошлось без магии. Отворил дверь невысокий толстенький мужчина. Принцесса вспомнила, что видела его пару раз на приёмах во дворце. Кажется, он занимался поставками продовольствия в дворцовую кухню.
Лицо мужчины, устало и какое-то помятое, озарила улыбка.
– Здравствуйте, Ваше Высочество. Моё почтение, Ваше Магичество, – он поклонился принцессе и фее, словно не замечая мальчика. – Теслин Илисон, искренне рад вашему визиту, проходите, мы все к вашим услугам.

Внутри дом казался мрачным. Видимо, такое впечатление он производил из-за закрытых и плотно занавешенных окон. Редкие светильники не рассеивали темноту, а лишь разрывали её вокруг тех мест, где были расположены, остальной же дом был погружен во тьму.
– Почему у вас так темно? – спросила фея. – Здесь же невозможно находиться.
– В темноте ничего не блестит, Ваше Магичество, – ответил хозяин дома. – А пикси обычно тащат то, что блестит или, убереги Создатель, сияет. Моя супруга уже лишилась всех своих украшений, в доме почти не осталось столовых приборов, а в некоторых окнах вместо стёкол доски. Да и светильники, те, что поярче, тоже пропали.
– И как давно они у вас поселились? – удивилась фея.
– Всего с неделю, Ваше Магичество, – ответил Теслин, – ещё неделю назад в моём доме всегда было светло и радостно. Мы с супругой любим гостей, но с тех пор, как пикси выбрали наш дом, к нам не заходит никто.
– Что же, всё понятно, – кивнула фея. – Где конкретно они живут?
– Вы про гнездо ихнее? – уточнил мужчина. Фея снова кивнула. – Так на чердаке они гнездятся, я туда и заходить-то боюсь сейчас. Шутки у них на мой вкус слишком уж дурацкие.
Фея посмотрела на принцессу.
– Ну что же, девочка, иди и разберись с этим. Мы подождём тебя здесь.
– Да как же так-то? – заволновался Теслин. – Её Высочество пройдёт к ним одна?
Фея удивлённо взглянула на него:
– Вы отказываетесь от нашей помощи?
– Нет, что вы, Ваше Магичество! Как можно?
Фея вздохнула:
– Я так и думала. Или, девочка, мы будем ждать тебя здесь.
Принцесса немного волновалась. Она знала, что ничего сложного ей делать не придётся, но всё же первое самостоятельное задание – это совсем не то же самое, что стоять рядом с феей и наблюдать, как действует она.
Лестница на чердак была продолжением круговой лестницы на второй этаж. Она находилась в башенке, видимой и с улицы. Вообще-то башенок было две, и принцесса решила, что во второй тоже есть лестница, запасная. На лестнице было совсем уж темно, и девочка зажгла щелчком пальцев маленький огонёк в воздухе. Это было самое первое и самое простое волшебство, которому она научилась.
Дверь на чердак открылась с неприятным скрипом, принцесса подумала, что когда пикси выходят с чердака, об этом знает весь дом. Вообще, мысли были какими-то посторонними. Она думала о чём угодно, кроме цели своего прихода сюда.
Сразу же как дверь открылась изнутри донёсся скрипучий и скандальный высокий голос:
– Ну и кому что понадобилось вдруг в нашем доме?
– Здравствуйте, – сказала девочка. Она никак не могла решить, как ей себя вести, ведь лично ей пикси ничего плохого не сделали.
– Я спрашиваю, что надо? –продолжил тот же голос.
«Ах так! – подумала принцесса, – ну что же, не хотите по-хорошему? Не надо!»
– Это я хочу спросить, – громко и внятно поговорила она, – кто считает возможным игнорировать древний договор и даже не считает нужным скрывать это?
Здесь следует напомнить, что принцесса Чудо всё же была дочерью короля и прекрасно умела разговаривать с теми, кто пытался на неё давить.
Она приказала огоньку засветиться ярче и увидела в глубине чердака замершего в ужасе крохотного человечка в непонятной хламиде.
Человечек прижимал к груди пузатый медный чайник, и от этого его вид казался до невозможного забавным. Сам же чердак был на удивление чистым и казался каким-то даже уютным.
– Я жду ответа на свой вопрос, – напомнила ему принцесса.
– Д-договор? – совсем другим тоном, заикаясь произнёс человечек.
– Именно договор, – подтвердила принцесса.
Чайник вывалился у человечка из рук.
– Ясно, – сказал он, – мы сейчас же уходим. Дети, – крикнул он в самую глубину чердака, – собирайтесь, нас опять ждёт дорога.
– Дорога? – удивилась девочка. – Но совсем рядом с городом есть лес, почему вы не хотите жить в нём?
– В лесу живут волки, лисы, филины, – грустно сказал человечек, – когда нас много, мы можем дать им отпор... Но нас очень мало.
И действительно, из темноты выбрались четыре малыша пикси и их мама. Как и собеседник принцессы, они были одеты в самые неожиданные предметы обихода. Самый маленький был закутан в кухонное полотенце так, что наружу торчали только глаза и взлохмаченные волосы. А ещё один и вовсе был одет в большой вязаный зимний носок с проделанными в нём дырками под руки и голову.
– Так вы поедете в другой город и опять поселитесь в чьем-нибудь доме? – спросила принцесса.
– Да, так и будет, – ответил ей человечек, – и проживём там сколько сможем, пока нас опять не придут выгонять.
– Но почему вы воруете и хулиганите?
– Простите, блистательная госпожа, но как ещё можно добыть себе еду, если мы не будем воровать? – понурился человечек. – А что до хулиганства... нам просто скучно, ведь ваши, человеческие развлечения нам не доступны.
– А что вы умеете делать? – спросила девочка.
– Ничего, что могло бы пригодиться людям, – развёл руками человечек.
– Разве? – лукаво улыбнулась принцесса. У неё появилась замечательная идея. – Я вижу, что у вас очень чисто и вообще довольно мило.
– Это всё Аллели, моя жена, – показал рукой пикси, – ей не нравится, если в доме непорядок.
– А если я дам вам крышу над головой, буду кормить и разрешу пользоваться моими вещами, кроме некоторых личных, могу ли я рассчитывать на то, что в моих покоях будет такая же чистота и порядок, как на этом чердаке?
– Вы шутите, блистательная госпожа? – голос человечка задрожал.
– Ни капли, – заверила принцесса, – мне давно уже хотелось найти помощников, которые заботились бы о моих комнатах. Но мне бы не хотелось, чтобы в них боялись заходить гости.
Вперёд вышла мама-пикси. Она выглядела смешной в небольшом холщовом мешке вместо платья и кукольной шляпкой на голове, но в то же время до невозможности торжественной.
– Мы принимаем ваше предложение стать вашими домовыми пикси, – произнесла она. – Я слышала от своей бабушки, что такое случается, но никогда не думала, что это случится со мной и моей семьёй.
– Только верните обитателям этого дома все их вещи. А ещё лучше, оставьте их здесь, они сами разберутся, что к чему. Ну и полезайте, наверное, в мою сумку, чтобы вам не идти по городу самим.

Когда принцесса спустилась с чердака вниз, она заверила хозяина дома, что пикси их больше не потревожат, рассказала, что все пропавшие вещи можно будет забрать на чердаке, пожелала здоровья и счастья, и они с феей Арнетт и Дильханом отправились обратно во дворец.
Сумка принцессы по дороге подозрительно шевелилась, попискивала, а один раз даже вполне внятно выругалась. Но мальчик молчал, потому что любопытство не к лицу настоящему воина, а фея Арнетт прекрасно понимала, что произошло на чердаке, и была уверена, что каждый имеет право на собственные поступки и ошибки. К тому же она ожидала чего-то подобного и вовсе не считала это ошибкой.

Ближе к вечеру, когда хлопоты, связанные с размещением семейки пикси в комнатах принцессы, закончились, вся компания собралась в гостиной. Пикси удобно устроились на каминной полке среди блестящих фарфоровых статуэток, которые пикси очень нравились. Им пришлось впору игрушечная посуда, кстати, как и одежда. Надо сказать, что платья и камзолы для кукол принцессы шили самые настоящие портные, поэтому с одеждой не возникло никаких сложностей. И дети, и взрослые пикси так радовались обновкам, что удержаться от улыбки при взгляде на них было совершенно невозможно.
Для проживания пикси выбрали себе один из кукольных домиков, тот, что побольше, трехэтажный. Они договорились с принцессой, что она оставит в домике всю мебель, а кукол переселит куда-нибудь в другое место. Папа-пикси, которого звали Тилли-Бряк, лично поверил, как разместилась вся его семья, и остался вполне доволен: каждому досталась личная комната, и ещё осталась отдельная гостиная и столовая.
Принцесса показала маме-пикси три свои комнаты: гостиную, игровую и спальню, – и ванную. Аллели сказала, что территория, конечно, большая, но в течение пары дней она наведёт здесь порядок и сможет его поддерживать без особых усилий. Принцесса показала, где лежат её магические принадлежности и попросила не трогать их, потом вызвала старую нянюшку Олию,познакомила её с пикси и попросила, чтобы пикси кормили трижды в день, даже если самой принцессы не будет во дворце.
Старушка, конечно, разохалась, попыталась объяснить принцессе, что пикси в доме – это не к добру. Но у принцесс есть преимущество перед обычными девочками: им, принцессам, иногда достаточно приказать, и, если этот приказ не отменят король или королева, окружающие должны будут делать то, что им сказано.
Для Дильхана выделили две комнаты напротив покоев принцессы. Могли бы и больше, ведь у монархов вполне может быть несколько детей, и комнат в детском крыле дворца было вполне достаточно, но мальчик сказал, что и двух комнат ему будет многовато, таким образом, и этот вопрос был решён.
Пикси Аллели заглянула в комнаты мальчика, скептически осмотрела их и пообещала в меру сил заняться и ими. Судя по печальным вздохам младших пикси, в меру сил заниматься наведением порядка в комнатах Дильхана придётся им. Впрочем, они сразу повеселели, когда тот разрешил им пользоваться его вещами и вообще развлекаться и играть в его комнатах с учётом того, что пикси не будут ничего разрушать.
– Я за этим посмотрю, – посулила мама-пикси, и её дети снова порастеряли часть своей весёлости.
К слову сказать, наведением порядка Аллели занялась в тот же день, и к тому времени, как все собрались за ужином, в комнатах принцессы стало гораздо просторнее и чище.
Фея Арнетт тоже жила рядом с принцессой, но в свои комнаты она категорически запретила пикси даже заглядывать, пробормотав что-то насчёт того, что ей совсем не нравятся жареные пикси. Маленький Народец этот намёк понял, и фее было обещано обходить принадлежащие ей комнаты стороной.
День выдался очень насыщенным, наполненным впечатлениями, и дети ещё за ужином начали клевать носами. Поэтому сразу после ужина было решено одним голосом феи против двух голосов детей отправляться спать пораньше.
– Я совсем-совсем не хочу спать, – попыталась объяснить фее принцесса, но посреди фразы неожиданно для себя зевнула, что сильно уменьшило даже её собственную уверенность в этом.
Дети пожелали друг другу, пикси и фее доброй ночи и заснули, кажется, раньше даже, чем их головы коснулись подушек.
Фея полюбовалась на спящую принцессу, ещё раз настрого приказала пикси вести себя тихонько и отправилась к себе.
Пикси-дети тоже вскоре были отправлены в постель, да и их родители, похлопотав ещё немного по хозяйству, ушли обживать свой новый дом.
Впрочем, пикси спят очень чутко, поэтому, когда окно игровой комнаты бесшумно открылось, все шестеро волшебных созданий были уже поблизости от него.
Не зная, что происходит, они вели себя очень тихо, а тёмная фигура, с головой запутанная в плащ с капюшоном, постояла у окна, привыкая к темноте комнаты, и уверенно двинулась в сторону спальни принцессы.
И в этот момент пикси дружно завопили.
Если вы не слышали, как кричат пикси, объяснить вам, на что был похож этот вопль, почти невозможно. Представьте себе сирену пожарной машины, но гораздо, гораздо выше, так что в ушах стоит непрекращающийся звон и сводит зубы. Теперь добавьте к этому вопль кота, обнаружившего соперника на своей территории, и непрерывный треск, потому что пикси, когда кричат, быстро-быстро клацают зубами. Вот примерно так, только ещё противнее, вопит пикси. Один пикси. А здесь их было шесть.
Незваный гость подпрыгнул на месте и приземлился головой вниз, потому что младшие пикси успели забраться по портьере наверх и толкнули его в спину.
Фея Арнетт оказалась в комнате принцессы раньше, чем затих грохот от удара головой по паркетному полу. Одно движение рукой, и неожиданный визитёр замер, не в силах пошевелиться.
Перепуганная принцесса появилась на пороге своей спальни одновременно с Дильханом, который вбежал в игровую комнату с другой стороны, держа в руках длинный кинжал. При его росте кинжал больше напоминал меч.
– И кто это к нам пожаловал? – спросила фея, снимая с головы пленника капюшон. – Хм! Совершенно незнакомое лицо.
– Дядя Гахаммат? – недоверчиво спросил Дильхан, вглядываясь в лицо мужчины на полу. – Что ты здесь делаешь? И почему у тебя в руках пропавший охотничий нож моего отца?
– Он не может тебе ответить, мальчик, – погладила Дильхана по голове фея. – Я думаю, это и к лучшему, не годится детям слышать то, что он мог бы сказать.
– Я понимаю, дети, – продолжила она, – что уснуть сейчас будет трудновато, поэтому посидите пока в гостиной. Я скоро вернусь.
Фея двинулась к выходу, небрежно щёлкнув пальцами, и неподвижный пленник приподнялся в воздух и пролетел за ней.
– Я не понимаю, что происходит, – признался Дильхан вслух.
– Зато я, кажется, прекрасно понимаю, – неожиданно ответил ему Тилли-Бряк. – Твой дядя не хотел, чтобы у вас был мир с королевством?
– Ну да, – отозвался мальчик, – он выступал в Диване против заключения союза с вами.
– В диване? – спросила принцесса, которую, как всегда в серьёзных ситуациях, стали волновать совершенно посторонние вопросы.
– Да не в диване, а в Диване, – поправил её мальчик. – Так называется собрание лучших людей родов.
– А! Королевский Совет! – догадалась принцесса.
– У нас он называется Диван. И дядя со своими сторонниками был против любых договоренностей с вашим королевством. Я знаю, они с отцом долго спорили у нас дома уже после того, как султан, да продлит Создатель его дни, решил принять предложение твоего отца о мире. Дядя кричал так громко, что я проснулся и слышал, как он сказал отцу, что тот ещё пожалеет, что доверился людям из-за Гор. Но я не думал, что он может решиться на такое предательство.
Они расселись в гостиной, куда вскоре вошли два стражника, неподвижно замершие по обе стороны от двери. Аллели добыла откуда-то вазочку с конфетами и чайник со свежим чаем, и дети людей и пикси молча пили чай с конфетами. Взрослые пикси держались ближе к окну, видимо, опасаясь повторения нападения.
Спустя некоторое время в комнату вернулась фея Арнетт. Она была задумчива и молчалива.
Взмахом руки она отпустила гвардейцев, и, когда те ушли, сказала:
– Странные дела творятся в мире. Знаете ли вы, как убийца проник во дворец?
– Убийца?! – воскликнул Дильхан. – Дядя Гахаммат пришёл убить мою сестру?
– Именно так, – сказала волшебница, – он, правда, не знал, что отныне принцесса твоя сестра, но, боюсь, что даже если бы и знал, ничего бы не изменилось. Утром принцессу нашли бы убитой ножом твоего отца. Я не е знаю, как ответил бы на это король, но в любом случае мира между нашими государствами не было бы ещё очень долго.
Фея глубоко вздохнула и продолжила:
– А амулет, который позволяет передвигаться по дворцу, не тревожа охранные заклинания, передал ему тот самый гвардеец, которого ты, Дильхан, лишил сегодня оружия.
– Я знал, что он плохой человек! – воскликнул мальчик. – У него были совсем мёртвые глаза!
– Так что если бы не пикси, всё окончилось бы трагично. Его Величество уже приказал подготовить Указ о присвоении домовым пикси принцессы дворянского звания с правом передачи его по наследству. Дело совершенно невиданное.
Она ненадолго задумалась, потом хлопнула в ладоши и сказала:
– Но всё это будет завтра. А сейчас всем спать!
Принцесса и Дильхан почувствовали, что их глаза закрываются сами собой, и через секунду дети уже спали. Фея отнесла принцессу в спальню, затем уложила Дильхана на кушетку здесь же в гостиной, а сама устроилась в кресле рядом.
– Примите и мою благодарность, Маленький Народец, – сказала она, закрывая глаза.

Утром, несмотря на то, что ночью выспаться не удалось, принцесса проснулась раньше, чем фея-наставница пришла её будить. Оказалось, что Дильхан уже давно встал и ушёл к отцу, с которым каждое утро делал разминку.
Пикси уже давным-давно поднялись и даже успели устроить небольшую уборку перед завтраком. Аллели очень не понравилось, что после ночного визитёра остались грязные следы и оказалась повреждённой рама окна.
Впрочем, завтрак тоже уже был готов и стоял на столе в гостиной, прикрытый крышками.
Фея пришла к тому времени, как принцесса умылась, она рассказала, что тренировка у Дильхана уже закончилась, и мальчик обещал зайти сразу, как только вымоется.
– У меня для вас обоих есть важные новости, – сказала фея принцессе, – не вижу смысла повторять всё два раза, поэтому расскажу, когда он придёт.
Дильхан не заставил себя долго ждать, через несколько минут он зашёл в гостиную, бодрый и готовый к новым подвигам.
– Здравствуйте, Ваше Магичество, – поклонился он фее. – Мальчик быстро учился и уже знал, как правильно обращаться к фее. – Желаю тебе доброго утра, сестра, – кивнул он затем принцессе.
В Султанате придавали огромное значение положению в обществе. Не сказать, чтобы в королевстве не обращали внимания на этикет, но в Султанате каждый знал, как должно обращаться к другому в зависимости от его титула.
– Здравствуй, брат, – принцессе было в новинку такое обращение, у неё не было ни братьев, ни сестёр, поэтому слово «брат» она произнесла с особенным удовольствием.
Фея дождалась, пока мальчик устроился за столом и сказала:
– Я хотела бы, чтобы вы внимательно меня выслушали, потому что вам придётся самим принимать решение. Мы с вашими отцами обсудили сложившуюся ситуацию и пришли к выводу, что это покушение абсолютно точно не последнее. Твой дядя, Дильхан, несомненно, не сам решился на такое. Да и само его поведение на Совете совсем не соответствует тому, как он поступает обычно. Мы пришли к выводу, что за ним стоит кто-то ещё. И этот кто-то очень, очень хитёр и могуществен.
Дети внимательно слушали. Несмотря на то, что они были совсем малы (семь лет принцессе и шесть Дильхану), они понимали, что речь идёт об их жизнях, и решение, которое надо будет принимать, наверняка эту жизнь изменит и весьма серьёзно.
– Для того, чтобы дать вам достаточно сил для борьбы с неизвестным врагом, мы решились на почти безумный поступок. Мало кто знает, что у заклинания, укрывшего вне времени Маленький Народец, есть ещё один побочный эффект: в подземном коридоре, ведущем во дворец короля Альберона, время так же остановлено, но люди, находящиеся в нём, продолжают жить. Наверное, вы помните истории о том, что проведший во дворце короля эльфов одну ночь, возвращается в обычный мир через много лет. Не знаю, кто так переврал истину, но на самом деле всё обстоит совсем наоборот. В коридоре, ведущем в эльфийский дворец, человек может провести много лет, не старея, и вернуться назад в тот же миг, когда вошёл туда.
– Для чего вы рассказываете нам это? – удивилась принцесса.
– Потому что вам, если вы на это согласитесь, предстоит провести там довольно много времени в компании со мной и отцом Дильхана. Я буду учить тебя истинной, высшей магии, а Дильхана отец выучит тому, что поможет ему отразить немагические атаки на вас.
– Так это же здорово! – воскликнул мальчик.
– С одной стороны да, а с другой... Вы выйдете оттуда взрослыми людьми, но тела ваши останутся такими же детскими, как сейчас.
Принцесса задумалась. Ей не казалось это таким уж важным. Дильхан тоже не считал взросление слишком большой платой за возможность защитить свою сестру. Об этом они и сказали фее.
– Ну что же, раз вы так решили, я отдам приказ собрать нам всё необходимое для жизни на первый месяц. Раз в месяц мы будем выходить в обычный мир, чтобы пополнить припасы.
– А мы? Можем мы пройти с вами? – Тилли-Бряк, тихонько сидевший вместе со своим семейством на каминной полке, умоляюще потянул руки к фее. – Великое королевство нашего народа! Пусть мы не сможем попасть в него, но хотя бы переступим его порог!
Фея повернулась к камину лицом:
– Что же, если Её Высочество будет не против, а вы согласитесь поделиться с ней магическими умениями вашего народа, то мне эта мысль кажется вполне подходящей к ситуации.
– Какая польза может быть от нашей магии? – удивилась Аллели. – Это же обыкновенные бытовые мелочи. Мы, конечно, согласны научить принцессу ими пользоваться, но к могуществу наших предков нам не приблизиться никогда!
– Кто знает, – ободряюще улыбнулась ей фея, – что может понадобиться, когда на тебя открыли охоту ведьмы, с которыми не смогли справиться лучшие феи Академии? Возможно, умение убрать с дороги пыль и грязь спасёт жизнь.
Тилли-Бряк перебрался на обеденный стол и замер в поклоне рядом с тарелкой принцессы.
– Ваше Высочество, – дрожащим голосом сказал он, – позволите ли вы сопровождать вас в этом необычном путешествии? Я и моя семья клянёмся делать всё, что в наших силах, для Вас и Ваших спутников.
– Ну конечно! – рассмеялась принцесса, уж очень забавно выглядел пикси на обеденном столе. – Разве могу я отказать в столь малой просьбе тем, кто спас мою жизнь?
– Великолепно, девочка! – воскликнула фея. – Я могу гордиться тобой! А теперь нам пора заняться подготовкой к празднику.
– А какой сегодня праздник? – удивилась принцесса, перебирая в голове даты. Вроде, праздник Жатвы ещё не скоро, День Конца Года прошёл совсем недавно...
– Ты забыла? Твой отец подписал указ о даровании дворянства присутствующим здесь пикси, а такое происходит далеко не каждый день. Насколько я знаю, это происходит вообще впервые с тех пор, как в нашем мире больше нет королевства Маленького Народца. Его Величество повелел устроить грандиозное празднество, и герольды с раннего утра объявляют на всех площадях, что любой из Маленького Народца сегодня может прийти в королевский дворец, где будет принят как самый дорогой гость. По правде говоря, подданные, которым вовсе незачем знать, что ночью на принцессу было совершено покушение, находятся в полном недоумении. Кстати, сам факт покушения необходимо сохранить в тайне.
– Что вы имеете в виду? – спросила принцесса.
– Просто не говорите ни с кем о том, что произошло ночью. – В глазах феи загорелись хищные огоньки. – А вот если кто-то сам об этом с вами заговорит... Впрочем, я буду рядом на этот случай. Запомните крепко-накрепко: никому ни слова не говорите о том, что случилось этой ночью. Понятно?
– Понятно, понятно, понятно, – вразнобой ответили принцесса, Дильхан и пикси. Они не понимали, кроме, может быть, Тилли-Бряка, зачем это надо, но выяснять этот вопрос у феи никто не решился.
Впрочем, если бы кто-то из них спросил, зачем, фея объяснила бы, что вдвоём дядя Дильхана и королевский гвардеец не смогли бы задумать и, что ещё важнее, осуществить столь дерзкое покушение. И король с феей хотели таким образом попытаться выяснить, кто ещё во дворце причастен к заговору.
– Так что заканчивайте с завтраком, и мы отправляемся готовить вам всем соответствующие случаю наряды.
– О, нет! – вырвалось одновременно у принцессы и Дильхана. Они прекрасно знали, что им будет обеспечено несколько часов неподвижного стояния. Почему-то портные очень любят при работе над срочными заказами заставлять своих клиентов замирать в самых неудобных позах.
– О, да! – ответила им фея. – Или вы хотите присутствовать на торжестве в том, что уже надевали раньше? Местные модницы, следящие за одеждой высокопоставленных персон с упорством, достойным лучшего применения, будут судачить об этом не меньше года. Да и летописцы, отличающиеся, как всем известно, великой ленью, напишут: Её Высочество принцесса Чудо было на торжестве в наряде, описанном мною на странице 286 в Летописи от сего года. Ну или что-то подобное. И ты навсегда останешься в памяти людей не как принцесса Чудо, а как принцесса-бедность, не имеющая возможности сшить себе новый наряд.
– А я не был ещё на ваших праздниках, – обрадовался мальчик, – мне можно не шить новую одежду?
Фея посмотрела на него долгим взглядом.
– И ты позволишь своей сестре страдать в одиночестве? Не разделишь выпавшее ей испытание?
Мальчик вздохнул.
– Конечно, нет.
– Ну что же, тогда считаю этот разговор оконченным.
Дети вздохнули ещё раз вместе. И только пикси, для которых получить новый наряд, да ещё сшитый специально для них, было невероятным событием, не могли понять причин для печальных вздохов.

С нарядами портные справились на удивление быстро. Возможно, этому поспособствовало то, что король лично явился в примерочную, чтобы сообщить, что начало торжеств будет через два часа, и ему, королю, очень хотелось бы, чтобы принцесса, Дильхан и пикси были к этому времени в Тронном Зале. А может быть, на них повлияло то, что рядом с принцессой постоянно находились два гвардейца, которые, узнав о предательстве своего товарища, горели желанием найти пару-тройку заговорщиков.
Как бы то ни было, а с примеркой всё прошло на удивление быстро, и вскоре дети уже в новых нарядах входили в Тронный Зал, где помимо обычных придворных присутствовала целая толпа пикси, твёрдо уверенных, что их заманили сюда с какой-то неизвестной, но, несомненно, неприятной для них целью. Впрочем, это не мешало пикси набивать брюхо. Неприятности, они когда ещё будут, а еда вот она, прямо здесь. Того же соображения, видимо, придерживался и неизвестно откуда взявшийся гном. Он, правда, предпочитал еде выпивку, и поварята прикатили уже третью бочку с лучшим королевским элем.
Глядя на этот праздник обжорства, придворные, у которых считалось хорошим тоном приступать к пиру после официального объявления его причины, тоже стали пробираться к столам, опасаясь остаться голодными с таким подходом.
Король, который вместе с принцессой, Дильханом и его отцом дожидались, пока Тилли-Бряк и его семейство тоже закончат со своим гардеробом, то и дело смотрел в щелку между створками дверей, ведущих в Тронный Зал, хихикал и рассказывал вслух, что уже ради одного этого развлечения давно уже следовало пригласить пикси на торжественный приём.
– Барон Грестли-то, смотрите! Как он всегда любит поговорить о умеренности и воздержании! – смеялся король. – А сам кружками хлещет эль наперегонки с гномом!
Поделившись очередной радостью, король снова приникал к щели между дверей.
– О! Маркиза Альсон-Э-Прау украдкой, когда думает, что никто не видит, руками употребляет щупальца кальмаров! Это так не утончённо! Фи!
Король мастерски копировал интонации подданных, и все немедленно представляли себе, как упомянутая маркиза читает нотацию какой-нибудь провинциальной девушке на тему невозможности подобного употребления головоногих моллюсков в пищу.
Наконец Тилли-Бряк с женой и детьми явился, не дав королю совсем уж разочаровываться в своём дворе, и состоялся торжественный выход монарха с последующим зачитыванием Указа о награждении наследным титулом барона пикси Тилли-Бряка с супругой. Наследный – это значит, переходящий по наследству к детям. Таким образом, пикси-дети тоже получали дворянский титул. Отныне Тилли-Бряк звался бароном Арп-Кенла.
Конечно, зачитывал Указ не сам король, для этой цели у королей есть специальные люди. Они объявляют вслух имена прибывших на какое-то событие придворных, читают королевские Указы громким и четким голосом, чтобы никто не мог потом сказать, что не услышал что-нибудь или не расслышал. Во дворце этим занимается дворецкий, а если Указ короля надо прочитать народу, то, понятно, дворецкий везде не успевает, и ему на помощь приходят глашатаи. Их так называют потому, что они торжественно оглашают слова короля народу.
Дворецкий закончил прочтение Указа, в котором «за неоценимую помощь государству и лично государю» награждался пикси Тилли-Бряк, и отступил в сторону, пропуская к королю крохотных пикси.
Тронный Зал взорвался овациями (придворные), одобрительными криками (пикси) и заливистым свистом (это выражал свои чувства гном).
– Да начнётся праздник! – громко возвестил дворецкий, и придворные, даже те, кто удержался от соблазна, дожидаясь выхода короля, рысью бросились к столу.
Пикси же и гном наоборот приблизились к королю и начали выяснять, что за неожиданная милость, и будут ли последствия? А если будут, то какие?
Король успокоил Маленький Народец. Он сказал, что для волшебных созданий последствия если и будут, то исключительно приятные и полезные. Например, барону полагается замок и приличных размеров земельный надел с деревнями, а то и городами. И барон Тилли-Бряк имеет полное право сам решать, кому и где на своей земле он позволяет жить. Например, населив её Маленьким Народцем.
– А где это записано? – спросил гном.
– Это записано в законах нашего королевства, – ответил ему король.
Гном задумался, наморщив лоб. А новоиспеченный барон Тилли-Бряк сказал:
– Ваше Величество, но как же быть? Я обещал вашей дочери, что буду вместе со всей моей семьёй содержать в чистоте и порядке её покои. А Маленький Народец всегда держит своё слово, даже если это ему во вред.
– О, с этим всё просто! – успокоил пикси король. – Вы, дорогой мой барон, вовсе не обязаны жить в своём замке, достаточно назначить управляющего и дать ему необходимые полномочия. Или же, если вам не нравится такой вариант, нанять для наведения порядка в покоях принцессы кого-то из своих соплеменников.
Король наклонился поближе к Тилли-Бряку и продолжил гораздо тише, но, конечно, все пикси, у которых слух куда лучше человеческого, его услышали:
– И я бы посоветовал вам нанять кого-нибудь, если вы выберете этот вариант, как можно быстрее. Слухи о том, что у принцессы за порядком присматривают домовые пикси, разнесутся мгновенно. Я думаю, уже сейчас многие придворные размышляют о том, что им тоже необходимы домовые. Иметь домового пикси станет модным. Уже стало. А мода – это такая вещь, за которой невозможно угнаться.
Тилли-Бряк поблагодарил короля за совет и отошёл к принцессе, которая весело болтала с Дильханом чуть поодаль от трона. Пикси пересказал девочке разговор с королём и попросил у неё помощи.
– Я не знаю, что выбрать! – пожаловался Тилли-Бряк. – Свой собственный замок. Я и продумать никогда не мог о таком. Но без Вас, Ваше Высочество, ничего бы этого не было. А кроме всего прочего, быть рядом с Вами – это так интересно!
Дильхан рассмеялся.
– А зачем тебе что-то выбирать? Назначь управляющего в замок, скажи ему, что он должен делать, а когда у тебя появится свободное время, ты сможешь приезжать в свой замок.
– Вы будете мудрейшим из воинов! – воскликнул Тилли-Бряк. – Я так и сделаю!
Не теряя времени, он подошёл к гному, которого, как оказалось, звали замысловатым именем Вафтруднир, и предложил ему должность управляющего в своём замке.
Гном почесал в затылке, подумал и согласился. После этого он отправился к королю выяснять, где вообще находится этот замок Арп-Кенла, и что король желает получать от своих новых подданных, кроме налогов. И, кстати, нельзя ли на первое время как-то уменьшить эти самые налоги. «Вы же понимаете, Ваше Величество... »
Его Величество всё понимал, поэтому тут же, не сходя с места, повелел освободить от налогового бремени земли барона Арп-Кенла сроком на десять лет.
– Хватит вам этого времени, уважаемый гном, чтобы крепко встать на ноги? – спросил король, и гном заверил его, что хватит вполне, уж мы ух!
– Ну и прекрасно, – сказал король.
Он хорошо понимал, что едва Маленький Народец прослышит о том, что есть такое место, откуда их не прогоняют, все его представители немедленно отправятся в замок Тилли-Бряка. Конечно, кроме тех, кто согласится стать домовыми пикси у придворных. Но за поведение домовых будут отвечать их хозяева. Насколько королю было известно, по всей стране феи занимались изгнанием пикси из домов людей не реже раза в день, и такое изменение порядка в королевстве им должно очень понравиться. Да и возможность воспользоваться умениями пикси, которые при необходимости могли незамеченными пробраться куда угодно, будет совсем не лишней в свете открывшегося заговора, направленного на разрушение зарождающейся дружбы между королевством и султанатом.

Как оказалось, Его Величество король Мианид IV сильно приуменьшил желание придворных обзавестись собственными домовыми пикси. Их, кстати, стали называть просто домовыми, всем и так было понятно, что речь идёт о пикси. Все без исключения пикси, присутствовавшие на приёме во дворце, получили предложение стать домовыми, а некоторые и не по одному разу. А кое-кто из придворных даже подошёл с этим предложением к гному, что гнома очень обидело, ведь он не какой-то там пикси, чтобы заниматься работами по дому, он гном! А гномы работают с металлами. Например, с золотыми монетами. Надо сказать, что и пикси не спешили наниматься в домовые. Ещё вчера для любого пикси работа по дому у придворного самого короля казалась недостижимой мечтой, а сегодня оказалось, что можно будет возродить Маленький Народец как настоящий народ, поселиться всем вместе и жить, не опасаясь, что придёт посыльный от короля или фей и выгонит из дома.
Пикси – барон. Чудеса да и только!
Уже совсем стемнело, а праздник перешёл в ту фазу, когда остаются только самые стойкие, но и они через минуту не помнят, о чем шёл только что очень важный разговор.
– Ваше Высочество, – сказала фея Арнетт, – нам пора.
Все, кто не знал, куда пора принцессе, решили, что фея уводит её спать. На самом же деле во дворе стоял целый караван из лошадей, запряженных в разнообразные повозки. Повозок было больше полусотни, а наутро им вслед должны были отправиться ещё столько же. И на следующий день ещё пятьдесят. И каждый день в течение всей недели тоже.
Дорога к цели должна была занять по расчётам феи около четырёх суток. Холм, где в бесконечном сне пребывал король Альберон, находился в непроходимом лесу, в который превратились некогда цветущие сады эльфов. Для повозок и лошадей дорогу надо было в прямом смысле прорубать вручную, поэтому первыми поехали те, кто вместе с феей и детьми отправится внутрь Холма, и большой отряд лесорубов. Всем интересующимся было сказано, что король собирается устроить грандиозное строительство, поэтому и решил получить для этого древесину из заповедного леса. Сами же интересующиеся были немедленно взяты под наблюдение, чтобы выяснить, из любопытства они интересуются или имеют какое-то отношение к заговору против короля и принцессы.
Первую ночь ехали почти до самого рассвета. Лошади были совсем свежие, но как только они стали показывать первые признаки усталости, было решено остановиться и разбить лагерь. Вокруг тянулась равнина, вдоль дороги струилась тихая мелкая речушка, лес, начавшийся у самого города, давно закончился, поэтому проблем с выбором места для остановки не оказалось.
Лагерь разбили быстро: окружили повозками небольшое пространство, разожгли костёр и поставили несколько палаток.
Принцесса и Дильхан давно уснули, гвардейцы перенесли их в палату на руках, и дети даже не проснулись. Свежий воздух и множество впечатлений от поездки усыпили их лучше всякого снотворного. Фея постояла немного рядом с пушистыми шкурами, которые выполняли роль постелей, чтобы убедиться в отсутствии кошмаров, затем ушла к костру. Пикси устроились тут же рядом с детьми, и пусть они мало что могли противопоставить нападению людей, но тревогу подняли бы немедленно, поэтому лучших сторожей было не сыскать.
Вскоре рассвело, но плотный материал палатки, а скорее даже шатра, не пропускал внутрь солнечные лучи, и принцесса спокойно проспала почти до обеда. Дильхан и пикси проснулись, как всегда, очень рано. Мальчик ушёл заниматься с отцом – они старались не пропускать тренировки, если была такая возможность – а пикси под командованием Аллели занимались наведением порядка и уюта в палатке. Дети-пикси пытались протестовать, говорили, что палатку вскоре снова разберут, и смысла в такой уборке нет никакого, но Аллели шикнула на них, и таким образом убедила, что делать будут так, как она сказала.
Когда принцесса проснулась, оказалось, что как раз после того, как она приведёт себя в порядок и позавтракает, все будут готовы тронуться дальше в путь. Девочка решила, что все ждали только её, и ей стало стыдно, но фея, заметив это, велела выбросить эти глупости из головы. Если бы была огромная необходимость спешить, то они бы уже давно поехали.
Во время завтрака откуда-то появились трое пикси, пошептались с феей и мгновенно скрылись в траве.
– Что-то случилось? – забеспокоилась девочка.
– Наоборот, всё в полном порядке, – ответил Тилли-Бряк. – Дозорные не обнаружили никого, идущего по нашим следам.
Оказалось, что пикси, которые и так-то не слишком заметны, скрытно двигаются впереди, позади и с обеих сторон от отряда и смотрят, не проявляет ли кто интереса к нему. Пока никого не заметили.

Следующий день прошёл безо всяких происшествий, и принцесса даже немного заскучала. Сменяющиеся за окном кареты пейзажи были довольно однообразны, а проводить занятия фея отказалась. Она вообще очень редко появлялась в карете, постоянно попадая где-то в голове каравана. Как оказалось, она прекрасно ездила верхом, а её серая лошадь по кличке Звёздочка была неутомима.
Остановиться на этот раз решили ещё до заката. Справа от дороги выросли не очень высокие горы, и между ними нашлась уютная небольшая долина с зеркально-ровным озером. Лагерь на этот раз организовали так, что повозки выстроили полукруг рядом с озером, а внутри этого полукруга около озёра разместились путешественники.
Вода в озере оказалась очень тёплой, наверное, где-то в глубине его били горячие источники. Все с огромным удовольствием искупались в чистой воде, а на ужин были приготовлены выловленные здесь же карпы. Рыбу запекли в углях, обмазав глиной, и принцессе показалось, что ничего вкуснее она в жизни не пробовала.
Когда стемнело, и караван собирался укладываться спать, из темноты возникли пикси, они были встревожены: небольшой отряд воинов двигался по следам повозок. Никаких знаков принадлежности отряда видно не было.
Лагерь начал готовиться к бою. Повозки постарались сдвинуть теснее, сопровождавшие караван гвардейцы поверили оружие, лучники расселись за тентами повозок, за колесами и в прибрежных кустах.
Вскоре раздался топот множества копыт, и с дороги в сторону лагеря свернул отряд из примерно двух десятков всадников. В темноте их было почти не видно.
Лейтенант гвардейцев, который был предводителем каравана, вышел с несколькими мечниками навстречу приближающемуся отряду.
– Кто вы и за какой надобностью? Назовитесь! – громко воскликнул он, когда копыта застучали совсем рядом.
– А кто спрашивает? – раздался ответ из темноты. Голос отвечавшего звучал высокомерно и как-то лениво. Словно он оказывал великое одолжение уже тем, что снизошел до разговора.
– Перед тобой лейтенант королевской гвардии.
– Ой, простите, лейтенант, – раздался насмешливый ответ, – не признал вас сразу в темноте.
Из темноты раздался громкий многоголосый хохот: видимо, шутка их предводителя понравилась названным гостям.
Сомнений в том, что намерения у всадников были далеко не дружелюбные, больше не осталось. Фея, стоявшая в тени повозки за спиной лейтенанта, подняла руку, и всадники замерли, не в силах пошевелиться.
– Лейтенант, заводите коней в лагерь, – распорядилась фея, – посмотрим, кто такой безумный к нам пожаловал.
Кони не сопротивлялись, позволили взять себя под уздцы и покорно прошли за людьми. Всадники сидели неподвижно, и только сверкающие ненавистью глаза оставались в них живыми.
Оставив их под присмотром гвардейцев, фея перенесла по воздуху их предводителя ближе к костру.
– Так кто же ты такой? – поинтересовалась она, движением пальцев давая пленнику возможность отвечать.
– Мерзкая колдунья! – слова пленник словно выплёвывал, а не говорил. – Тебе не удастся подчинить меня так же, как ты подчинила короля! Мы освободим страну от рабства, которое ты и тебе подобные навязали нам!
– Рабства? – удивилась фея. – А в чём оно проявляется?
– Король полностью послушен твой воле! – пленник шипел, словно сковорода с перегретым маслом. – Прекрати лицемерить!
– Вот как? И ты сам до этого додумался? – фея разговаривала с пленником как с капризным ребёнком: тихо, спокойно, простыми фразами.
– Нет! Но в мире есть ещё умные люди!
– Настолько умные, что отправили тебя на верную смерть, а сами где-то прячутся? – фея поняла, что добиться внятного ответа ей не удастся. Пленник явно был подчинён чьей-то воле. И подчинён не магией, а куда худшим способом: его разум был изъеден ложью. Ложью, которая основывалась на маленьких частицах правды. Это самая опасная разновидность лжи.
Например, мать не позволила ребёнку съесть конфету, чтобы не испортить аппетит перед обедом. Берётся сам факт: конфету не дали. И под этот факт подводится любой нужный лжецу смысл. От того, что мать жалеет для ребёнка сладостей и до того, что она больше любит другого ребёнка, которому и отдаст конфету.
Для взрослых вместо конфет берётся что-нибудь другое. Деньги, титулы, слава. И при помощи подобного же обмана человека можно убедить в чём угодно. Особенно если он обижен или считает себя таковым.
И с этим человеком проделали такой же гадкий фокус. Убедить его в том, что он ошибается, практически невозможно. Если его наказать, он озлобится ещё сильнее. Если наградить, ещё больше удостоверится в том, что был прав. Это был уже больной человек, полубезумный.
– Давайте будем устраиваться на ночь, – сказала фея обступившим её людям. – Завтра решим, что делать с этими несчастными.

Утром после недолгого совещания было решено отправить так и простоявший всю ночь неподвижно отряд к королю. Всех, кроме предводителя, на этом настояла фея Арнетт, ей за какой-то надобностью захотелось взять с собой содрогающегося от ненависти пленника. Понятно, никто не стал спорить с феей, все решили, что ей виднее.
На остальных всадников было наложено заклинание повиновения, и один из гвардейцев повёл их за собой в обратный путь.
– Зачем вам этот злой человек? – спросил Дильхан у феи. Все, кто находился поблизости, навострили уши. В том или ином виде этот вопрос хотелось задать почти каждому.
– Этот человек вовсе не злой, – ответила фея, – он обманут. А вот тот, кто его обманул, как раз очень злой. И мне хотелось бы узнать, кто это. А если удастся, вернуть разум этому несчастному.
Мальчик кивнул и спросил:
– Но почему тогда только ему?
– Это как раз очень просто. С одним человеком, если он задумает что-то опасное, я легко справлюсь. А следить больше чем за десятком человек у меня нет никакого желания. Поэтому я и оставила главного среди них. Если удастся убедить его в том, что он поддался чудовищному обману, то и тех, кто шёл за ним, можно будет вернуть к нормальной жизни. Ведь сейчас они живут в мире, не соответствующем действительности. На них словно навели морок, эти люди видят совсем не то, что у них перед глазами. При всём при этом сами по себе это хорошие люди, иначе неведомому злодею не удалось бы заставить их начать борьбу за свободу короля и всех прочих.
Мальчик внимательно слушал, что говорит ему фея и по сияющим глазам его можно было понять, что он не только слушает, но и понимает и принимает всем сердцем правоту феи. А она продолжила:
– Сложно сподвигнуть на такое дело, к примеру, жадину или лентяя. Они захотят получить взамен какую-нибудь награду, и награду немалую, но и ради награды не станут делать всё возможное, не обращая внимания на опасности. В том и состоит чудовищность поступка обманщика, что он ради каких-то своих целей изменил, сломал разум изначально хороших людей.
Дильхану было сложно принять мысль, что враг может быть не уничтожен, а стать другом. Однако отец мальчика, который находился рядом, одобрительно кивал, слушая слова феи, и Дильхан принял для себя эту истину, не возражая.
Сборы в дорогу не заняли много времени, но фея предложила всем желающим ещё раз искупаться в ласковых водах озёра. Принцессе же и Дильхану было велено отправиться в воду обязательно: там, куда они отправлялись, естественных водных источников не было. Для еды, питья и умывания всем надо будет использовать ту воду, которую они захватят с собой.
Таким образом, когда караван двинулся в путь, солнце уже стояло высоко в небе. Впрочем, вскоре его стало не видно за кронами отступавших дорогу деревьев. Да и сама дорога стала уже скорее воспоминанием о самой себе. Мощёная большими глыбами камня, дорога ещё виделась между деревьями, но была покрыта мелкой порослью, и часто можно было увидеть высокий дуб или сосну, выросшие прямо между камней посреди дороги. Если бы древние строители использовали камни чуть меньше тех, что лежали сейчас под ногами путников, лес бы давно уже поглотил дорогу бесследно. Да и то, что осталось, совсем не годилось для передвижения. И тут настало время для ехавших в обозе дровосеков. Они достали свои огромные топоры и ловко вырубали в зарослях просеку, по которой и двигались лошади с повозками.
Скорость передвижения сильно упала.
– Если бы древняя дорога к Холму короля Альберона сохранилась бы такой же, как она была раньше, мы бы уже въезжали в Главные ворота, – сказала фея. – Но время не щадит ничего. Кроме спящих под Холмом.
– Так отсюда недалеко до цели нашего путешествия? – спросила принцесса, пытаясь скрасить однообразие поездки разговором. По какой-то причине она, как и почти все, кроме самой феи, кто знал, куда и зачем они едут.
– Если бы мы могли подняться над вершинами деревьев, то увидели бы Холм. Но Главные ворота нам увидеть не удалось бы. Перед ними выросла настоящая лесная чаща. В давние времена, когда Королевство Под Холмом процветало, а людям оставалось лишь мечтать о том, чтобы хотя бы увидеть, как живут эльфы, в этих местах был огромный сад. Даже сейчас, если внимательно посмотреть, можно увидеть на обочине дороги яблони и вишни. Их почти не видно среди других деревьев, а раньше они стояли вдоль дороги на всём её протяжении, в любое время года на их ветках цвели цветы, а рядом с ними висели зрелые плоды.
Пикси, услышав этот рассказ, подобрались к фее поближе и замерли с открытыми ртами. А она продолжала:
– От мощёной дороги влево и вправо уходили аллеи, по которым можно было гулять бесконечно. У короля Альберона даже была специальная команда спасателей, которая время от времени патрулировала все дорожки, чтобы выводить из глубин сада заблудившихся в нём людей.
– Людей? – удивился Дильхан.
– Конечно, людей. Ни один эльф никогда не заблудится в любом лесу, что уж говорить о королевском саде, – гордо ответил мальчику Тилли-Бряк.
– Да, в те времена в королевстве эльфов, которых ещё не называли пикси, было довольно много людей. Любой, кто обладал даром к магии, мог о обратиться с просьбой о зачислении его в Королевскую Школу. И я не припомню, чтобы кого-то не приняли только из-за того, что он человек. Впрочем, преподаватели были весьма суровы с прогульщиками и лентяями, поэтому мало было просто поступить в ученики, программа обучения была такой насыщенной, что даже за едой учащиеся предпочитали повторять задания, читать книги и проверять свои навыки в новых заклинаниях, чем болтать между собой.
– Вы так говорите об этом, – засмеялась принцесса, – словно сами там были.
– Я закончила с отличием Королевскую Школу и была приглашена преподавать Предметную магию, – вздохнула фея. – Именно тогда, когда я отправилась домой на каникулах перед новым учебным годом, всё это и случилось.
В карете установилась тишина. Казалось, сама древняя магия эльфийского королевства заглянула на секунду к слушателям рассказа феи. Снаружи раздавался треск упавшего дерева, стук топоров. А здесь, внутри, плескалось безбрежное море времени.
Наконец Тилли-Бряк шумно выдохнул из груди воздух. Он сидел, затаив дыхание, попросту забыл, что надо дышать. Его громкий выдох словно послужил сигналом для всех остальных. Они отмерли, начали шевелится. Наконец принцесса спросила о том, что никто не решался сказать:
– Почему же вы не попробовали снять заклинание с Королевства Под Холмом?
– Много сотен лет я пыталась это сделать, – ответила фея, и голос её дрожал. – Но те, кто придумал и создал это заклинание, прекрасно понимали, что выпускники Королевской Школы захотят разрушить их волшебство. Они сделали так, что вновь запустить время в чертогах Альберона можно лишь изнутри. А оказавшись внутри, маг сам выпадает из времени. Просто замирает, не осознавая этого, для него время перестаёт течь. Круг замыкается. Королю Альберону предстоит спать вечно.
– Неужели совсем ничего нельзя сделать?! – с отчаянием в голосе воскликнула принцесса.
– Я не перестаю надеяться, – просто ответила фея, – возможность сломать чужое заклинание остаётся всегда. Я пыталась найти нити, при помощи которых можно проникнуть в колдовство снаружи. Но оказалось, последние закрепляющие чары были наложены прямо перед троном Альберона. И маг, сделавший это, стоит сейчас прямо напротив короля.

До самого вечера принцесса обдумывала рассказ наставницы. Она была необычайно тиха, отвечала невпопад и вообще являла собой пример человека, чьи мысли находятся далеко-далеко.
Наконец девочка спросила у феи, нет ли какого-то пророчества или легенды о том, когда проснётся король эльфов.
– Их так много, моя дорогая, – печально ответила фея, – что найти среди них единственное настоящее практически невозможно.
– Но вы же наверняка знаете их все, – не отступала принцесса, – кому и знать, как не вам!
– Было время, – согласилась фея, – когда я всерьёз пыталась разобраться в этом собрании бредовых идей. Чего стоит хотя бы предсказание о дочери врага, пришедшей с другом и кровью наследника своего врага. И таких запутанных и откровенно бессмысленных нагромождений слов в предсказаниях о короле Альбероне полным-полно.
– Дочери врага... – задумчиво повторила принцесса. – Скажите, наставница, мой предок был среди тех, кто затеял это гадкое колдовство?
– Да, он был одним из тех, кто вложил немыслимое количество золота. Золота, полученного в долг от короля Альберона. И я счастлива тому, что не уничтожила весь твой род, как собиралась с самого начала.
Принцесса, внутреннее вздрогнув от такой перспективы, всё же не позволила сбить себя с мысли.
– Фея Арнетт, милая, повторите, пожалуйста, это предсказание целиком.
– Какое именно? – удивилась фея.
– Про дочь врага.
– Ну хорошо, если ты так настаиваешь. – Фея использовала заклинание Цепкой Памяти и дословно смогла повторить:
– «И лишь дочь врага, пришедшая с другом, несущая кровь наследника своего врага, сумеет войти, не касаясь ногами земли, и вернуться обратно, ведомая королём,» – продекламировала она. – У меня есть целый сундук с подобными предсказаниями. Чтобы попробовать все описанные варианты, не хватит даже жизни феи. Большинство этих бредней записаны со слов совершенно больных людей.
– Кровь наследника своего врага... – повторила принцесса и повернулась к отцу Дильхана. – У вашего брата есть наследники?
– Нет, Ваше Высочество. По законам нашей страны Дильхан, как единственный сын старшего брата, наследует его положение и имущество, пока у моего брата не родится сын... – последние слова Сеаледдин произнёс почти неразборчиво, он вдруг начал понимать, к чему принцесса задаёт эти вопросы.
– Это безумие. Ещё большее, чем у того, кто придумал всю эту белиберду! – воскликнула фея.
– Но ведь всё сходится, слово в слово, как сказано в пророчестве, – принцесса не могла усидеть на месте.
– И именно это я скажу твоему отцу, когда он захочет узнать, по какой причине его дочь навечно осталась под Холмом составлять компанию королю Альберону и его двору? Ну уж нет! И, кстати, войти, не касаясь ногами земли у тебя тоже не получится. С чарами левитации ты не знакома, и учить им тебя я не собираюсь.
– Но почему?! – принцесса едва не плакала.
– Потому что я отвечаю за твою безопасность. И мне вовсе не хочется потерять тебя по такой страной причине, как вера в пророчество давно сгинувшего безумца.
– Но...
– На этом я предлагаю разговор об эльфах и связанных с ними предсказаниях считать оконченным. Да и все прочие разговоры на сегодня, – твёрдо сказала фея. Она особым образом пошевелила пальцами, и принцесса с Дильханом мгновенно заснули.
– Вы испугались обрести надежду после стольких лет отчаяния? – спросил фею посол. – Нет-нет! Не надо и меня заставлять уснуть! – поспешно продолжил он, увидев в глазах феи яростный блеск. – Я же вижу, что вам очень хочется проверить.
– Вы взрослый человек, уважаемый Сеаледдин, и должны понимать, что я не имею права рисковать жизнью своей ученицы. Да и вашего сына тоже. Неужели вы думаете, что он позволит ей пойти туда одной?
– Конечно, нет, – спокойно ответил посол. – Мой сын хорошо воспитан и знает, что честь должна оставаться с воином даже тогда, когда его покинула жизнь. Я не предлагаю вам отправить их на верную гибель. Просто если вдруг появится шанс, в который вы поверите, не упустите его.
С этими словами он открыл дверцу кареты, свистом подозвал своего коня, вскочил в седло и умчался вперёд, не давая фее возможности возразить.
Несколько мгновений фея молча сидела, неподвижно уставившись в стенку кареты, затем тоже открыла дверцу, позвала Звёздочку и умчалась верхом на ней в темноту.
Пикси, о которых все забыли за разговорами, смогли наконец-то вдохнуть спокойно в оборудованном специально для них уголке кареты.
Во всё время продолжения этого разговора им больше всего на свете хотелось стать невидимками. Попасться под горячую руку фее никому не понравится. Пусть даже фея и оказалась почти что одной из них. Превратиться в жабу от заклинания союзника ничуть не приятнее, чем от чар врага. Даже обиднее.
– Надеюсь, – обратился к детям Тилли-Бряк, – вы понимаете, что ни одно слово из услышанных вами здесь разговоров не должно уйти за пределы этой кареты?
Пикси-дети высказались в том смысле, что они, конечно же, всё понимают и будут молчать как рыбы.

К утру в лесу понадобилось прорубать самую настоящую просеку. Дорога, раньше хоть немного, но видневшаяся между деревьями, исчезла совсем. Лес становился всё гуще, чем ближе к главному входу во дворец короля эльфов пробирался караван. Казалось, а точнее, так и было, что деревья заставили расти колдовством.
Принцесса, вспоминая рассказ феи, пыталась найти растущие вдоль дороги фруктовые деревья, но, судя по всему, за то время, что прошло с тех пор, как за садом никто не следил, сосны полностью вытеснили хрупкие яблони и вишневые кусты. Как всем известно, в хвойных лесах большие деревья занимают всё пространство наверху, и до мелких посадок просто не доходит солнечный свет. А яблони по сравнению с вековыми соснами совсем маленькие.
Сама фея любые вопросы о древнем королевстве эльфов попросту игнорировала. Похоже было, что она уже жалеет о своём рассказе. Большую часть времени фея проводила в голове их отряда, подсказывая лесорубам, в какую сторону им двигаться. Оттуда то и дело раздавался треск падающих деревьев, а в появляющихся наверху пустых пространствах в небе было видно вершину огромной горы.
Оказывается, Холм был по размерам совсем не крошечным. Для человека без повозок с лошадьми проход был вполне достаточным, и при желании можно было уже давно подойти ко входу, но без припасов им было нечего там делать. И принцесса в компании с Дильханом откровенно скучала.
Фея прекрасно это видела, но всякий раз, когда она пыталась оставить лесорубов, указав им дальнейшее направление движения, что-нибудь случалось. То дерево вдруг падало не в бок, как предполагалось, а вперёд по ходу движения, и его необходимо было отодвинуть при помощи магии, потому что даже с лошадьми переместить такие огромные деревья, как были в этом лесу, не представлялось возможным. То в корнях очередного упавшего великана оказывалась обширная пещера, и надо было срочно решить, как её обойти. И фея понадеялась на то, что дети просто не успеют натворить ничего непрерывного.
Как показали дальнейшие события, и самым мудрым людям свойственно ошибаться. На минуту оставшись совсем без присмотра, дети заметили чуть в стороне от проложенной дороги какое-то сооружение из камня. Переглянувшись, они без слов поняли друг друга и отправились изучать свою находку.
Сооружение оказалось высоким камнем с ровно вырезанным в нём проёмом с округлым вверху сводом. За ним начинался небольшой, шагов десять в длину проход, выводящий в большую и на удивление светлую пещеру. В центре пещеры на небольшом возвышении было установлено совершенно гладкое каменное яйцо. Надпись внизу на языке эльфов, который принцесса прекрасно знала, потому что занятия по магии проходили и записывались только на этом языке, гласила: «В ожидании пробуждения.»
Принцесса прочитала надпись вслух сначала на эльфийском, потом на своём родном языке.
– И что это значит? – озадаченно спросил её Дильхан.
– Не знаю, – пожала плечами девочка, – может быть, здесь спрятаны какие-нибудь сокровища Альберона. А может быть, что-то ещё.
Дильхан провёл рукой по поверхности камня.
– Он такой гладкий, словно это настоящее яйцо, – постучав кулаком, мальчик услышал гулкий звук, будто яйцо было пустым внутри. – А вдруг это спрятано прямо в яйце?
Он достал из ножен кинжал и решительно ударил острием в камень.
– Нет! – крикнула принцесса, но больше но ничего не успела сказать.
Кинжал легко проделал отверстие в скорлупе яйца, и тёмный дым, не имеющий ни запаха, ни вкуса в одно мгновенье заполнил пещеру. На расстоянии вытянутой руки не было видно ничего. Принцесса сделала несколько шагов назад, в сторону выхода, и в этот момент её оттолкнуло что-то плотное и жесткое, похожее на круп лошади. Девочка упала и зажмурилась от испуга.
Когда она снова открыла глаза, дыма в пещере уже не было, зато всё обширное пространство занимал самый настоящий дракон. Для того, чтобы поместиться в пещере, ему пришлось свернуться в клубок, его пасть, из которой поднимался лёгкий дымок, находилась в шаге от лежащей принцессы. Ударом её выбросило прямо в проход, и теперь нос огромного животного полностью перекрывал вход в пещеру. Над пастью было видно сверкающий удивлённый глаз.
– Что со мной случилось? – спросил принцессу дракон голосом Дильхана. Когда он говорил, из пасти вырвались клубы дыма.
– А-а-а, – сказала девочка. – А это... Как. Ты кто?
Конечно, не самая внятная в мире речь, но посмотрел бы я на вас в такой ситуации.
– Я – Дильхан, – ответил дракон, – а почему ты такая маленькая?
– Да это не я маленькая! – девочка почти кричала. – Это ты стал огромным драконом!
– Драконом?! Ух ты!
– Ты не понимаешь? Как ты теперь отсюда выберешься? Этот проход для человека, а ты стал огромным, как дом!
Дракон на мгновение задумался.
– Знаешь что, – наконец сказал он, – давай ты выйдешь наружу, и я попробую встать.
Он немного пошевелился, и по стенам поползли трещины.
– Беги отсюда, – крикнул он принцессе, и она, внезапно поняв, что рискует быть засыпанный здесь, бросилась наружу.
Выбежав из прохода, принцесса уткнулась головой в живот феи Арнетт. За спиной послышался грохот, и проход засыпало.
– Где Дильхан? – в голосе феи слышалась тревога.
– Вот он, – сказала девочка, не в силах оторвать глаз от поднявшейся среди сыплющихся с неё камней фигуры дракона. Сейчас, когда стены не скрывали его, дракон казался ещё огромнее. Чудилось, что он возвышается над соснами. Но, конечно же, даже драконы не бывают такими большими. Длинное тело, покрытое переливающейся разными цветами чешуей; широкие крылья, как у летучей мыши, но гораздо, гораздо больше; длинная мощная шея, тоже вся в чешуе; украшенная рожками голова. Хвост дракона завивался несколькими кольцами, а на конце был увенчан острым набалдашником, похожим на острие стрелы.
Дракон был прекрасен.
Фея и принцесса молча смотрели на него, забыв обо всём.
– Я ничего не понимаю, – признался дракон.
– Дильхан? – недоверчиво спросила фея, узнав знакомый голос.
– Да, – кивнул дракон, выпустив в воздух большой клуб дыма.
– Вы что, нашли яйцо Неограсьёмуонда?
– Мы нашли какое-то яйцо, – ответила девочка. – А кто такой этот Нигра...мусьё?..
– Ниограсьмуонд, – поправила её фея. – Лучший друг короля Альберона из рода истинных драконов. После того, как на Королевство Под Холмом было наложено заклятье, он первым понял, что эта беда пришла очень надолго. Драконы могут засыпать, обратившись в яйцо, из которого вылупились. Они никогда не забывают ни одного обличия, в котором были хотя бы однажды. Вот только стать снова драконом без посторонней помощи для них невозможно. Да и память дракона будет к нему возвращаться теперь очень долго. Я думаю, что срок обычной человеческой жизни для этого очень мал, поэтому Дильхан имеет возможность прожить свою жизнь сам.
Разговаривая, фея с принцессой обошли дракона вокруг, он вращал головой, следя за ними.
– А стать обратно человеком я могу? – наконец спросил он.
– Конечно.
– И что для этого надо сделать? – Дильхан приготовился услышать, что необходимо собрать множество ингредиентов и почитать длинное заклинание, но фея ответила:
– Просто захотеть. Представь себе, что ты – человек.
– Сейчас попробую, – с сомнением сказал мальчик, стоящий на месте дракона. – Ой! У меня получилось!
– Ничего удивительного, это свойство всех истинных драконов. Ты сможешь менять обличие по своему желанию мгновенно. Только очень тебя прошу, не обращайся в дракона в карете, этого не выдержим ни мы, ни карета.
– А я и обратно могу так же? – мальчик снова превратился в дракона, выдохнул в небо язычок пламени, ойкнул и опять стал человеком.
Фея страдальчески закатила глаза. Ей вдруг пришло в голову, что наличие дракона, о возможностях которого знает только она, означает кучу проблем. И бесконечное множество вопросов.
– Так я теперь и летать смогу? – спросил мальчик. – А огонь откуда во мне берётся? А...
Фея вздохнула и пошла к карете.