Моему другу Александру посвящается

ЧЕРНЫЕ НЕБЕСА
Нет, я не устал малышка, просто хочу найти свою вену, для того, чтобы вколоть себе немного любви. Нет, конечно же, я не устал, а глаза мои скрыты пеленой безумия лишь оттого, что я безумен и безумие имеет вкус безумия. Сказка врет, но в ней намек, что за мной теперь должок.
Нет, я не устал. Я ведь не устал?...
Я тихо покачиваюсь на волнах реки, несущей меня в прекрасное, кровожадное, ослепленное солнцем гордыни, сожравшее само себя, изрыгнувшая и вновь поедающее свою гниющую плоть, оскаленное бесчисленными улыбками легкомыслия, без здравого смысла, обретающее неверное направление, отдающее приятным запахом смерти место. Они называют это место Адом. Но я то знаю... Черные небеса. Да, милая - это черные небеса.
Нет. Я не устал. Зачем так слипаются глаза?...
Полуночный бред, утренний бред, обеденный бред, вечерний бред...
И все сначала. Возлюбите ближнего своего... А затем схватите его и возлюбите еще страстней, чтобы он почувствовал страсть, боль, жгучую ненависть, любовь. От нее до нее один шаг. Лю-бовь не помнит зла. Любовь слепа. Я не хочу быть слепым и хочу всегда помнить имена своих врагов. Иначе, зачем жить, если имена врагов не написаны в душе огненными буквами. Мой враг должен быть ВРАГОМ. Иначе, что же это за враг. Я не хочу иметь врагом ничтожество. Вот бог, например, для меня достаточный враг, чтобы думать о нем, как о ВРАГЕ. Я хочу иметь сильного врага. Сильного, как скала. Я хочу иметь врага, грозного, как поцелуй ангела. Смерть тоже ангел. Все боятся смерти. Она враг? Нет, она подруга.
Тссссс... Часы. Упали и разбились. Я не устал.
До Суда еще много времени. А на Суде будет много крови, потому что это суд. Нас будут судить звери. И есть нашу плоть будут звери. Только я не дам свою плоть им. Я съем ее вперед их, а они будут пыжиться от осознания своего тупого великодушия и морщиться, от голодной, не насытившейся любви.
Я не устал, милая. Ты мне не веришь?
Хочешь, я докажу тебе это. Я войду в твое святое святых, где святые омывают свои разгоряченные члены. Место великого отдохновения. Место ярости. Вот... так... Вот, малышка... Хорошо. Видишь, я ведь нисколько не устал. ТЫ помнишь свою кровь на кресте? Помнишь, как мы распинали тебя на кресте, когда ты еще была невинной, и Князь не коснулся раздвоенным копытом твоей груди. Тебе хорошо? Тебе хорошо грязная сучка? Почему ты не отвечаешь? Потому что ты мертва, как бог... Потому что ты устала жить.
А я не устал.
Мне не нужно сушек, плюшек, конфеток, и пироженных. Хотя, мороженое я люблю. Оно такое же холодное, как мое сердце. Вечный огонь ада слегка подогреет его. Может, в аду я буду по настоящему любить? Поскорее бы проверить. Боль будет такой сильной... Но что это по сравнению с болью внутри. Нет ничего больнее боли, которая внутри.
Что?... Что это?... Я... Разу... чился ды... шать... Пом... Помоги... те. Фууу... Теперь вдохнем. Теперь выдохнем. Разучился дышать. Надо же. Хи-хи-хи. Что там? Мое отражение в зер-кале. Мои глаза. Если я долго буду смотреть в свои глаза, я пойму себя. Ведь глаза не лгут? Добрые... Добрые серые глаза. Нежные, как цветок, покрытый росой на солнечном лугу. Что такое луг. Я не помню солнечного луга. Помню сталь, бетон, стекло, но не помню солнечного луга. Помню иглу. Глаза. Где мой зрачок? Где мой зрачок?!!! Вот он. Такой маленький. Такой беззащитный. Глаза. Тихо грустящие о забытой любви. Добрые, грустные, уставшие... НЕТ!!! Вот тебе! Вот!!! Грязное, бездушное зеркало! Вот твои осколки. Нет, глаза не лгут - лгут зеркала. Они лживы, как отшельники на склонах холмов. Как монахи в своих монастырях. Как церковь. Но теперь зеркала нет. Зеркала нет... Оно обмануло меня, оно сказало мне...
Нет, я не устал.
У меня впереди много дней. Бесконечное количество алых дней под покровом седой луны. И меня поймет только дельфин в море, да пингвин в Антарктике, потому что я сам пингвин, просто я умею летать. Там внизу копошатся люди. Как букашки. Неужели я так велик, что люди - букашки. Хм... Чтобы сказала мама, увидев такое? "Слезь с подоконника - разобьешься!", -
вот, что она сказала бы. А, если я прыгну, я разобьюсь? А, мам? Ведь ты же никогда не знала, что я умею летать. Ты спросила: "Зачем тебе крылья? Ты ведь не умеешь летать", и ты обрубила мне крылья. Мои красивые крылья. Но все равно я легче пушинки, легче воздуха. Высота манит, словно говорит: "Прыгни, и я подхвачу тебя. Ты полетишь. Ты полетишь. Ты полетишь!" Лживая сука.
Я не устал. Не настолько устал, чтобы прыгнуть с подоконника вниз.
Я прыгну вверх. К черным небесам. Там меня ждут. Спроси меня: куда? И я отвечу: в небеса. В черные небеса. Где тьма - это свет. Черные небеса. Ты оставляешь на земле след раздвоенных копыт. Рожденный свободным - ты будешь убит. Твой путь - твоя боль, он ведет в никуда. Твоя ярость - огонь, твои слезы - вода. Черные небеса. Черные небеса. Ты обретешь
черные небеса. Но потеряешь свою душу навсегда.
Трясет. Это не от усталости. Нет.
Как меня трясет. Тьфу, противно от собственной слабости. Стук в дверь? Гости с небес. Вот один из них пополз по потолку, оставляя шершавый след. Я помню его. Он убил мою душу. Другой, закрывшись потемневшими от крови крыльями, сидит на грязном кресле и читает газету, попыхивая сигарой. Забавно смотреть, как они гоняются друг за другом, отрывая волосы,
уши, головы, руки. Разрывая тела, как бумагу. Безмолвно кричащие о жуткой тоске, безысход-ности. Вон еще один. Весь в черном и крылья сложены за спиной, как черный плащ. Сидит. Ку-рит. Улыбается. Ждет кого-то. Или чего-то. Падший ангел. Слова горят на губах, и на вкус, как кровь. А там, за окном белый, сияющий ангел. Настоящий божий посланник. Засланик. Засла-нец. Засранец. Уйди, пока не запачкали кровью твои белые перья. Словно жадный зверь до че-ловеческой любви. Ворчит. Хочет войти, но боится моих гостей. Хочешь стать таким же? Тогда иди сюда. Сделай свой выбор раз и навсегда. Отворачивается и, взмахнув крыльями, улетает. Черт с ним. Нет, со мной. Какой же он светлый.
Моя голова. Она сейчас взорвется, и мозги зальют стену непрерывным потоком. Они бу-дут все лить и лить, а люди из скорой будут удивляться: откуда у него столько мозгов. А еще кто-то подумает о последних работах Пикассо. Хи-хи-хи.
Я не устал. Знаешь почему? Потому что я компьютер. Большой мощный компьютер. P-IV 3000 MHz, 2000 ОЗУ, 300 гигабайт винчестер. Мечта. Чья-то. Нет. Я не компьютер. Я ведь знаю, что я не компьютер, но тот, кто нажимает на кнопки, не знает об этом. Он нажимает на кнопки. Он жмет на них своими потными, грязными пальцами. Жмет, выжимает из меня по-следние крохи сил. Он хочет, чтобы я устал. Устал и умер. А я не подчиняюсь ему. Я не компь-ютер. Вот так вот, сукин сын! Я не компьютер! Нажимай на кнопки всех остальных, - вон они, какие милые и хорошие. Чистенькие, опрятненькие. Вон, пошла одна. Я бы с нею сконектился. А потом бы взял клавиатуру и бил бы по ее монитору, пока он не станет таким же разбитым и старым, как
мое нутро. Не такой, как все. Не такой, как человек. Не такой, как Христос.
Что они носятся со своим Христом? Он не более чем бог! Разве этого достаточно? Он бог, а я человек. Это еще вопрос, кто важнее. Я то знаю, что могу существовать без него. А он сможет ли без меня? Не знаю.

...

Я не уснул. Я здесь. Я сижу прямо. Я не устал. Я не устал. Я не устал!!! Поцелуй меня, моя подруга. Поцелуй меня, потому что я еще не устал. Поцелуй меня моя подруга Смерть. Ес-ли бы ты не была ангелом, я бы с удовольствием трахнул бы тебя. Я бы тихонько подошел к те-бе и откинул черный капюшон назад. Нет. Там не ухмыляющийся череп. Там лицо женщины... девушки. Девственно чистое. Бледное. Чувственные губы. Твои глаза. Они такие черные, как сама Тьма. Как Вечность. Твои волосы черны, как воронье крыло. Твое дыхание пахнет лада-ном. И чем-то еще. Чем-то приятным... Смертью. Ты так прекрасна, моя любимая. Я целую твои губы. Целую и не могу насытиться этим странным смешанным чувством боли и удовольствия. Твой язык. Нет! Ты не холодна, ты так горяча. Я и не знал, что ты так горяча. Ты молча охваты-ваешь меня своими руками и, теребя волосы, теснее прижимаешь к себе. Я чувствую, как низ твоего живота прижимается к моему. Я чувствую сладострастие. Сладострастие Смерти. Я тону в твоем поцелуе. Ты милая, бесконечно милая. Отрываюсь от твоих губ и целую в ушко, в шей-ку. У тебя такая нежная кожа. Тихонько помогаю себе кончиком языка и чувствую, как слегка напряглось твое тело. Тебе нравится. Скажи: любил ли тебя кто-нибудь еще, так как я? Аккуратно распутываю шнурок плаща, и он падает с тебя. Я вижу тебя. Как ты прекрасна моя возлюбленная. Любил ли я до этого. Аккуратными поцелуями приближаюсь к твоей груди. Она восхитительно мягкая и упругая. Соски на ней горячие и твердые. Беру в рот один из них. Ты теснее прижимаешь мою голову к себе. Мой член разгорячен и готов к тому, чтобы почувствовать твое влагалище. Внезапно ты отрываешь мою голову от своей груди, и твои губы снова прикипают к моим. Пусть попробует кто-нибудь разъединить нас. Твои руки скользят к моей ширинке, и я даже не замечаю, как мой член оказывается снаружи. Ты трешься об него своим животом, а затем ложишься на кровать и раздвигаешь ноги. Твое прекрасное тело готово принять меня. Я целую твои ноги, живот, грудь, губы... Ты аккуратно берешь мой член, и... Я чув-ствую твое разгоряченное лоно. Мне так приятно милая. Ты закрываешь глаза и, наморщив лоб, открываешь свой рот. Я же закрываю его тебе поцелуем. Туда, дальше, обратно, снова туда. Ты входишь в ритм и помогаешь мне. Во мне растет неудержимый вулкан, который вот-вот взо-рвется... Любил ли тебя кто-нибудь еще, так как я, моя ласковая подружка? К сожалению, ты ангел. Увижу ли я тебя на черных небесах? Надеюсь, что да.
Я не устал.
Моя комната освещена черным светом. Красные гирлянды висят, как будто сегодня Но-вый Год. Новый год. Новый век. Новое тысячелетие. Новая вечность. Мне нужно еще немного белой любви, чтобы она прошла по моим венам, насыщая их своей глупой ненавистью.
Аккуратно...
Мне хорошо. Я совсем не устал. Вокруг меня звезды водят свои хороводы, улыбаясь вместе со мной сумасшедшей улыбкой. Как же красиво кругом. Это черные небеса? Нет. На черных небесах не так. На них гораздо лучше.
Привет, дядя Ваня! Ты же ведь умер, разве ты не знаешь? А я не умру, потому что еще не устал...
***
Темная, грязная одинокая комната. Лохмотья обоев свисают со стен. Ржавые пятна на по-толке. Мебели нет. Ничего нет, кроме бледного юноши, сидящего на полу в черном костюме, на котором видны разводы грязи. Рядом с левой рукой шприц и, чуть поодаль, жгут. На его губах застыла радостная улыбка. Остекленевшие глаза видят свет иного мира. Рядом с правым ботинком белый клочок бумаги. На нем написано:

"Я ищу черные небеса".