Жил-был очень умный и строгий дядя-физик, и была у него маленькая жена-музыкальный педагог и маленькая дочь-выпускница. И решила эта дочь, что она будет филолог и стала готовиться к экзаменам с репетитором. А репетитор ей попался очень странный - он ее учил как-то не по-учительски, одно слово - плохая попалась училка-репетитор. И они с маленькой девочкой обсуждали часто кошек и котов больших и маленьких, потому что у плохой училки была любимая Кошкасоня, которая стала и любимой девочкиной Сонекошкой тоже.

Долго ли, коротко ли - Кошкасоня родила маленьких котят. И училке с девочкой тем более стало, о чем поговорить на уроках - про котов маленьких и больших. Вот все это было потому, что училка была очень ленивая училка и не любила хорошо учить, а девочка была ленивой девочкой и не сильно отлично училась. И так они готовились к экзаменам с котами и котятами.

А тем временем папа грозный физик мало верил, что его маленькая ленивая девочка поступит в огромный конкурс на бюджет в универ и поэтому не очень беспокоился, когда, придя с урока по литературе и руссскому, дочка взахлеб рассказывала ему про Кошкусоню и ее котят. Но всякий раз не забывал заметить, что он-то сам лично терпеть не может котов и их кошкокотят, и в его образцово-показательном стерильном доме никогда не будет таких шерстяных блохоопасных безобразий и глупостей.

И вот однажды, холодным апрельским вечером, девочка, уходя домой с очередного кошкоурока, взяла старую меховую варежку, которая давно потеряла пару и скучала поэтому одиноко в ящике вместе с тапками и шлепанцами, посадила туда маленькую котеночную кошечку Лизу и унесла домой. Вечером грозный и неумолимый папафизик сказал, конечно, металлическим и даже немножко вольфрамовым, наверное, и с молибденовыми изотопами голосом: "Завтра же отнеси ЭТО назад!!! В нашем доме никогда не будет ничего подобно-кошатного!!" И ушел с газетой в кресло - непокобелимой скалой сидеть и отрицать все шерстяное и с ушами-усиками. Девочка ушла плакать с Лизой, мама девочки ушла готовить голубцы, а солнышко ушло за тающий апрельский горизонт.

Ночью Лиза, которую устроили спать в коробечке в коридоре близ туалетных комнат (железный папа обозначил место лично полусогнутым указательно пальцем), соскучилась и озябла. Она, будучи мелкой котеночной дымчатой кошенькой с полосками, не умела совсем думать, но почему-то сразу поняла, кто тут самый большой и, при всем своем стально-молибденовом блесеске, - самый теплый. И поэтому она, неверным скоком - набок-набок четырехного косолапя - добралась до дверной щели в спальню, взобралась по спустившемуся краю одеяла и спокойно и сладко уснула, уютно устроившись точнехонько на папиной шее чуть пониже кадыка. Что он и обнаружил, проснувшись, как честный и здоровый человек, ближе к утру.

С тех пор, уезжая в командировку, тепляй большой физический папа девочки, добравшись до гостиницы, первым делом звонил и строго требовал подробного отчета: кормили ли Лизу свежим фаршем и домашним творогом, что он принес вчера для нее с рынка? Не забыли ли три раза поменять воду у нее в миске?
И рассказывал своим симпозиумным соседям по докладу, что никогда он не видел ни у одного котовского существа таких загадочных подведенных угольной тушью глаз, как у своей красавицы-Лизы, которая все свою жизнь так и спала у его шеи, прижавшись боком к небритой ияфовской щеке.

А девочка с училкой от радостивыучили всю литературу с русским и поступили в универ на бюджет в большой конкурс. Они и до сих пор переписываются в контакте, обмениваясь новостями о здоровье Лизы, Феликса и прочих кошкобратьев и котосестр.