Захотелось как-то кумушке Лисе рыбки. Вышла она на дорогу, легла на снег и ждет, когда проедет мужик с рыбалки. Замерзла, как последняя сволочь, а его нет как нет. Уж собралась идти несолоно хлебавши, как вдруг слышит - колокольчик звенит, копыта стучат: едет, родимый!
Пуще прежнего прикинулась Лиса мертвой, лежит не дышит, зубы стиснула, чтоб не стучали.

Едет на санях мужичок, везет целый воз рыбы – рыбалка сегодня на редкость удачная была. Смотрит – на дороге что-то яркое лежит. Подъехал он, остановился и видит: лиса мертвая валяется!
«Вот удача! Ну, будет теперь у моей старухи лисий воротник на шубу!»
Вылез он из саней, подошел к хитрой Лисе, вытащил из кармана пистолет Макарова и пальнул контрольно рыжей промеж глаз. Потом бросил тушку в сани и поехал домой.

Дед ведь тоже не дурак был, эту сказку ему еще в детстве мама рассказывала...

С ума сходят медленно. Очень долго пробивались ростки безумия сквозь мою непрочную нравственную оболочку и этой ночью наконец одержали верх. Мое измененное сознание жаждало приключений. И я вышел в ночной город…
Я медленно скользил по черным улицам длинной призрачной тенью, наслаждаясь темнотой, тишиной и своей силой. Я ловил еле слышные шорохи переулков и тупичков. И всё, что мне было сейчас нужно, это услышать звонкий перестук женских каблучков. И вот он наконец, такой упоительный, такой долгожданный, торопливый частый стук..
Притаившись за углом дома, я проводил взглядом обладательницу острых каблучков. Нет, я не буду сразу бросаться на нее, я буду красться неслышно за ней до самого её дома и настигну её, когда она войдет в подъезд...

Но не успел я сделать несколько шагов, как вдруг кто-то хлопнул меня по спине и сзади раздался хриплый голос:
- Ну, ты братан, нахал! Это моя жертва! Я её с самой остановки пасу.
Обернувшись, я увидел длинного скользкого типа с мутным взглядом. А он продолжал раздраженно:
- Я её первый увидел! Правил не знаешь, что–ли?
- Каа...каких ещё правил?
Скользкий внимательно вгляделся в моё лицо и несколько смягчился:
- А, так ты новенький? Первый раз на охоту вышел?
- А-а… это… дда...
Тут тип вдруг встрепенулся и стал напряженно вглядываться в темноту за моей спиной. Затем пробежал вперед и заглянул за угол дома. Постоял там немного, как–то сразу ссутулившись, и пошёл обратно, устало шаркая подошвами. Подойдя ко мне, он свирепо зашипел:
- Ушла, зараза! И всё из-за тебя! Такую ночь мне испортил!
Я в испуге отшатнулся. Однако он быстро успокоился, вздохнул и сказал:
- Ладно, чего уж там, ушла и ушла. Пошли пивка дёрнем.

А потом мы сидели на лавочке и скользкий долго жаловался на жизнь и судьбу.
- Эх, до чего же было хорошо в 2000 году! Один маньяк на район, гуляй – не хочу! А сейчас? Плюнуть негде, все маньяки. Вот ты, молодой-зеленый, чего вылез? Бабу тебе надо, поймать, поди, помучить? А где её взять, бабу-то? Попрятались, повывелись, редко какая сволочь пробежит, так ведь за ней же сразу очередь. До того дошли - драться стали из-за них, из-за баб. Правила даже придумали – кто первый увидит, тот и … молодец. А первым становиться всё труднее и труднее. Да и баб все меньше и меньше. Как дальше жить, кого маньячить будем?...

И светила в небе луна, и тихо было вокруг, и плакали на скамейке два пьяных маньяка…

Прявала Балуша никитку в запроняшку. Завирала на зело нюстрый лопуток. И плюхала до долу. А ковынярная Плюша прочухала и спозналась слебезнуть никитку. Потрянькала лопуток, ан нет, не кропытается. Тада слюхалась с растрепушной Лахмучей и бает: «Дамань, як нам запроняшку лабуднуть?». А Лахмуча кавекает: «Надыть Балунёнка запорячить, Балуша вздлибизнется и развешится, тады надь близоренько чесарить и брюкнуть никитку».
Дожидонились темняшной пряни и подкранились к долу Балуши. Затанились и зачали ждонить. Хрюча мревени пролизтонилось и накорец из долу крячится Балунёнок. Возликачили Плюша и Лахмуча и задербанили Балунёнка.
Возопил тут Балунёнок дикарёнским рёмом. Заслынел дичурь стралую Визарик удалостный, подбидонился он и расхендачил вражин мерзоностных. Спасенил Балуненка, развендил замыселки ковынярок. И в ченсть забедителя застроили пил на весь мил. Уря!
Корец.