Причиной их развода было то, что Нелли наотрез отказалась готовить обеды и стирать мужу белье. К моменту развода она вообще разочаровалась в браке и не могла понять, зачем люди выходят замуж, когда можно жить свободно, ни о ком не заботиться и ничем себя не утруждать.

И теперь, через двадцать лет, Нелли так и не уразумела для себя, почему это она должна жарить кому-то котлеты или стирать носки. Казалось бы, о чем разговор, ты все равно готовишь, стираешь и драишь, так почему не делать этого для мужика, тем более любимого? Нет, нельзя. Тем более — для любимого. Любовь — выше этого, любовь — сплошное парение, трепетание и благоухание. А уж коли ее обделили этим святым и чистым предметом переживания, то оставалась одна ненависть, врожденная/п. 5/ ненависть к мужику: ты меня потребляешь — я тебя ненавижу.

— Тоже мне, нашелся барин! Будто сам себе не мог котлеты пожарить! — возмущалась она. — Надо мне больно за кем-то подштанники стирать! Когда мне приспичит, я себе мужика всегда найду.

Она действительно находила себе мужиков в неограниченном количестве, никому не стирала и не готовила, а лишь торговалась с ними и качала права.

Нет, она не была вымогательницей и профессиональной проституткой; если бы кто-то ее так назвал — выцарапала бы глаза. Она жила на зарплату в своей коммуналке и считала себя потомственной ленинградской интеллигенткой. Проституток она презирала. Но когда ей нужен был мужик, она ходила на танцы в Дом офицеров и клеила там бравого вояку, который покупал ей конфеты и шампанское, которые Нелли обожала. Денег с вояки она не брала, но подарки даже требовала, особенно если связь длилась уже больше месяца и поклонник начинал ее утомлять. Она по-прежнему блюла себя, берегла свои силы и возможности, то есть была до крайности расчетлива в своих энергетических ресурсах, боялась передать лишнего и продешевить в любви.

Несколько раз она приводила своих хахалей к нам на праздники, и это было ужасно. Весь вечер Нелли выясняла отношения.

Положим, просят сходить за пивом или за хлебом. Нелли утруждать себя не привыкла, поэтому она нервно толкает локтем своего хахаля. Но тот считает, что и так принес больше чем достаточно. Две бутылки водки за сомнительное удовольствие провести вечер в нашем обществе — нет, он решительно не желает больше раскошеливаться. Надутые, красные и злые, они сидят сбоку от стола, вроде бы вместе со всеми и в то же время особняком, и ругаются весь вечер. Нелли упрекает хахаля в скупости, он же тупо и уныло лакает свою водку и в знак протеста принципиально не закусывает. Так и грызутся, пока его терпение не иссякает, и Нелли получает законную затрещину. Потом хахаля выдворяют, а Нелли остается рыдать на плече у своей подруги Брошкиной.

Это явление бесплатной проституции — типичное для нашей реальности.

Нелли не брала денег от клиентов, потому что не только не считала себя проституткой, но благодаря своему диплому жила в образе потомственной ленинградской интеллигентки. Ведь за деньги надо было бы считаться с клиентом и угождать ему, а этого как раз дипломированные бесплатные /п.5/ совершенно не могут себе позволить — свои добрые чувства и эмоции они берегут пуще денег. Так их воспитали, а может, так позднее замордовали, что они никогда не идут на самые элементарные человеческие отношения, лишь на грубо-постельные; но и там, я думаю, никогда не скажут нежного слова — не передадут. Они всегда должны иметь право выставить человека за дверь в любое время дня и ночи, иметь право обхамить его, высмеять и расколоть. Только тогда они чувствуют себя в этом мире уверенно и гармонично.