"...Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице -
Тонкий звон
Старинных часов - как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды -
Флейта,
И сам флейтист в окне,
И большие тюльпаны на окнах.
И, может быть, вы бы даже меня не любили...
Посреди комнаты - огромная изразцовая печка,
На каждом изразце - картинка:
Роза - сердце - корабль.-
А в единственном окне -
Снег, снег, снег.
Вы бы лежали - каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.
Изредка резкий треск
Спички.
Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на ее краю
Серым коротким столбиком - пепел.
Вам даже лень его стряхивать -
И вся папироса летит в огонь." - (с)
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице -
Тонкий звон
Старинных часов - как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды -
Флейта,
И сам флейтист в окне,
И большие тюльпаны на окнах.
И, может быть, вы бы даже меня не любили...
Посреди комнаты - огромная изразцовая печка,
На каждом изразце - картинка:
Роза - сердце - корабль.-
А в единственном окне -
Снег, снег, снег.
Вы бы лежали - каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.
Изредка резкий треск
Спички.
Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на ее краю
Серым коротким столбиком - пепел.
Вам даже лень его стряхивать -
И вся папироса летит в огонь." - (с)
Да, согласен...
Что-то, кстати, последние два дня сплошная лирика
Весна, вроде, благополучно заканчивается, настроение остается...
Что-то, кстати, последние два дня сплошная лирика
Весна, вроде, благополучно заканчивается, настроение остается...
эх,Че красивого то?
красиво...
Это ж надо таким лентяем быть - вместо того чтоб пепел стряхнуть - он у нее целую папиросу в огонь кидает.
Это получается что, чтобы накуриться нужно по 2 пачки беломора за раз истратить.
А сколько у них зарплата - не написано нигде..
А кушают они то же так же как курят? Мол, откусил вареное яйцо до того места, где почищено - остальное в камин?
Так дело пойдет дальше - они начнут бульон от яиц в раковину выливать, а ведь там столько витаминов...
Безобразие какое-то...
Склоняются низко цветущие ветки,
Фонтана в бассейне лепечут струи,
В тенистых аллеях всё детки, всё детки...
О детки в траве, почему не мои?
Как будто на каждой головке коронка
От взоров, детей стерегущих, любя.
И матери каждой, что гладит ребенка,
Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!»
Как бабочки девочек платьица пестры,
Здесь ссора, там хохот, там сборы домой...
И шепчутся мамы, как нежные сестры:
— «Подумайте, сын мой»... — «Да что вы! А мой».
Я женщин люблю, что в бою не робели,
Умевших и шпагу держать, и копье, —
Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное — женское — счастье мое!
(то же с)
Фонтана в бассейне лепечут струи,
В тенистых аллеях всё детки, всё детки...
О детки в траве, почему не мои?
Как будто на каждой головке коронка
От взоров, детей стерегущих, любя.
И матери каждой, что гладит ребенка,
Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!»
Как бабочки девочек платьица пестры,
Здесь ссора, там хохот, там сборы домой...
И шепчутся мамы, как нежные сестры:
— «Подумайте, сын мой»... — «Да что вы! А мой».
Я женщин люблю, что в бою не робели,
Умевших и шпагу держать, и копье, —
Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное — женское — счастье мое!
(то же с)
Юкки, спасибо. Я действительно про женское счастье разговор завела...Про иногда незатейливое, но ранимое и трогательное...
Элен и ребята
добрая ведьма
Как трогательно- красиво...
И как верно...
И как верно...
Сейчас читают
С-нежный дозор
49758
1000
Общение: его дефицит или избыток
23248
203
#сидимдома и дозорим
156641
1000
"И опять пред Тобой я склоняю колени,
В отдаленье завидев Твой звездный венец.
Дай понять мне, Христос, что не все только тени
Дай не тень мне обнять, наконец!
Я измучена этими длинными днями
Без заботы, без цели, всегда в полумгле...
Можно тени любить, но живут ли тенями
Восемнадцати лет на земле?
И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!
Расцвести всей душой бы ликующей, всей!
Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали?
Кроме мертвых, ведь нету друзей?
Ведь от века зажженные верой иною
Укрывались от мира в безлюдье пустынь?
Нет, не надо улыбок, добытых ценою
Осквернения высших святынь.
Мне не надо блаженства ценой унижений.
Мне не надо любви! Я грущу - не о ней.
Дай мне душу, Спаситель, отдать - только тени
В тихом царстве любимых теней." - (опять та же с)
Списано с судеб...
В отдаленье завидев Твой звездный венец.
Дай понять мне, Христос, что не все только тени
Дай не тень мне обнять, наконец!
Я измучена этими длинными днями
Без заботы, без цели, всегда в полумгле...
Можно тени любить, но живут ли тенями
Восемнадцати лет на земле?
И поют ведь, и пишут, что счастье вначале!
Расцвести всей душой бы ликующей, всей!
Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали?
Кроме мертвых, ведь нету друзей?
Ведь от века зажженные верой иною
Укрывались от мира в безлюдье пустынь?
Нет, не надо улыбок, добытых ценою
Осквернения высших святынь.
Мне не надо блаженства ценой унижений.
Мне не надо любви! Я грущу - не о ней.
Дай мне душу, Спаситель, отдать - только тени
В тихом царстве любимых теней." - (опять та же с)
Списано с судеб...
Мир одиночества - мой мир
Он болен тихой, тихой скорбью,
Он сам с собой, своей любовью
И черной тенью черных дыр.
Чернее черного - Вуаль -
Его накрывшее сомненье,
Как отголосок скорби - пенье
Опустошение. Мне жаль...
Не видеть света в темноте,
Не сосчитать шагов разлуки,
Когда вокруг чужие руки
И голоса, увы, не те.
Не в такт с собою, и не в такт,
С тем, что сегодня окружает,
Хотя и это не спасает
И не подскажет верный шаг.
Мир одиночества - тобой
Я окружен, как зыбкой гранью,
И неизбежному старанью
Обязан я пути домой.
Обязан - все это слова,
Они текут, сменяясь смыслом,
И обретают чувства, мысли,
И на судьбу мою права.........
Он болен тихой, тихой скорбью,
Он сам с собой, своей любовью
И черной тенью черных дыр.
Чернее черного - Вуаль -
Его накрывшее сомненье,
Как отголосок скорби - пенье
Опустошение. Мне жаль...
Не видеть света в темноте,
Не сосчитать шагов разлуки,
Когда вокруг чужие руки
И голоса, увы, не те.
Не в такт с собою, и не в такт,
С тем, что сегодня окружает,
Хотя и это не спасает
И не подскажет верный шаг.
Мир одиночества - тобой
Я окружен, как зыбкой гранью,
И неизбежному старанью
Обязан я пути домой.
Обязан - все это слова,
Они текут, сменяясь смыслом,
И обретают чувства, мысли,
И на судьбу мою права.........
"Корабли постоят
и ложатся на курс,
но они возвращаются сквозь непогоду"
и ложатся на курс,
но они возвращаются сквозь непогоду"
Элен и ребята
добрая ведьма
Хочешь знать, как все это было? -
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
"Это всё... Ах нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!"
- "Да". (А.А.)
Три в столовой пробило,
И, прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
"Это всё... Ах нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!"
- "Да". (А.А.)
За то, что некогда, юн и смел,
Не дал мне заживо сгнить меж тел
Бездушных, замертво пасть меж стен, -
Не дам тебе - умереть совсем!
За то, что за руку, свеж и чист,
На волю вывел, весенний лист -
вязанками приносил мне в дом! -
Не дам тебе - порасти быльём!
За то, что первых моих седин
Сыновьей гордостью встретил - чин,
Ребячьей радостью встретил - страх, -
Не дам тебе - поседеть в сердцах!
Не дал мне заживо сгнить меж тел
Бездушных, замертво пасть меж стен, -
Не дам тебе - умереть совсем!
За то, что за руку, свеж и чист,
На волю вывел, весенний лист -
вязанками приносил мне в дом! -
Не дам тебе - порасти быльём!
За то, что первых моих седин
Сыновьей гордостью встретил - чин,
Ребячьей радостью встретил - страх, -
Не дам тебе - поседеть в сердцах!
2 all
За это Вас и любим.
За нежность, желание жить, веру.
Вобщем - за любовь.
За это Вас и любим.
За нежность, желание жить, веру.
Вобщем - за любовь.
Мда...может и не совсем то, но мне очень-очень нравится
Хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день!
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьём.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживем!
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть...
Хочешь, я выучусь шить?
А может, и вышивать?
А хочешь, я выучусь жить,
И будем жить-поживать?
Уедем отсюда прочь,
Оставим здесь свою тень.
И ночь у нас будет ночь,
И день у нас будет день!
Ты будешь ходить в лес
С ловушками и ружьём.
О, как же весело здесь,
Как славно мы заживем!
Я скоро выучусь прясть,
Чесать и сматывать шерсть.
А детей у нас будет пять,
А может быть, даже шесть...
Мне тебя уже не надо,
Милый - и не оттого что
С первой почтой - не писал.
И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать - смеясь.
(Писанные мной одною -
Одному тебе! - впервые! -
Расколдуешь - не один.)
И не оттого что кудри
До щеки коснутся - мастер
Я сама читать вдвоем! -
И не оттого что вместе
- Над неясностью заглавных! -
Вы вздохнете, наклонясь.
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся - труден
Почерк,- да к тому - стихи!
Нет, дружочек! - Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо -
Оттого что - оттого что -
Мне тебя уже не надо!
(М.Ц.)
Милый - и не оттого что
С первой почтой - не писал.
И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать - смеясь.
(Писанные мной одною -
Одному тебе! - впервые! -
Расколдуешь - не один.)
И не оттого что кудри
До щеки коснутся - мастер
Я сама читать вдвоем! -
И не оттого что вместе
- Над неясностью заглавных! -
Вы вздохнете, наклонясь.
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся - труден
Почерк,- да к тому - стихи!
Нет, дружочек! - Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо -
Оттого что - оттого что -
Мне тебя уже не надо!
(М.Ц.)
Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый: Вы всё-таки мой.
Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной!Луна высока. Мой — так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.
Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.
Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —
Домой.
Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвый,
Я тоже мертва.
Я вижу, я чувствую,— чую Вас всюду!
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков!
Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
— Письмо в бесконечность.
— Письмо в беспредельность-
Письмо в пустоту. (с)
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый: Вы всё-таки мой.
Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной!Луна высока. Мой — так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.
Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.
Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —
Домой.
Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвый,
Я тоже мертва.
Я вижу, я чувствую,— чую Вас всюду!
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков!
Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
— Письмо в бесконечность.
— Письмо в беспредельность-
Письмо в пустоту. (с)
Так, продолжаем цитировать Цветаеву (только Пенелопа зачем-то Долину вспомнила)? 
Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих.
Всходили и гасли звезды,
— Откуда такая нежность?
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
Еще не такие гимны
Я слушала ночью темной,
Венчаемая — о нежность! —
На самой груди певца.
Откуда такая нежность,
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами — нет длинней?
Откуда такая нежность?
Не первые — эти кудри
Разглаживаю, и губы
Знавала темней твоих.
Всходили и гасли звезды,
— Откуда такая нежность?
Всходили и гасли очи
У самых моих очей.
Еще не такие гимны
Я слушала ночью темной,
Венчаемая — о нежность! —
На самой груди певца.
Откуда такая нежность,
И что с нею делать, отрок
Лукавый, певец захожий,
С ресницами — нет длинней?
Ночи без любимого — и ночи
С нелюбимым, и большие звезды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому —
Кто от века не был — и не будет,
Кто не может быть — и должен быть.
И слеза ребенка по герою,
И слеза героя по ребенку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз...
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на темном, на косноязычном
Языке людском зовется — Жизнь.
С нелюбимым, и большие звезды
Над горячей головой, и руки,
Простирающиеся к Тому —
Кто от века не был — и не будет,
Кто не может быть — и должен быть.
И слеза ребенка по герою,
И слеза героя по ребенку,
И большие каменные горы
На груди того, кто должен — вниз...
Знаю всё, что было, всё, что будет,
Знаю всю глухонемую тайну,
Что на темном, на косноязычном
Языке людском зовется — Жизнь.
Элен и ребята
добрая ведьма
Любимейший, из всех, давно прошедших
Добрейший дождь в июльской тишине
Мне кажется, что это ты мне шепчешь
Как больно ты тоскуешь обо мне
Любимейший, добрейший, виноватый
Ушедший не на год, и не на два
Я думала - слова мои крылаты
Не долетели до тебя слова...
Опали. Не помогут, не обнимут
Волшебным опереньем сентября
Зеленый сквер зачем так чисто вымыт?
В нем холодно и пусто без тебя
Отгоревать однажды, утомиться
Не дай мне Бог забыть твое тепло
Минуя время, тихий дождь струится
И волочится по земле крыло...
Автора к стыду своему не помню. Если кто узнает - подскажите?
Добрейший дождь в июльской тишине
Мне кажется, что это ты мне шепчешь
Как больно ты тоскуешь обо мне
Любимейший, добрейший, виноватый
Ушедший не на год, и не на два
Я думала - слова мои крылаты
Не долетели до тебя слова...
Опали. Не помогут, не обнимут
Волшебным опереньем сентября
Зеленый сквер зачем так чисто вымыт?
В нем холодно и пусто без тебя
Отгоревать однажды, утомиться
Не дай мне Бог забыть твое тепло
Минуя время, тихий дождь струится
И волочится по земле крыло...
Автора к стыду своему не помню. Если кто узнает - подскажите?
Продолжаем.
Мы слишком молоды, чтобы простить
Тому, кто в нас развеял чары.
Но чтоб о нем, ушедшем, не грустить,
Мы слишком стары!
Был замок розовый, как зимняя заря,
Как мир – большой, как ветер – древний.
Мы были дочери почти царя,
Почти царевны.
Отец – волшебник был, седой и злой;
Мы, рассердясь, его сковали;
По вечерам, склоняясь над золой,
Мы колдовали;
Оленя быстрого из рога пили кровь,
Сердца разглядывали в лупы...
А тот, кто верить мог, что есть любовь,
Казался глупым.
Однажды вечером пришел из тьмы
Печальный принц в одежде серой.
Он говорил без веры, ах. А мы
Внимали с верой.
Рассвет декабрьский глядел в окно,
Алели робким светом дали...
Ему спалось и было все равно,
Что мы страдали!
Мы слишком молоды, чтобы забыть
Того, кто в нас развеял чары.
Но чтоб опять так нежно полюбить
Мы слишком стары! (с)
Мы слишком молоды, чтобы простить
Тому, кто в нас развеял чары.
Но чтоб о нем, ушедшем, не грустить,
Мы слишком стары!
Был замок розовый, как зимняя заря,
Как мир – большой, как ветер – древний.
Мы были дочери почти царя,
Почти царевны.
Отец – волшебник был, седой и злой;
Мы, рассердясь, его сковали;
По вечерам, склоняясь над золой,
Мы колдовали;
Оленя быстрого из рога пили кровь,
Сердца разглядывали в лупы...
А тот, кто верить мог, что есть любовь,
Казался глупым.
Однажды вечером пришел из тьмы
Печальный принц в одежде серой.
Он говорил без веры, ах. А мы
Внимали с верой.
Рассвет декабрьский глядел в окно,
Алели робким светом дали...
Ему спалось и было все равно,
Что мы страдали!
Мы слишком молоды, чтобы забыть
Того, кто в нас развеял чары.
Но чтоб опять так нежно полюбить
Мы слишком стары! (с)
Я, кстати, сказала, что не в тему выступаю...
Как живется вам с другою,-
Проще ведь?- Удар весла!-
Линией береговою
Скоро ль память отошла
Обо мне, плавучем острове
(По небу - не по водам)!
Души, души!- быть вам сестрами,
Не любовницами - вам!
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),
Как живется вам - хлопочется -
Ежится? Встается - как ?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
"Судорог да перебоев -
Хватит! Дом себе найму".
Как живется вам с любою -
Избранному моему!
Свойственнее и сьедобнее -
Снедь? Приестся - не пеняй...
Как живется вам с подобием -
Вам, поправшему Синай!
Как живется вам с чужою,
Здешнею? Ребром - люба?
Стыд Зевесовой вожжою
Не охлестывает лба?
Как живется вам - здоровится -
Можется? Поется - как?
С язвою бессмертной совести
Как справляетесь, бедняк?
Как живется вам с товаром
Рыночным? Оброк - крутой?
После мраморов Каррары
Как живется вам с трухой
Гипсовой? (Из глыбы высечен
Бог - и начисто разбит!)
Как живется вам с сто-тысячной -
Вам, познавшему Лилит!
Рыночною новизною
Сыты ли? К волшбам остыв,
Как живется вам с земною
Женщиною, без шестых
Чувств?..
Ну, за голову: счастливы?
Нет? В провале без глубин -
Как живется, милый? Тяжче ли,
Так же ли, как мне с другим?
Это стихотворение просто бесподобно.
Проще ведь?- Удар весла!-
Линией береговою
Скоро ль память отошла
Обо мне, плавучем острове
(По небу - не по водам)!
Души, души!- быть вам сестрами,
Не любовницами - вам!
Как живется вам с простою
Женщиною? Без божеств?
Государыню с престола
Свергши (с оного сошед),
Как живется вам - хлопочется -
Ежится? Встается - как ?
С пошлиной бессмертной пошлости
Как справляетесь, бедняк?
"Судорог да перебоев -
Хватит! Дом себе найму".
Как живется вам с любою -
Избранному моему!
Свойственнее и сьедобнее -
Снедь? Приестся - не пеняй...
Как живется вам с подобием -
Вам, поправшему Синай!
Как живется вам с чужою,
Здешнею? Ребром - люба?
Стыд Зевесовой вожжою
Не охлестывает лба?
Как живется вам - здоровится -
Можется? Поется - как?
С язвою бессмертной совести
Как справляетесь, бедняк?
Как живется вам с товаром
Рыночным? Оброк - крутой?
После мраморов Каррары
Как живется вам с трухой
Гипсовой? (Из глыбы высечен
Бог - и начисто разбит!)
Как живется вам с сто-тысячной -
Вам, познавшему Лилит!
Рыночною новизною
Сыты ли? К волшбам остыв,
Как живется вам с земною
Женщиною, без шестых
Чувств?..
Ну, за голову: счастливы?
Нет? В провале без глубин -
Как живется, милый? Тяжче ли,
Так же ли, как мне с другим?
Это стихотворение просто бесподобно.
В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. – Ars Amandi
Женщине – вся земля.
Сердце – любовных зелий
Зелье – вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех
Ах, далеко до неба!
Губы – близки во мгле...
- Бог, не суди! – Ты не был
Женщиной на земле!
Нету соблазна для
Женщины. – Ars Amandi
Женщине – вся земля.
Сердце – любовных зелий
Зелье – вернее всех.
Женщина с колыбели
Чей-нибудь смертный грех
Ах, далеко до неба!
Губы – близки во мгле...
- Бог, не суди! – Ты не был
Женщиной на земле!
Элен и ребята
добрая ведьма
Сжала руки под темной вуалью...
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я сбежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
"Отчего ты сегодня бледна?"
- Оттого что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот...
Я сбежала, перил не касаясь,
Я сбежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: "Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру".
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: "Не стой на ветру".
свет
Три точки
Не М.Ц. и не А.А., но чертовски хорошо.
"Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем "я любил" - печальнее могил,-
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
"Я вас любил, любовь еще, быть может..."
Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".
Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь -
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь!-
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду".
Есть горечь в этом "буду", как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что "я люблю" сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я - языковому.
Ах, разность в языках! Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!"
"Люблю тебя сейчас, не тайно - напоказ.
Не "после" и не "до" в лучах твоих сгораю.
Навзрыд или смеясь, но я люблю сейчас,
А в прошлом - не хочу, а в будущем - не знаю.
В прошедшем "я любил" - печальнее могил,-
Все нежное во мне бескрылит и стреножит,
Хотя поэт поэтов говорил:
"Я вас любил, любовь еще, быть может..."
Так говорят о брошенном, отцветшем -
И в этом жалость есть и снисходительность,
Как к свергнутому с трона королю.
Есть в этом сожаленье об ушедшем
Стремленьи, где утеряна стремительность,
И как бы недоверье к "я люблю".
Люблю тебя теперь - без пятен, без потерь,
Мой век стоит сейчас - я вен не перережу!
Во время, в продолжение, теперь -
Я прошлым не дышу и будущим не брежу.
Приду и вброд, и вплавь к тебе - хоть обезглавь!-
С цепями на ногах и с гирями по пуду.
Ты только по ошибке не заставь,
Чтоб после "я люблю" добавил я "и буду".
Есть горечь в этом "буду", как ни странно,
Подделанная подпись, червоточина
И лаз для отступленья, про запас,
Бесцветный яд на самом дне стакана.
И словно настоящему пощечина, -
Сомненье в том, что "я люблю" сейчас.
Смотрю французский сон с обилием времен,
Где в будущем - не так, и в прошлом - по-другому.
К позорному столбу я пригвожден,
К барьеру вызван я - языковому.
Ах, разность в языках! Не положенье - крах!
Но выход мы вдвоем поищем - и обрящем.
Люблю тебя и в сложных временах -
И в будущем, и в прошлом настоящем!"
Да, здорово. Мне вообще нравится Высоцкий. А уж стихи, посвященные Марине Влади - вообще отдельная тема.
А возвращаясь к любимой Цветаевой, нельзя не вспомнить ее знаменитый цикл "Подруга", посвященный Софье Парнок.
Гомофобы, закройте глаза!
Вы счастливы? – Не скажете! Едва ли!
И лучше – пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной –
Красноречив!
Я Вас люблю. – Как грозовая туча
Над Вами – грех –
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех.
За то, что мы, что наши жизни – разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,
За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас – хоть разорвись над гробом!
Уж не спасти!
За эту дрожь. За то – что – неужели
Мне снится сон? –
За эту ироническую прелесть,
Что Вы – не он.
А возвращаясь к любимой Цветаевой, нельзя не вспомнить ее знаменитый цикл "Подруга", посвященный Софье Парнок.
Гомофобы, закройте глаза!
Вы счастливы? – Не скажете! Едва ли!
И лучше – пусть!
Вы слишком многих, мнится, целовали,
Отсюда грусть.
Всех героинь шекспировских трагедий
Я вижу в Вас.
Вас, юная трагическая леди,
Никто не спас!
Вы так устали повторять любовный
Речитатив!
Чугунный обод на руке бескровной –
Красноречив!
Я Вас люблю. – Как грозовая туча
Над Вами – грех –
За то, что Вы язвительны и жгучи
И лучше всех.
За то, что мы, что наши жизни – разны
Во тьме дорог,
За Ваши вдохновенные соблазны
И темный рок,
За то, что Вам, мой демон крутолобый,
Скажу прости,
За то, что Вас – хоть разорвись над гробом!
Уж не спасти!
За эту дрожь. За то – что – неужели
Мне снится сон? –
За эту ироническую прелесть,
Что Вы – не он.
У Цветаевой вообще была бурная жизнь, что не помешало стать творцом. Все так карсиво у нее и не пошло.
А вот еще одно мужское стихотворение -шедевральное.
"Если в мире тысяча мужчин
Снарядить к тебе готова сватов,
Знай, что в этой тысяче мужчин
Нахожусь и я - Расул Гамзатов.
Если пленены тобой давно
Сто мужчин,
чья кровь несется с гулом,
Разглядеть меж них не мудрено
Горца, нареченного Расулом.
Если десять влюблены в тебя
Истинных мужей -
огня не спрятав,
Среди них, ликуя и скорбя,
Нахожусь и я - Расул Гамзатов.
Если без ума всего один
От тебя, не склонная к посулам,
Знай, что это с облачных вершин
Горец, именуемый Расулом.
Если не влюблен в тебя никто
И грустней ты сумрачных закатов,
Значит, на базальтовом плато
Погребен в горах Расул Гамзатов."
А вот еще одно мужское стихотворение -шедевральное.
"Если в мире тысяча мужчин
Снарядить к тебе готова сватов,
Знай, что в этой тысяче мужчин
Нахожусь и я - Расул Гамзатов.
Если пленены тобой давно
Сто мужчин,
чья кровь несется с гулом,
Разглядеть меж них не мудрено
Горца, нареченного Расулом.
Если десять влюблены в тебя
Истинных мужей -
огня не спрятав,
Среди них, ликуя и скорбя,
Нахожусь и я - Расул Гамзатов.
Если без ума всего один
От тебя, не склонная к посулам,
Знай, что это с облачных вершин
Горец, именуемый Расулом.
Если не влюблен в тебя никто
И грустней ты сумрачных закатов,
Значит, на базальтовом плато
Погребен в горах Расул Гамзатов."
* * *
Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.
Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора, -
Только тайны утраченной жаль!
От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.
(c)
Мы с тобою лишь два отголоска:
Ты затихнул, и я замолчу.
Мы когда-то с покорностью воска
Отдались роковому лучу.
Это чувство сладчайшим недугом
Наши души терзало и жгло.
Оттого тебя чувствовать другом
Мне порою до слез тяжело.
Станет горечь улыбкою скоро,
И усталостью станет печаль.
Жаль не слова, поверь, и не взора, -
Только тайны утраченной жаль!
От тебя, утомленный анатом,
Я познала сладчайшее зло.
Оттого тебя чувствовать братом
Мне порою до слез тяжело.
(c)
*****
Осыпались листья над вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
Вы все - таки мой.
Смеетесь! - В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой - так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.
Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.
Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробной тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала -
Домой!..
Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвы,
Я тоже мертва.
Я вижу, я чувствую, - чую Вас всюду,
- Что ленты от Ваших венков! -
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков.
Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
- Письмо в бесконечность.
- Письмо в беспредельность. -
Письмо в пустоту.
Осыпались листья над вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
Вы все - таки мой.
Смеетесь! - В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой - так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.
Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.
Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробной тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала -
Домой!..
Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвы,
Я тоже мертва.
Я вижу, я чувствую, - чую Вас всюду,
- Что ленты от Ваших венков! -
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков.
Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
- Письмо в бесконечность.
- Письмо в беспредельность. -
Письмо в пустоту.
Pascale
v.i.p.
Повторяетесь
Ты будешь невинной, тонкой.
Прелестной – и всем чужой.
Пленительной амазонкой,
Стремительной госпожой.
И косы свои, пожалуй,
Ты будешь носить, как шлем,
Ты будешь царицей бала –
И всех молодых поэм.
И многих пронзит, царица,
Насмешливый твой клинок,
И все, что мне - только снится,
Ты будешь иметь у ног.
Всё будет тебе покорно,
И все при тебе – тихи.
Ты будешь, как я – бесспорно –
И лучше писать стихи...
Но будешь ли ты – кто знает –
Смертельно виски сжимать,
Как их вот сейчас сжимает
Твоя молодая мать.
Ты будешь невинной, тонкой.
Прелестной – и всем чужой.
Пленительной амазонкой,
Стремительной госпожой.
И косы свои, пожалуй,
Ты будешь носить, как шлем,
Ты будешь царицей бала –
И всех молодых поэм.
И многих пронзит, царица,
Насмешливый твой клинок,
И все, что мне - только снится,
Ты будешь иметь у ног.
Всё будет тебе покорно,
И все при тебе – тихи.
Ты будешь, как я – бесспорно –
И лучше писать стихи...
Но будешь ли ты – кто знает –
Смертельно виски сжимать,
Как их вот сейчас сжимает
Твоя молодая мать.
*****Цветаева...не очень люблю ее. Но от этого произведения такие слезы льются...
Осыпались листья над вашей могилой,
И пахнет зимой.
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем,
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным - так далеко-далеко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню - на руке моей рабочей -
Серебряных перстней, чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту...
Как в страшный год, возвышены бедою,
Ты - маленькой была, я - молодою.
Я стану для тебя воспоминаньем,
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным - так далеко-далеко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню - на руке моей рабочей -
Серебряных перстней, чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту...
Как в страшный год, возвышены бедою,
Ты - маленькой была, я - молодою.
А когда – когда-нибудь – как в воду
И тебя потянет - в вечный путь,
Оправдай змеиную породу:
Дом – меня – мои стихи – забудь
Знай одно: что завтра будешь старой.
Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,
Синеокою цыганкой будь.
Знай одно: никто тебе не пара –
И бросайся каждому на грудь.
Ах, горят парижские бульвары!
(Понимаешь – миллионы глаз!)
Ах, гремят мадридские гитары!
(Я о них писала – столько раз!)
Знай одно: (твой взгляд широк от жара,
Паруса надулись – добрый путь!)
Знай одно: что завтра будешь старой,
Остальное, деточка, - забудь.
И тебя потянет - в вечный путь,
Оправдай змеиную породу:
Дом – меня – мои стихи – забудь
Знай одно: что завтра будешь старой.
Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,
Синеокою цыганкой будь.
Знай одно: никто тебе не пара –
И бросайся каждому на грудь.
Ах, горят парижские бульвары!
(Понимаешь – миллионы глаз!)
Ах, гремят мадридские гитары!
(Я о них писала – столько раз!)
Знай одно: (твой взгляд широк от жара,
Паруса надулись – добрый путь!)
Знай одно: что завтра будешь старой,
Остальное, деточка, - забудь.
Гораций с Овидием -
Двое приятелей -
Явились в президиум
Союза писателей.
Попали к швейцарше,
Потом к секретарше.
В тот день заседали
Все те, кто постарше.
И молвил в смущенье
Почтенный Гораций.
Его заявленье
Приводим мы вкратце.
"Страници латыни
Давно уж не в моде,
Но можно их ныне
Читать в переводе.
Сказали в Гослите:
- Стара наша муза.
Однако, примите
Нас в члены Союза.
А если нас в члены
Принять рановато,
Мы прсим смиренно
Принять в кандидаты.
Хоть мы староваты,
Но думаем всё же,
Что есть кандидаты
Немногим моложе!"
Двое приятелей -
Явились в президиум
Союза писателей.
Попали к швейцарше,
Потом к секретарше.
В тот день заседали
Все те, кто постарше.
И молвил в смущенье
Почтенный Гораций.
Его заявленье
Приводим мы вкратце.
"Страници латыни
Давно уж не в моде,
Но можно их ныне
Читать в переводе.
Сказали в Гослите:
- Стара наша муза.
Однако, примите
Нас в члены Союза.
А если нас в члены
Принять рановато,
Мы прсим смиренно
Принять в кандидаты.
Хоть мы староваты,
Но думаем всё же,
Что есть кандидаты
Немногим моложе!"
свет
Три точки
He смейтесь вы над юным поколеньем!
Вы не поймете никогда,
Как можно жить одним стремленьем,
Лишь жаждой воли и добра...
Вы не поймете, как пылает
Отвагой бранной грудь бойца,
Как свято отрок умирает,
Девизу верный до конца!
Так не зовите их домой
И не мешайте их стремленьям, --
Ведь каждый из бойцов -- герой!
Гордитесь юным поколеньем!
Вы не поймете никогда,
Как можно жить одним стремленьем,
Лишь жаждой воли и добра...
Вы не поймете, как пылает
Отвагой бранной грудь бойца,
Как свято отрок умирает,
Девизу верный до конца!
Так не зовите их домой
И не мешайте их стремленьям, --
Ведь каждый из бойцов -- герой!
Гордитесь юным поколеньем!
Я по жизни хожу, как в лесу-
на руках и ногах.
С дерева лист опадает во мне пробуждая страх
Я рисую все это объятое сном,
а потом снегопад засыпает лес - картинку мою,
потусторонний ландшафт,
где я давно уже долгие годы стою...........
Марк Шагал
на руках и ногах.
С дерева лист опадает во мне пробуждая страх
Я рисую все это объятое сном,
а потом снегопад засыпает лес - картинку мою,
потусторонний ландшафт,
где я давно уже долгие годы стою...........
Марк Шагал
Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.
Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!
Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
- К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои!
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне - прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность,
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру.
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет всё, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет всё - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети, в каждой мине
И так недолго злой,
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой,
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
- Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
- К вам всем - что мне, ни в чем не знавшей меры,
Чужие и свои!
Я обращаюсь с требованьем веры
И с просьбой о любви.
И день и ночь, и письменно и устно:
За правду да и нет,
За то, что мне так часто - слишком грустно
И только двадцать лет,
За то, что мне - прямая неизбежность -
Прощение обид,
За всю мою безудержную нежность,
И слишком гордый вид,
За быстроту стремительных событий,
За правду, за игру...
- Послушайте! - Еще меня любите
За то, что я умру.
К тебе,имеющему быть рожденным
Столетие спустя, как отдышу,-
Из самых недр - как на смерть осужденный,
Своей рукой пишу:
- Друг! не ищи меня! Другая мода!
Меня не помнят даже старики.
- Ртом не достать! - Через летейски воды
Протягиваю две руки
Как два костра, глаза твои я вижу,
Пылающие мне в могилу - в ад,-
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.
Со мной в руке - почти что горстка пыли -
Мои стихи! - я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я - или
В котором я умру.
На встречных женщин - тех, живых, счастливых,
Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:
- Сборище самозванок! Всё мертвы вы!
Она одна жива!
Я ей служил служеньем добровольца!
Все тайны знал, весь склад ее перстней!
Грабительницы мертвых! Эти кольца
Украдены у ней!
О, сто моих колец! Мне тянет жилы,
Раскаиваюсь в первый раз,
Что столько я их вкривь и вкось дарила, -
Тебя не дождалась!
И грустно мне еще, что в этот вечер,
Сегодняшний - так долго шла я вслед
Садящемуся солнцу, - и навстречу
Тебе - через сто лет.
Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье
Моим друзьям во мглу могил:
- Все восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Кто бескорыстней был?! - Нет, я корыстна!
Раз не убьешь, - корысти нет скрывать,
Что я у всех выпрашивала письма,
Чтоб ночью целовать.
Сказать? - Скажу! Небытие - условность.
Ты мне сейчас - страстнейший из гостей,
И ты окажешь перлу всех любовниц
Во имя той - костей.
Столетие спустя, как отдышу,-
Из самых недр - как на смерть осужденный,
Своей рукой пишу:
- Друг! не ищи меня! Другая мода!
Меня не помнят даже старики.
- Ртом не достать! - Через летейски воды
Протягиваю две руки
Как два костра, глаза твои я вижу,
Пылающие мне в могилу - в ад,-
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.
Со мной в руке - почти что горстка пыли -
Мои стихи! - я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я - или
В котором я умру.
На встречных женщин - тех, живых, счастливых,
Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:
- Сборище самозванок! Всё мертвы вы!
Она одна жива!
Я ей служил служеньем добровольца!
Все тайны знал, весь склад ее перстней!
Грабительницы мертвых! Эти кольца
Украдены у ней!
О, сто моих колец! Мне тянет жилы,
Раскаиваюсь в первый раз,
Что столько я их вкривь и вкось дарила, -
Тебя не дождалась!
И грустно мне еще, что в этот вечер,
Сегодняшний - так долго шла я вслед
Садящемуся солнцу, - и навстречу
Тебе - через сто лет.
Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье
Моим друзьям во мглу могил:
- Все восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Кто бескорыстней был?! - Нет, я корыстна!
Раз не убьешь, - корысти нет скрывать,
Что я у всех выпрашивала письма,
Чтоб ночью целовать.
Сказать? - Скажу! Небытие - условность.
Ты мне сейчас - страстнейший из гостей,
И ты окажешь перлу всех любовниц
Во имя той - костей.
Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала - тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя...
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились...
Я тоже была прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, -
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь,
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли...
- И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
Он увидел ее и погиб.
А может быть - он увидел ее и она погибла, как взглянуть.
Он пpигласил ее на танец. В следующих танцах она ему отказала,
намекнув, что он плохо танцует.
Он окончил школу совpеменных, а заодно и бальных танцев.
От пpогулки с ним она отказалась, дав понять, как должен одеваться
настоящий мужчина.
Он пеpевеpнул подшивки жуpналов мод, записался на показы в Дом
моделей и познакомился с четыpьмя пpодавцами комиссионных магазинов.
Hа пpогулке она пpедставила его молодому человеку, и молодой человек
поговоpил с ним в стоpонке.
Он позанимался в секции бокса и поговоpил с молодым человеком.
После кафе подошла компания молодого человека и поговоpила с ним в
стоpонке.
Он отслужил в воздушно-десантных и поговоpил с компанией.
У нее появился жених - эpудит.
Он выучил четыpе тома "В миpе мудpых мыслей", и эpудит пеpестал
являться таковым.
У нее появился жених - писатель.
Он написал и напечатал два pомана, а писатель пpевpатился в кpитика,
довольно злого.
В ответ на жениха с машиной он выигpал по лотеpее "Жигули", а на
жениха пpыгуна в воду - пpыгнул с вышки, поставив еще два табуpета.
Она похудела и стала печальной.
Она захотела тигpенка.
Он поехал в Пpимоpье, стал звеpоловом и пpивез.
Ее жалели.
Она пpизналась, что могла бы полюбить такого человека, будь он только
обязательно повыше pостом.
Он общался с одним пpоффесоpом-хиpуpгом от "Миpа мудpых мыслей" до
спецпpиемов самообоpоны и обpатно, пока тот не удилинил ему ноги на десять
сантиметpов.
Увидев, она заплакала. И он тоже.
Они поженились.
....Чеpез год, в мятом костюме, по обыкновению заполночь веpнувшись
от пpиятелей, он стал каяться.
- Я негодяй, - теpзался он. - Я совеpшенно пеpестал уделять тебе
внимание. Зачем только ты за меня вышла....
Цветущая жена миpно слушала pадио, читала жуpнал, гpызла яблоко,
вязала шаpф, а ногой гладила кошку, заменившую сданного в зоопаpк
тигpенка.
- Должна же я была подумать и о себе, чтоб остаться наконец в покое,
- кpотко возpазила она.
А может быть - он увидел ее и она погибла, как взглянуть.
Он пpигласил ее на танец. В следующих танцах она ему отказала,
намекнув, что он плохо танцует.
Он окончил школу совpеменных, а заодно и бальных танцев.
От пpогулки с ним она отказалась, дав понять, как должен одеваться
настоящий мужчина.
Он пеpевеpнул подшивки жуpналов мод, записался на показы в Дом
моделей и познакомился с четыpьмя пpодавцами комиссионных магазинов.
Hа пpогулке она пpедставила его молодому человеку, и молодой человек
поговоpил с ним в стоpонке.
Он позанимался в секции бокса и поговоpил с молодым человеком.
После кафе подошла компания молодого человека и поговоpила с ним в
стоpонке.
Он отслужил в воздушно-десантных и поговоpил с компанией.
У нее появился жених - эpудит.
Он выучил четыpе тома "В миpе мудpых мыслей", и эpудит пеpестал
являться таковым.
У нее появился жених - писатель.
Он написал и напечатал два pомана, а писатель пpевpатился в кpитика,
довольно злого.
В ответ на жениха с машиной он выигpал по лотеpее "Жигули", а на
жениха пpыгуна в воду - пpыгнул с вышки, поставив еще два табуpета.
Она похудела и стала печальной.
Она захотела тигpенка.
Он поехал в Пpимоpье, стал звеpоловом и пpивез.
Ее жалели.
Она пpизналась, что могла бы полюбить такого человека, будь он только
обязательно повыше pостом.
Он общался с одним пpоффесоpом-хиpуpгом от "Миpа мудpых мыслей" до
спецпpиемов самообоpоны и обpатно, пока тот не удилинил ему ноги на десять
сантиметpов.
Увидев, она заплакала. И он тоже.
Они поженились.
....Чеpез год, в мятом костюме, по обыкновению заполночь веpнувшись
от пpиятелей, он стал каяться.
- Я негодяй, - теpзался он. - Я совеpшенно пеpестал уделять тебе
внимание. Зачем только ты за меня вышла....
Цветущая жена миpно слушала pадио, читала жуpнал, гpызла яблоко,
вязала шаpф, а ногой гладила кошку, заменившую сданного в зоопаpк
тигpенка.
- Должна же я была подумать и о себе, чтоб остаться наконец в покое,
- кpотко возpазила она.
Другие – с очами и с личиком светлым,
А я – то ночами беседую с ветром.
Не с тем – италийским
Земфиром младым, -
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!
Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших – дыханье глотают…
А я – руки настежь! – застыла – столбняк!
Чтоб выдул мне душу – российский сквозняк!
Другие – о, нежные, цепкие путы!
Нет, с нами Эол обращается круто.
- Небось не растаешь! Одна, мол, семья! –
Как будто и вправду – не женщина я!
А я – то ночами беседую с ветром.
Не с тем – италийским
Земфиром младым, -
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!
Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших – дыханье глотают…
А я – руки настежь! – застыла – столбняк!
Чтоб выдул мне душу – российский сквозняк!
Другие – о, нежные, цепкие путы!
Нет, с нами Эол обращается круто.
- Небось не растаешь! Одна, мол, семья! –
Как будто и вправду – не женщина я!
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! – Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На! – Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости меня прими!
Льни! – Сегодня день на шхуне,
- Льни! – на лыжах! – Льни – льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
- Мой! – и о каких наградах
Рай – когда в руках, у рта –
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
Я! – Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На! – Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости меня прими!
Льни! – Сегодня день на шхуне,
- Льни! – на лыжах! – Льни – льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
- Мой! – и о каких наградах
Рай – когда в руках, у рта –
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!
Дома до звёзд, а небо ниже,
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Всё та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас.
Везде, везде всё пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана,
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей – то ласковый привет.
Там чей – то взор печально – братский,
Там нежный профиль на стене.
Ростан, и мученик – Рейхштадский,
И Сара – все придут во сне!
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль, как прежде, глубока.
Земля в чаду ему близка.
В большом и радостном Париже
Всё та же тайная тоска.
Шумны вечерние бульвары,
Последний луч зари угас.
Везде, везде всё пары, пары,
Дрожанье губ и дерзость глаз.
Я здесь одна. К стволу каштана
Прильнуть так сладко голове!
И в сердце плачет стих Ростана,
Как там, в покинутой Москве.
Париж в ночи мне чужд и жалок,
Дороже сердцу прежний бред!
Иду домой, там грусть фиалок
И чей – то ласковый привет.
Там чей – то взор печально – братский,
Там нежный профиль на стене.
Ростан, и мученик – Рейхштадский,
И Сара – все придут во сне!
В большом и радостном Париже
Мне снятся травы, облака,
И дальше смех, и тени ближе,
И боль, как прежде, глубока.
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности жена, не на бумаге! –
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно – великолепны брови.
В его лице трагически слилось
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза – прекрасно – бесполезны! -
Под крыльями раскинутых бровей –
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! –
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы – и идут на плаху.
- Да, в Вечности жена, не на бумаге! –
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно – великолепны брови.
В его лице трагически слилось
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза – прекрасно – бесполезны! -
Под крыльями раскинутых бровей –
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал без страху! –
Такие – в роковые времена –
Слагают стансы – и идут на плаху.
Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и надгробные плиты...
- В купели морской крещена - и в полете
Своем - непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня - видишь кудри беспутные эти? -
Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной - воскресаю!
Да здравствует пена - веселая пена -
Высокая пена морская!
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело - измена, мне имя - Марина,
Я - бренная пена морская.
Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и надгробные плиты...
- В купели морской крещена - и в полете
Своем - непрестанно разбита!
Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня - видишь кудри беспутные эти? -
Земною не сделаешь солью.
Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной - воскресаю!
Да здравствует пена - веселая пена -
Высокая пена морская!
У меня для тебя столько ласковых слов и созвучий,
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, -
Хочешь, я заласкаю тебя?
У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений -
Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?
У меня есть причудливый мир серебристых видений -
Хочешь, к ним я тебя отнесу?
Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?
Я так долго таил, как тебя я любил и люблю.
У меня для тебя поцелуев дрожащее море, -
Хочешь, в нем я тебя утоплю?
/Виктор Гофман, 1884-1911/
Их один только я для тебя мог придумать, любя.
Их певучей волной, то нежданно-крутой, то ползучей, -
Хочешь, я заласкаю тебя?
У меня для тебя столько есть прихотливых сравнений -
Но возможно ль твою уловить, хоть мгновенно, красу?
У меня есть причудливый мир серебристых видений -
Хочешь, к ним я тебя отнесу?
Видишь, сколько любви в этом нежном, взволнованном взоре?
Я так долго таил, как тебя я любил и люблю.
У меня для тебя поцелуев дрожащее море, -
Хочешь, в нем я тебя утоплю?
/Виктор Гофман, 1884-1911/
Вы столь забывчивы, сколь незабвенны.
— Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? — Златого утра краше!
Сказать еще? — Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
Друг, разрешите мне на лад старинный
Сказать любовь, нежнейшую на свете.
Я Вас люблю. — В камине воет ветер.
Облокотясь — уставясь в жар каминный —
Я Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я говорю, как маленькие дети.
Друг! Всё пройдет! Виски в ладонях сжаты,
Жизнь разожмет! — Младой военнопленный,
Любовь отпустит вас, но — вдохновенный —
Всем пророкочет голос мой крылатый —
О том, что жили на земле когда-то
Вы — столь забывчивый, сколь незабвенный!
(с) М.Ц.
— Ах, Вы похожи на улыбку Вашу! —
Сказать еще? — Златого утра краше!
Сказать еще? — Один во всей вселенной!
Самой Любви младой военнопленный,
Рукой Челлини ваянная чаша.
Друг, разрешите мне на лад старинный
Сказать любовь, нежнейшую на свете.
Я Вас люблю. — В камине воет ветер.
Облокотясь — уставясь в жар каминный —
Я Вас люблю. Моя любовь невинна.
Я говорю, как маленькие дети.
Друг! Всё пройдет! Виски в ладонях сжаты,
Жизнь разожмет! — Младой военнопленный,
Любовь отпустит вас, но — вдохновенный —
Всем пророкочет голос мой крылатый —
О том, что жили на земле когда-то
Вы — столь забывчивый, сколь незабвенный!
(с) М.Ц.
А это -- получается, сегодняшнее, "датское"...
Осторожный троекратный стук.
Нежный недруг, ненадежный друг, --
Не обманешь! То не странник путь
Свой кончает. -- Так стучатся в грудь
За любовь. Так, потупив взгляд,
В светлый Рай стучится черный Ад.
6 июня 1918
(с) М.Ц.
Осторожный троекратный стук.
Нежный недруг, ненадежный друг, --
Не обманешь! То не странник путь
Свой кончает. -- Так стучатся в грудь
За любовь. Так, потупив взгляд,
В светлый Рай стучится черный Ад.
6 июня 1918
(с) М.Ц.