Участник Форума:
Есть, Александр, в математике понятия множества и подмножества. Вы пытаетесь множество СПИ с максимальным грамматическим материалом впихнуть в подмножества "Слова о погибели земли Русской" и ЖАН (Житие Александра Невского). Это противоречит логике.

Лаврухин:
Я согласен с Вами: "Слово" - это океан, а СПРЗ - это озеро. Или, в версии написания поэмы в XVIII в., "Слово" - здание новой архитектуры из таких древних "кирпичиков", как СПРЗ.

Участник Форума писал(а):
А почему Вы не допускаете, что у СПРЗ (Слово о погибели Русской Земли) и СПИ мог быть ОДИН Автор?

Лаврухин:
Метафоры "Слова" - неподражаемы, они в моём понимании соотносятся только с новым временем и новым сознанием.

Участник Форума:
Иными словами, Вы и Пушкина с таким же "успехом" сможете вывести из "кирпичиков" блатной "поэзии". Слова ведь одинаковые местами получаются. Прежде всего, Александр, правильно выбирайте метод отбора фактов и не возводите "лужу" в ранг "океана" со словами "а следовательно", "из чего следует" и т.п.

Лаврухин:
Первая поэма А.С.Пушкина под названием "Руслан и Людмила" действительно состоит из сотен стихов его предшественников. Современники Пушкина могли назвать имена десятков авторов, чьи стихи молодое дарование переплавило в свои собственные.
А факты я отбираю с помощью филологов академической науки.

Участник Форума:
Уважаемый Александр, писал Вам о методе отбора и о том, что взятые цитаты из работ филологов, несомневающихся в подлинности "Слова" конца XIIв, в "доказательство" противоположного - называется ПРЕДВЗЯТОСТЬЮ.

Лаврухин:
Анатолий Сергеевич Дёмин, филолог-слововед, защищающий древность "Слова", из сочувствия позволил мне использовать его книги, в которых есть и установленные факты как результат его собственных исследований, в проведении версии написания поэмы в XVIII в. Значит, пользоваться общеустановленными фактами можно и нужно.
По поводу предвзятости. Я опираюсь в своих исследованиях на труд А.А.Зимина по "Слову". Его точка зрения научно обоснована, а значит принимается академическим сообществом учёных к серьёзному рассмотрению.

Участник Форума:
Вы подняли вопрос закрытый лет 10 тому назад. Предлагал Вам выбрать хоть одно "железобетонное доказательство" Вашей версии, в чем лично Вы сами были бы уверены. Отвечать на каждое нет ни времени, ни желания. Для примера Ваше последние "доказательство":

Лаврухин: К о м м е н т а р и й. Толкование слова "Заря" в значении небесного светила (планета Венера) выводит нас на рукописный астрологический сборник XVII в. И этот результат очень хорошо согласуется с версией написания "Слова" в XVIIII в.

Толкование кем? Автором СПИ или его толкователем? Если второе, то это "доказательство" недоказанным.

В древнерусском "Заря" была как утренняя, так и вечерняя.

Так вот Венера - утренняя звезда, а по контексту СПИ "Заря" вечерняя.

Лаврухин:
Я так понимаю, что речь идёт о книге А.А.Зализняк 2004 г. Но в этой книге вообще не разбирались вопросы текстологии, а это значит, что и текстологические аргументы А.А.Зимина остались абсолютно без рассмотрения. Далее, по лингвистическим вопросам А.А.Зализняк рассмотрел аргументацию А.А.Зимина выборочно и в отношении только ЛЕКСИКИ (всего на 4 страницах малоформатной книги; у А.А.Зимина в книге по "Слову" (СПб, 2006 г.) аргументы по лексике изложены на страницах большого формата с 257 стр. по 281 стр.; соотношение объёмов работ у А.А.Зализняка и А.А.Зимина примерно как 1 : 10). Аргументацию Зимина по вопросам грамматики А.А.Зализняк вообще не счёл нужным рассматривать. Почему? Разве можно назвать такой разбор работы Зимина удовлетворительным?

При всей неполноте критического разбора аргументов Зимина в своей книге по "Слову" 2004 А.А.Зализняк всё же признаётся в том, что работа по опровержению (полному и окончательному уничтожению) аргументов Зимина по каким-то причинам до конца не доведена (стр. 179):

"Желающие верить в то, что где-то в глубочайшей
тайне существуют научные гении, в немыслимое число
раз превосходящие известных нам людей, опередившие
в своих научных открытиях все остальное человечество
на век или два и при этом пожелавшие вечной абсолют-
ной безвестности для себя и для всех своих открытий,
могут продолжать верить в свою романтическую идею.
Опровергнуть эту идею с математической непрелож-
ностью невозможно: вероятность того, что она верна,
не равна строгому нулю, она всего лишь исчезающе
мала. Но несомненно следует расстаться с версией о
том, что «Слово о полку Игореве» могло быть подде-
лано в XVIII веке кем-то из обыкновенных людей, не
обладавших этими сверхчеловеческими свойствами."

И ещё ( 2007 г., стр.126):
"(...) маловеоятно, это не значит , что оно не возможно").

Участник Форума:
Еще раз настоятельно рекомендую хронологию старого и уже закрытого спора:
(Книга: "История спора о подлинности Слова о полку Игореве", Спб, 2010).

________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
В. Л. ВИНОГРАДОВА. Лексическая вторичность „Задонщины" сравнительно
..................................со „Словом о полку Игореве". ................................
..................................(в кн.: ТОДРЛ, т., XII, 1956 г.) ......................................

Фрагмент 1 (стр.19):
"Подражательная связь «Задонщины» со «Словом о полку Игореве»
неоднократно отмечалась исследователями почти со дня открытия древ
нейшего списка этой повести.
Автор «Задонщины» рязанец Софония заимствовал из «Слова о полку
Игореве» не только отдельные слова и выражения, но и целые отрывки,
лишь слегка интерпретируя их в соответствии с содержанием своего про
изведения. Автор и позднейшие переписчики «Задонщины» часто заим
ствовали слова и выражения «Слова о полку Игореве» механически, порой
даже без достаточно ясного понимания перенесенного места. "

К о м м е н т а р и й. "Заданщину "открыли" для науки в 1852 г. Но в бумагах Й.Добровского нашли копию списка "Задонщины" по списку "С". А это значит, что до времени даты его смерти в 1829 г. этот список "С" у кого-то (А.И.Мусин-Пушкин и его ближайшее окружение) был на руках. К тому ещё рукопись Ефросина "Задонщины" (К-Б) всегда находилась в Кирилло-Белозёрском монастыре и мога быть обнаружена А.И.Мусиным-Пушкиным до времени публикации "Слова" в 18000 г. Как видно, кто-то был уж очень заинтересован в том, чтобы "Задонщину" не "открывали" раньше положенного срока. Именно этот срок умолчания о существовании списков "Задонщины" и дал возможность заинтересованным людям направить логику исследования проблемы времени написания "Слова" в нужное им русло, а именно: "Слово" было написано в XII в., а "Задонщина"является жалким его подражанием.
Но навязанную науке логику "Слово" - "Задонщина" можно развернуть в обратном порядке: "Задонщина" - "Слово". В этом случае все выводы и характеристики по отношению к автору "Задонщины" можно смело соотносить с предполагаемым Автором "Слова" XVIII века. Тогда получим:
Автор "Слова" заимствовал из "Задонщины" не только отдельные слова и
выражения, но и целые отрывки, интерпретируя их в соответствии
с содержанием своего произведения. Автор часто заимствовал слова и
выражения «Задонщины» не механически, а творчески.

Фрагмент 2 (стр.21):
"Во всех списках «Задонщины» во фразах, заимствованных из
«Слова», «мечи харалужные» заменены на «мечи булатные». Например:
«...а гремЬли князи руские мечьми булатными о шеломы хинов-
ские». Ср. в «Слове'О полку Игореве»: «Яръ туре Всеволоде! .. гремлеши
о шеломы мечи ха ра л у ж н ы м и!». Эта замена произошла не слу
чайно. Оба типа мечей восточного происхождения. Однако харалуг, т. е.
дамасская сталь, по определению А. В. Арциховского, не был уже рас
пространен в эпоху «Задонщины». (...) В письменности слово «булат»
зафиксировано с XV века. Оно было заимствовано с Востока вместе со
способом получения этой стали (...). Таким образом, вполне
закономерна замена в «Задонщине» во фразах, явно заимствованных из
«Слова о полку Игореве», «мечей харалужных» на «мечи булатные».
Эпитет «харалужный» употребляется в «Задонщине» в сочетании
«копья харалужные»: «Грянуша копия харалужныя, мечи булатныя, топори
легкие». Даже в древнейшем списке «Задонщины», Кирилло-Белозер-
ском, эпитет «харалужный» был перенесен из «Слова о полку Игореве»
чисто механически, очевидно, без точного понимания его смысла, так как
несколько ниже в том же списке читаем: «Доне... пробилъ еси берези ха-
раужныя». В других списках «Задонщины» слово «харалужный» писцы
совсем исказили: «хараужничьные», «фарлужные»."

К о м е н т а р и й. На берегах среднего Дона расположены огромные каменные глыбы белых, под металл, расцветок. На берегах же Днепра нет и намёка на горные образования, есть только пороги. Но пороги - это не горы! Поэтому текст "Слова": "о Днепре-словутицю: ты пробилъ еси каменные горы скозЕ землю Половецкую.", - менее "Задонщины" соответствует действительности. Автор "Задонщины" во фразе: «Доне... пробилъ еси берези хараужныя», - точно знал, что описывал каменные глыбы.

Фрагмент 3 (стр.21-22):
"Интересно заметить, что упоминание сабли, которая в X V—X VI веках
получила широкое распространение на Руси, в «Задонщине» мы находим
только однажды, во фразе, заимствованной из «Слова о полку Игореве»:
«А уж[е] диво кличетъ под саблями татарскыми».11
В «Слове о полку Игореве» употребляется выражение «сабли каленые».
«Каленый» — постоянный эпитет русского народного творчества. Однако
в фольклоре сочетание «каленые сабли» не встречается, там фигурируют
выражения «острые сабли», «булатные сабли», но «каленые стрелы». Па-
видимому, текст «Слова о полку Игореве» донес до нас отголосок былой
свободы этого эпитета, ставшего впоследствии постоянным. В фольклоре
нигде не встретим «острые стрелы», как в «Слове»: «Загородите полю
ворота своими острыми стрелами». Таким образом, позже XII века про
изошла мена этих эпитетов в сочетаниях с «саблей», «стрелой» и закреп
ление их в народном творчестве в определенных устойчивых сочетаниях.
В «Задонщине», в позднем списке XVII века — Синодальном, во фразе,
заимствованной из «Слова о полку Игореве», читаем: «...с коленых стрел
воспоены в [Ли]тивской земли». Словосочетание «каленая стрела» типично
для устной традиции. До XVII века, кроме «Слова о полку Игореве», это
словосочетание не удалось зафиксировать в письменных текстах."

К о м м е н т а р и й. Как отчётливо видно, эпитет из "Слова" "сабли калёные" вступает в противоречие с данными русского фольклора, где встречается лишь "калёные стрелы". А это значит, что мы нашли с помощью уважаемой В.Л. Виноградовой очень хороший аргумент в пользу версии написания "Слова" в XVIII в.

Фрагмент 4 (стр.23):
"В две последние редакции «Задонщины» — списки Ундольского и Си
нодальный XVII века — писцы перенесли слово «ратай» из «Слова
о полку Игореве»: «И в то время по Резанской земле около Дону ни ра
таи, ни пастухи в пол^ не кличют» (ср. «Слово»: «Тогда по Руской
земли рЕтко ратаевЬ кикахуть»). В значении пахаря, земледельца «ра
тай» в XII веке было общеупотребительным. В начале XVII века, а мо
жет быть и раньше, оно обнаруживает тенденцию к утрате. Во второй
половине XVII века мы уже не встречаем этого слова в литературных
памятниках, кроме фольклора (в котором архаическая традиция, как из
вестно, дольше сохраняется), а также северных русских говоров: архан
гельского, новгородского, олонецкого. Таким образом, в середине XVII в.,
когда слово «ратай» было вписано в «Задонщину», оно уже представляло
собой архаизм или диалектизм."

К о м м е н т а р и й. Нам хотят показать, что автор "Задонщины" мог использовать для своего сочинения только текст "Слова" и больше ничего. Автор "Задонщины" даже не мог знать и того, что есть, например, летописи и фольклор, и слово "ратай" по этой причине могло попасть в "Задонщину" только из "Слова". Очевидно, что перед нами очень искусственное построение доказательства древности "Слова".

Фрагмент 5 (стр.23-24):
"«Конь» фигурирует в обоих памятниках только в значении боевого
коня. В «Слове о полку Игореве» везде встречается форма живого, народ
ного языка — «комонь». В ранней редакции «Задонщины», Кирилло-
Белозерской ( XV век), употребляются две формы этого слова — «конь»
(общеупотребительное) и «комонь»: кони ржуть на Москве», «сядемь,
брате, на свои борзи комони» (ср. в «Слове»: «а всядемъ, братие, на
свои бръзыя комони»). Еще один раз «комони» встречается в списке
«Задонщины» конца XVI—начала XVII века: «ИмЬемъ под собою
боръзыя комони». Можно предполагать, что «комонь» было почти окон
чательно вытеснено из русского языка словом «конь» раньше XV века. По
этому для времени «Задонщины» слово «комонь» являлось уже архаизмом
и было перенесено в ее списки из «Слова о полку Игореве». Итак, при
внимательном сличении словарного состава «Слова» и «Задонщины»
можно заметить, что слово, встречаемое в «Слове о полку Игореве», заме
няется другим в «Задонщине», равным или близким по смыслу, или из
двух возможных синонимов авторы в этих памятниках используют раз
ные. Это приходится наблюдать даже в выражениях, заимствованных «За-
донщиной»: «TЕ бо суть сынове храбрии... ведоми полковидцы, под
трубами и подъ шеломы возлелияны в литовъскои земли» (ср. «Слово»
«...а мои ти куряне свЬдоми кьмети: подъ трубами повити, подъ ше
ломы възлЬлЬяни»). Ученые производят слово «кметь» от византийско-
греческого [... ] — «селянин», «земледелец». В древней Руси XI —
XII веков оно выступало главным образом в значении «воин». Повиди-
мому, кмети на Руси принадлежали к числу людей, связанных с мелким
боярством. Входя в дружину князя, они стремились обогатиться и выйти
в феодалы, а многие из них действительно превращались в феодалов.
Можно предполагать, что тенденция выбиться в верхи заставляла кметей
отличиться на войне, стать лучшими из лучших. Поэтому термин «кмети»
стал обозначать не просто воинов, а отборных воинов. На Руси это слово
позже XIII века не удержалось и было заменено в «Задонщине» в списке
конца XVI—начала XVII века на «полководец». Слово «полководец» на
чало входить в употребление, очевидно, лишь с конца X VI века. В связи
с укреплением централизованной власти и исчезновением княжеской дру
жины термины «князь», «боярин», «воевода» перестали совмещать в себе
понятие военачальника. Все чаще на эту должность стали назначаться
дворяне. «Уложение о службе» 1550 года было крупным шагом к уничто
жению феодальных привилегий на командные должности в войске. Ней
тральным термином, который обозначал командную должность в армии
без указания на сословие, стало слово «полководец», употребляемое сна
чала, вероятно, в узком смысле. Ср.: «Наврузи мурзи сказал крымской
царь, чтоб он был готовъ с нимъ на службу и надо всеми его ратными
людми был болшимъ полководъцомъ»".

К о м м е н т а р и й. Перед нами хороший рассказ об истории слов, но не доказательство того, что предполагаемый Автор XVIII в. не мог внести в свой текст "Слова" такие лексемы, как "комонь" и "къмети", пользуясь теми рукописями, которые дошли из глубины веков до XVIII в.

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Игореве" (1995, т. 1, стр.2000-201):

ВИНОГРАДОВА Вера Леонидовна (27.IV.1926, с. Кочелаево Ковылкин. р-на Морд. АССР — 25.II.1991, Москва) — филолог. Ок. МГУ (1949), работала в ИРЛИ (1956—63) и Ин-те рус. яз. АН СССР (1964—86). Д-р филол. наук (1977). Основные работы в обл. ист. лексикологии и лексикографии рус. яз.
В 50-е В. осуществила сопоставит. анализ лексики «Задонщины» и С., что позволило привнести дополнительные аргументы в решение вопроса о вторичности «Задонщины».
Основной вклад В. в изучение С. — составление фундаментального «Словаря-справочника» (6 вып., 1965—84). Этот словарь не только содержит исчерпывающее описание лексич. состава С., но и представляет лексику С. в ее семантич. разнообразии на широком фоне цитат-иллюстраций, извлеченных из нескольких сотен памятников древнерус. лит-ры и письменности, а также памятников рус., укр. и белорус. фольклора, диалектных материалов. Кроме того, в «Словаре» содержится свод суждений и комм. к отдельным лексемам С., по преимуществу к его так называемым «темным местам», что значительно облегчает работу переводчиков и комментаторов памятника.
На основе «Словаря» В. собрала богатый материал по синонимике древнерус. яз., положенный в основу ее докт. дис. — «Исследования в области исторической лексикологии русского языка» (1977).
В. предложила гипотезу прочтения «темного места»: «утръже ваззни стрикусы», предположив наличие в этом контексте слова «хуса», «куса». Основные выводы наблюдений над синонимикой в яз. С. изложены В. в статье «О методе лексикологического изучения...» (1978), в статье в ж. «Рус. яз. в школе» (1985), в сер. статей, посвящ. отдельным лексемам С. («ворон», «волк», «глава», «древо», «верх» и др.).

_________________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Д. Н. АЛЬШИЦ. Легенда о Всеволоде — полемический отклик X V I в. на «Слово о полку Игореве».
.....................................(в кн.: ТОДРЛ, т. XIII, 1958 г.) ........................................

Фрагмент 1 (стр.54-55):
"Призыв «Слова» раздался не потому, что Игорь потерпел поражение,
а лишь по поводу этого факта, потому что автор видел и понимал поло
жение Русской земли в целом, видел и понимал гибельность неутихающих
княжеских «крамол» перед лицом окружения страны воинственными со
седями.
Автор «Слова» был первым, кто в описании данных событий поднялся
до понимания общерусских задач и интересов. Он, и только он, пожелал
именно в этой небольшой капле, какой являлся в море событий поход
Игоря, отразить существо и перспективы политической ситуации Руси
в целом."

К о м м е н т а р и й. Именно такая постановка вопроса о понимании Автором "Слова" общерусских задач и интересов и может вызывать первые сомнения (споры, дискуссии) о его аутентичности.

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Игореве" (1995, т.1, стр.49-50):

АЛЬШИЦ Даниил Натанович (род. 3.II.1919, Петроград) — историк, писатель, чл. СП. Ок. ЛГУ (1945). С 1948 по 1983 являлся сотрудником Отдела рукописей ГПБ. С 1972 вел также пед. работу, с 1983 — проф. Ленингр гос. ин-та культуры. Д-р ист. наук (1983). Основной круг науч. интересов А. — полит. история России XVI в., археография.
А. принадлежит ряд исследований о С.
В статье «Роль Куликовской битвы...» А. рассматривает С. как источник «Задонщины» и подчеркивает, что оно выбрано автором «Задонщины» намеренно, как памятник, совпадающий по своим полит. идеям (призыв к единению князей, борьба за интересы всей Русской земли) с замыслом произведения, посвящ. победе Дмитрия Донского на Куликовом поле.
Последующие работы А. о С. касаются трех проблем.
В своих суждениях о времени создания памятника А. считает неверным видеть в авторе С. современника событий, неосновательным — принимать дату 1187 за верхнюю границу написания произведения, а аргументы, что Святослав Киевский обращается к живущим князьям Ярославу Осмомыслу и Владимиру Глебовичу Переяславскому, умершим в апреле и октябре 1187, — несостоятельными. Он находит в С. приметы более позднего времени: упоминание о походах на ятвягов и половцев Романа Галицкого, бывших в 1196, 1202, 1205; знакомство автора С. с рассказом о походе Игоря в Ипат. лет., написанной ок. 1200. (В этом случае следовало бы учесть, что рассказ о походе Игоря 1185 читался в собственном летописце князя Игоря, ведшемся до 1196 и включенном в Ипат. лет.). Полит. ситуация, более всего отвечающая отраженной в С., по А., приходится на период между 1223, после поражения рус. князей в битве с татарами на р. Калке, и до похода Батыя 1237, после чего призыв к единению рус. князей против Степи уже не имел смысла. А. воспринимает упоминание автором С. «старых князей» как воспоминание о персонажах и событиях XII в. Основываясь на методике А., Л. Н. Гумилев также относил время написания С. к сер. XIII в.
А. обратил внимание на возможное отражение С. в Степенной книге: в VI степени князю Всеволоду Суздальскому (Большое гнездо) и князю Роману Мстиславичу Галицкому приписаны походы на половцев в 1184—85, в которых они в действительности никогда не принимали участия. В первом случае, по мнению А., Всеволод занял место Святослава Всеволодовича Киевского, во втором — он отправляется в поход для того, чтобы освободить Игоря и др. пленных князей.
А. предложил свое толкование упоминаемому в С. названию церкви — Богородица Пирогощая (см. Пирогощая).

Фрагмент 2 (стр.55):
"В источнике XVI в. есть рассказ о том, как Всеволод Суздальский ор
ганизовал накануне похода князя Игоря большой победоносный поход на
половцев (в действительности он не имел к этому походу ни малейшего
отношения), как Ольговичи во главе с Игорем, позавидовав успеху этого
похода, сами двинулись в степь, где были разбиты, и как Всеволод Суз
дальский и Роман Волынский (опять сплошная выдумка), узнав об этом,
двинулись выручать и выручили несчастных пленников. Как видим, создан
ная автором «Слова» версия о бездействии некоторых князей в момент,
когда им будто бы надлежало действовать, показалась почему-то непод
ходящей писателю XVI в. И вот спустя сотни лет он выступает с опровер
жением автора «Слова о полку Игореве» в отношении Всеволода и Романа,
создавая заведомо ложный рассказ об их выступлении на помощь князю
Игорю.
Речь идет о Шестой степени Степенной книги, которая посвящена
«преславному великому князю Всеволоду Георгиевичу».
Для создателей Степенной книги составление Шестой степени достав
ляло особенно много хлопот и беспокойств. Шестая степень должна была
показать прямой и естественный переход от самодержавия Киевского,
через Владимиро-Суздальское, к Московскому. Между тем для обоснования
непрерывности русского самодержавия именно здесь было самое тонкое
и непрочное место."

К о м м е н т а р и й. Заведомая ложь составителей Шестой степени Степенной Книги (XVI в.) наводит на следующий вопрос: а с какого времени в исторических записях стала проявляться идеологическая обработка (до фальши) фактического материала? Неужели завуалированная ложь Степенной книги - это первая ласточка на литературном поприще книжников, обслуживающих интересы великих московских (и не московских) князей? Ведь о походе князя Игоре мы многое знаем и из рукописи Ипатьевской летописи в редакции середины XV в., которая призвана оправдать, в частности, гибельный поход вел. князя московского Василия II (Тёмного) на татар в 1445 г. А сколько в этой рукописи лжи и фальши?

Фрагмент 3 (стр.65-66):
"Ввиду этого при написании Шестой степени своего грандиозного труда
составители Степенной книги должны были проявить много изобретатель
ности для приведения рассказа в соответствие с поставленной задачей.
Они вынуждены были пойти и пошли на перекраивание и перекомпановку
лежащих перед ними древних памятников, на умалчивание одних фактов
и подчеркивание других, на создание новых версий о событиях и на опро
вержение старых.
В качестве основного материала для создания легенды о Всеволоде слу
жил Владимиро-Суздальский свод, составленный в его честь. В своде до
предела возвеличивается Всеволод. Однако летописцы не могли произвольно
сочинять или перетасовывать факты, хорошо известные современникам, и
отражали действительность более или менее правдиво. Поэтому даже вла-
димиро-суздальский вариант истории Руси того времени не устраивал со
ставители рассказа Шестой степени и подвергся ими полной перера
ботке."

К о м м е н т а р и й. Установлено, что составитель текста Ипатьевской летописи в редакции середины XV-го века пользовался материалами Лаврентьевской летописи (1377 г.). Поэтому можно сделать предположение, что для нужд вел.кн. Василия II известия Лаврентьевской летописи о походе кн. Игоря были перекроены до противоположной (оправдательной) оценки провала и вставлены в текст Ипатьевской летописи. Любопытно, что Новгородская летопись старшего извода ничего не знает о походе кн. Игоря.

Фрагмент 4 (стр.66-67):
"Но самое интересное в другом. Если составителям легенды нужно было
отметить победоносные походы Всеволода на половцев, то в его биографии
такие походы были на самом деле. В 1199 и 1205 гг. он совершает свои
знаменитые походы на половцев, подробно описанные в летописи.
Почему же составителям Степенной книги потребовалось все это опу
стить, почему им «не подошли» рассказы о подлинных победах над полов
цами и почему надо было связать имя Всеволода именно с походами 1184—
1185 гг., к которым он не имел отношения? Заметим при этом, что на
всем протяжении Степенной книги не встречается ни одного второго случая
вымышленного похода на половцев.
Если бы «Слово о полку Игореве» не дошло до нас, мы никогда не
смогли бы объяснить, чем руководствовались составители Степенной книги,
поступая таким удивительным образом."

К о м м е н т а р и й. В версии написания "Слова" в XVIII в. наблюдение Д.Н.Альшитса позволяет сделать допущение, что предполагаемый Автор (или группа единомышленников) "Слова" был очень хорошо знаком с содержанием Степенной книги. Таким образом, найдена идейная зацепка (материалы Степенной книги) в обосновании причин написания "Слова о полку Игореве" в XVIII в.

Фрагмент 5 (стр.67-68):
"Составители Степенной книги очень ясно показали, в какой связи им
понадобился вымышленный рассказ об участии Всеволода в походах 1184—
1185 гг. Этот рассказ составляет целую главу, содержание которой выра
жено в ее названии: «О добродетелех самодержьца и о знамении на небеси,
и о победе на Половьцы и о зависти Ольговичев и о милости Всеволожи».
Как видим, интересующий нас сюжет понадобился как решающая ил
люстрация добродетелей Всеволода.
(...)Прежде всего надо было развенчать Святослава Киевского, вознесен
ного «Словом» на действительно незаслуженную высоту. И развенчать
не вообще, а развенчать именно в той роли, в какой его превознесло
«Слово». И мы действительно читаем в Степенной книге удивительный
рассказ о знаменитом победоносном походе князей на половцев накануне
похода Игоря; организатором похода был, оказывается, вовсе не Святослав
Киевский, а Всеволод Суздальский. В походе участвует князь, по имени
Святослав Всеволодович, но вовсе не тот, что на самом деле, а сын Всево-
лода, посланный своим великим отцом. Зато в отношении Влади
мира Глебовича, являвшегося родичем и подручным Всеволода, сохранен
правдивый летописный рассказ вместе с описанием его геройских дел. В ле
тописи по именам перечислены еще шесть князей, пошедших вместе со
Святославом Киевским. В Степенной книге все эти имена скрыты за
формулой «и иных князей шесть». Это сделано для того, чтобы скрыть
южнорусский состав участников похода и создать впечатление, что поход
и по составу участников был владимиро-суздальский. Дальше идет довольно
точный пересказ летописного описания похода, повторяющий даже явно
ошибочную цифру летописи о 417 половецких князьях, захваченных в плен.
Заключается рассказ следующими словами: «Сице преславну победу паче
надежда даруяй бог православным, на поганыя враги ходящих по повеле
нию старйшего им самодержателя, богохранимого Всеволода».
Так, официальные книжники XVI в. зачеркнули гениальные строки
«Слова»: «... отец их — Святослав грозный, великий, киевский — грозою
бяшет притрепал своими сильными плъки и харалужными мечи; наступи
на землю Половецкую, притопта хлъмы и яругы, взмути рекы и болота. . .
А поганого Кобяка из луку моря от железных великых полков половецкых
яко вихрь, выторже. . . Ту немцы и венедици, ту греки и морава поют славу
Святославлю».
Степенная книга «славу Святославлю» переписала на «самодержца»
Всеволода Суздальского.

К о м м е н т а р и й. В версии написания "Слова" в XVIII в. можно предполагать, что Автор Игоревой песни подметил образ удачливого государственника Всеволода из Степенной книги и перенёс его общие черты на своего героя - Святослава Киевского.

Фрагмент 6 (стр.68-69):
"Теперь предстояло «притоптать» другой, недопустимый с точки зрения
составителей Степенной книги момент «Слова» — содержащийся в нем
прямой упрек Всеволоду в равнодушии и бездействии по поводу поражения
князя Игоря, к факту самому по себе незначительному, но вознесенному
в «Слове» на огромную высоту.
И вот, вслед за описанием победы князей, «ходящих по повелению...
Всеволода», идет такой рассказ: «О зависти Ольговичев и о милости Все-
воложи». «Егда же сему позавидеша Ольгови внуцы, и кроме Всеволожа
повеления, уповающе собою, идоша на половьцы и многу сотвориша победу
и за Дон устремишася в самыя луки моря, хотяще до коньца победити их,
забывше божие строение, яко же негде пишет: «никто же уповая собою
спасется» и в Лукоморие словохотием приидоша и сами от половець побе-
дишася и без вести быша, дондеже гостие нецыи возвестиша сия на Руси,
благосердый же самодержець Всеволод умилосердися о них и, Богом под
визаем, сам подвижеся на половцы, всячески тьщашеся освободити пле
ненных своих. Половцы же и с вежами своими бежа к морю».
Вот, оказывается, как было дело. Автор «Слова» лукавил, когда писал
о Всеволоде: «не мысЛю ти прилетети издалеча отня злата стола поблюсти».
Всеволод тотчас пошел выручать Ольговичей, т. е. Игоря и его родичей;
«егда. . . позавидеша» Всеволоду и «кроме его веления», они пошли на
половцев. Связь между именем Всеволода и походом Игоря, родившаяся
в сознании автора «Слова» — «не мысію ти прилетети издалеча...»—
нашла, как видим, в XVI в. отклик в виде решительного опровержения.
Интересно, что слова «половцы же и с вежами своими бежа к морю»,
заключающие вымышленный рассказ о походе Всеволода на помощь
Игорю, сами по себе не вымышленны. Они взяты составителями Степен
ной Книги из рассказа Лаврентьевской летописи о походе Всеволода на
половцев в 1199 г. Это ясно указывает, насколько сознательно, с какою
тонкостью в стремлении создать впечатление правдоподобия проводили
составители Степенной книги подмену подлинных фактов желательной для
них версией."

К о м м е н т а р и й. В версии написания "Слова" в XVIII в. и Автор Игоревой песни и составители Степенной книги занимались художеством, т.е. задействованием всего арсенала литературных средств для создания своего шедевра. Только у Автора "Слова" это вышло куда более многопланово и неповторимо.

Фрагмент 7 (стр.68):
"Если после всего сказанного у кого-нибудь еще могут оставаться со
мнения в том, что рассказ Степенной книги непосредственно отвечает на
«Слово о полку Игореве», то дальнейший текст уже не оставляет никакой
возможности для того, чтобы сколько-нибудь разумно в этом сомневаться.
Писатели X VI в. решили защитить от обвинений в бездействии, вы
двинутых в «Слове», еще одного князя, который, так же как и Всеволод,
в действительности не имел к этому событию никакого отношения и только
по воле автора «Слова» оказался вместе со Всеволодом в числе князей,
упомянутых в «Слове о полку Игореве».
Цитированный выше рассказ о том, как Всеволод ходил выручать
Ольговичей, продолжен таким образом: «...князь же Романь Мстиславичь
Галичьский, внук Изяславль, правнук Мстислава Владимерича Манамаша.
взя вежи Половецькия и множеству плена християнского возврати».
На вопрос: почему из трех «больших» князей, к которым обращался
автор «Слова», в Степенной книге дано отпущение «греха» только Роману
и Всеволоду, а Ярослав Осмомысл не упомянут, — ответ дан в самом
тексте: Роман — потомок Мономаха, к тому же родственник Всеволода по
жене. Материал для этого рассказа взят в Лаврентьевской летописи под
1202 г., где описан поход Романа на половцев, и искусственно привязан
к событиям, относящимся к походу Игоря."

К о м м е н т а р и й. В тексте Ипатьевской летописи солнечное затмение 1-го мая 1185 г. стало действующим персонажем только благодаря изобретательности книжников вел.кн.московского Василия II (мономашич). Эти книжники достигли такого результата благодаря тому, что начало похода кн.Игоря поместили в день св. Георгия Победоносца - 23 апреля ("искуственно привязан"). Оказывается, что имя кн.Игоря во святом крещении (Гюргий) приходится именно на этот день. Совпадение? Или... Вопрос: какими источниками, кроме текста Ипатьевской летописи, мы располагаем ещё, чтобы перепроверить известия Ипатьевской летописи об имени кн.Игоря во святом крещении? Полагаю, что таких источников у нас нет. А это, стало быть, повод к тому, чтобы к известиям Ипатьевской летописи об обстоятельствах похода кн.Игоря относится более критично, чем это принято.

Фрагмент 8 (стр.68-69):
"Отношение между «Словом о полку Игореве» и легендой о Всеволоде
такое же, как между голосом и эхом. Второе не может возникнуть само по
себе — оно отголосок первого, но отголосок искаженный.
Официальные книжники XVI в. признали силу «Слова о полку Иго
реве», так как в выборе материала для своего построения пошли не за
действительностью и документами, а за автором «Слова», избравшим по
ход Игоря основой своего повествования. Не считая для себя возможным
пройти мимо «Слова» они пустились в прямую полемику против изобра
жения автором «Слова о полку Игореве» трех его весьма значительных
героев. Если он гиперболизировал роль Святослава Киевского в происхо
дивших событиях, то они ее вовсе зачеркнули. Если он с укоризной в без
действии обращался к Всеволоду и Роману, то они сочинили версию об их
решающем участии в событиях.
«Слово о полку Игореве» не только в этих пунктах, но и в целом
должно было прийтись не по душе составителям Степенной книги. «Слово»
наиболее ярко из всех памятников древности запечатлело картину раз
общения и междоусобиц, которую сочинители Степенной книги старались
скрыть и заменить картиной единодержавия. «Слово» возмущало их своим
пренебрежительным отношением к Владимиру Мономаху, родоначальнику
царствующего над ними дома. Наконец, составителям Степенной книги —
митрополиту Афанасию и его духовным сподвижникам — должны были
претить языческие элементы, щедро рассыпанные в «Слове».
Сказанное позволяет сделать вывод: появление в официальном памят
нике X VI в. вымышленного рассказа об исторических событиях XII в.,
являющегося прямой контрверсией «Слову о полку Игореве», рассказа со
вершенно непонятного и немыслимого независимо от этого памятника,
доказывает, что «Слово о полку Игореве» было хорошо известно состави
телям Степенной книги.
Этим еще раз доказана несостоятельность точки зрения о том, что
«Слово» — искусная подделка XVIII в."

К о м м е н т а р и й. Исторический вымысел присутствует в обоих произведениях, и оба говорят об единодержавии. Но вот какую роль выполняют языческие элементы, "щедро рассыпанные в "Слове"", в версии написания Игоревой песни в конце XVIII в.? А ведь этот век уже в полной мере был погружен в мутные волны мистицизма. Быть может, имена языческих славянских богов каким-то образом соотносились в сообществе мистиков с их понятиями об устройстве мироздания?

______________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
.............. М. П. АЛЕКСЕЕВ. Вальтер Скотт и «Слово о полку Игореве». ....................
................................... (в кн.: ТОДРЛ, т.XIV, 1958) ........................................

Фрагмент 1 (стр.83-84):
"В «Предисловии» к своей известной монографии «„Слово о полку Иго-
реве" как художественный памятник Киевской дружинной Руси» (т. I,
М., 1887) Е. В. Барсов, напоминая о судьбе первою издания этого произ
ведения и ранних работах по его истолкованию, сделал между прочим сле
дующее указание: «Вальтер Скотт, прочитав этот памятник, в одном из
писем к графу Орлову выражал удивление, что русские так мало умеют
понимать и ценить свои лучшие произведения» (стр. VII—VIII).
(...) «Граф Орлов», на которого ссылается Е. В. Барсов, — это граф Влади
мир Петрович Орлов-Давыдов (1809—1882), сын Петра Львовича Давы
дова и дочери вельможи екатерининских времен и директора Петербург
ской Академии наук графа В. Г. Орлова, Наталии Владимировны (...).
Интерес В. Скотта к этому юному «московиту», или «молодому графу»,
как он иногда называл Давыдова в своих дневниковых записях, отзываясь
о нем, впрочем, как о юноше смышленном, способном, подающем надежды
(и, кстати сказать, владевшим английским языком как своим родным),
был, однако, не вполне бескорыстным. В. Скотт усиленно работал тогда
над тем томом своей «Истории Наполеона», в котором речь шла о русском
походе французской армии и о войне 1812 г.
(...) Дневники В. Скотта свидетельствуют о том, что его встречи
с В. П. Давыдовым были особенно частыми в 1826—1827 гг. В это время
Давыдов в особенности старался быть полезным писателю, перед которым
благоговел; он наводил для него различные исторические справки, разре
шал недоумения относительно произношения и транскрипции русских слов,
имен и фамилий, всячески занимал его своими рассказами о России.
(...) Но В. Скотт все же, по-видимому, чаще всего возвращался тогда к осо
бенно занимавшей его теме — к пожару Москвы и событиям 1812 г., о чем
юноша Давыдов, к сожалению, мог рассказать только с чужих слов.
Тогда-то, очевидно, и возникла в их беседах особая тема — о «Слове
о полку Игореве», о национальной героической эпопее, единственная ру
копись которой погибла в московском пожаре в 1812 г."

К о м м е н т а р и й. В доме графа А.И.Мусина-Пушкина, что на Разгуляе, в 1812 пожара не было. Там жил отряд элитной французской конницы. До наших дней дошла легенда, что на балконе этого дома стоял Наполеон и смотрел на бушующее огненное море. Красиво, но в действительности такого не было.
Итак, дом на Разгуляе не горел. Но где же тогда библиотека графа А.И.Мусина-Пушкина? - Вот её то Наполеон и мог вывести из Москвы сразу после вступления в город, не дожидаясь наступления последующих событий: к истории правления царя Александра I, представителя Дома Романовых, император Франции проявлял неподдельный интерес.

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Игореве" (СПб.,1995, т.1, стр.46-47)

АЛЕКСЕЕВ Михаил Павлович (24.V.(5.VI).1896, Киев — 19.IX.1981, Ленинград) — филолог. Ок. ист.-филол. ф-т Киевск. ун-та (1918). Пед. и науч.-исслед. работу начал в 1919. В 1927—33 доцент, а затем проф. Иркутск. ун-та. С 1933 проф. каф. западноевроп. (заруб.) лит-р ЛГУ и ЛГПИ им. А. И. Герцена. С 1934 являлся также науч. сотрудником ИРЛИ АН СССР, где в 1956—81 возглавлял сектор взимосвязей рус. и заруб. лит-р; в 1960—63 был зам. директора Ин-та по науке. Акад. АН СССР (1958).
А. — крупнейший специалист в обл. рус. и заруб. лит-р. преимущественно англ., франц., нем. и исп.; ряд его трудов посвящен влиянию рус. лит-ры на заруб. и слав. лит-ры. Рус. средневековой культуре А. посвятил свое исследование «Англо-саксонская параллель к „Поучению“ Владимира Мономаха» (ТОДРЛ. 1935. Т. 2. С. 39—80) и докл. на IV Международном съезде славистов — «Явления гуманизма в литературе и публицистике Древней Руси (XVI—XVII вв.)» (М., 1958). На древнерус. материале А. написана книга «Словари иностранных языков в русском азбуковнике XVII века» (Л., 1968).
В нескольких работах А. обращался к изучению С. Обширное исследование А. посвятил истолкованию образа исчезнувшего кнеса во фразе «Уже дьскы безъ кнѣса в моемъ теремѣ златовръсѣмъ» (С. 23). Он показал, что выяснение значения слова «кнес» не объясняет символич. подтекста всего эпизода. Привлекая различный фольклорный и этногр. материал, выявляя поверья, связанные в нар. представлениях с матицею-кнесом, А. показал, что в контексте С. разрушение «кнеса» оказалось зловещей приметой: «Святославу грозит гибель, смерть» (К «Сну Святослава»... С. 248). В 1951 А. публикует статью, посвящ. работе над С. известного рус. слависта П. И. Прейса. А. выделает несколько существенных направлений исследований Прейса (толкование «темных мест», поиски следов еще одного списка С., упоминаемого в переписке с С. И. Барановским). Статья, основанная на архивных материалах и малоизвестных публикациях, проливает дополнительный свет на отдельные аспекты изучения С. В статье «Вальтер Скотт и „Слово о полку Игореве“» А. приводит результаты своих разысканий о тексте С., который был известен шотл. писателю: им оказался англ. пер. С., который специально осуществил рус. знакомый писателя — граф В. П. Орлов-Давыдов, чтобы «заинтересовать этим памятником любимого шотландского писателя» (С. 85). А. удалось реконструировать обстановку, в которой этот эпизод рус.-англ. лит. связей стал известен Е. В. Барсову, который и сделал его достоянием науч. общественности.

Фрагмент 2 (стр.85):
"Мы догадываемся об этом, листая письма В. П. Давыдова к отцу (...).
В одном из этих писем, относящемся к 1827 г. (точная дата,
к сожалению, отсутствует), В. П. Давыдов сообщал отцу: «Я только что
окончил перевод на английский язык „Слова о полку Игореве", которое
сир Вальтер Скотт выразил желание видеть».
(...) английского перевода «Слова» не существовало, как,
впрочем, и каких-либо упоминаний о нем в английской печати; переводы
немецкие и французские были малочисленны, крайне неудовлетворительны
и трудно находимы.(...) к этому времени существовало уже несколько
немецких переводов «Слова» (Рихтера, 1803, Мюллера, 1811, В. Ганки, 1821,
Зедерхольма, 1825), а также французских (...)Следует также помнить, что
В. П. Давыдов жил в это время и трудился над своим переводом за гра
ницей и едва ли поэтому мог пользоваться изысканиями первых русских
комментаторов «Слова», накопившимися в литературе к концу 20-х годов
(К. Ф. Калайдовича, Пожарского, А. С. Шишкова, Цертелева, Н. Ф.
Грамматина и др.). Таким образом, английский перевод «Слова», сделан
ный В. П. Давыдовым в 1827 г., был, вероятно, достаточно вольным
переложением подлинника, несовершенной, дилетантской, хотя и непритя
зательной попыткой, имевшей, однако, вполне конкретную цель —- заинте
ресовать этим памятником любимого им шотландского писателя. Эта цель
несомненно была достигнута.
(...) К сожалению, в бумагах, оставшихся после смерти В. Скотта (1832 г.),
рукопись перевода «Слова», присланная ему В. П. Давыдовым, не была
обнаружена; не отыскалось пока и следов работы над этим переводом
в доступных нам бумагах В. П. Давыдова. Не найдено было также каких-
либо отзвуков внимания и любопытства к «Слову» в писаниях В. Скотта
последних лет его жизни; впрочем, после 1827 г. он писал мало, а пред
смертные годы жил большей частью за границей, во Франции и
Италии.

К о м м е н т а р и й. Граф А.И.Мусин-Пушкин в обход закона императрицы Екатерины II, запрещающего использовать церковно-славянский шрифт при печати светских книг, готовил текст "Слова" к изданию с использованием именно церковно-славянского шрифта. В существовавших тогда условиях переиздание текста "Слова" (т.е. его популяризация) могло быть осуществлено только в новом наборе и с использованием гражданского шрифта. А это означало бы, что вся композиция первого издания "Слова" заведомо была бы порушена: расположение отдельных букв, слов, фраз и блоков принципиально невозможно было бы вновь воспроизвести.
Но и сегодня текст издания "Слова" 1800 г. не всякий раз воспроизводится один к одному (репринт), а переиначивается на все лады. И тем самым стираются все загадки издания гр. А.И.Мусина-Пушкина, и в руки заинтересованного читателя попадает просто текст "Слово о полку Игореве".
Если любое издание текста "Слова" с новым его набором не есть загадка гр. А.И.Мусина-Пушкина, то что же можно говорить о всяком переводе поэмы, тем более на иностранные языки? - Этот перевод будет являться нам просто литературой, но никак не Загадкой "Слова".

_________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Ф. Я. ПРИЙМА. Р. Ф. Тимковский как исследователь «Слова о полку Игореве».
........................................(в кн. ТОДРЛ, т.XIV? 1958) .......................................

Фрагмент 1 (стр.89):
"Во многих работах, посвященных «Слову о полку Игореве», в числе
первых исследователей знаменитого памятника нередко упоминается имя
профессора Московского университета Романа Федоровича Тимковского
(1785—1820). И. П. Сахаров называет Р. Ф. Тимковского в числе «само
видцев» рукописи «Слова». Это указание Сахарова не было нигде под
тверждено документально, но тем не менее нет никаких оснований и для
того, чтобы с ним не считаться вовсе. Интерес к древней поэме об Игоре-
вом походе возник у Р. Ф. Тимковского до 1812 г. В самом начале 1811 г.
Общество истории и древностей российских поручило Р. Ф. Тимковскому
как наиболее выдающемуся филологу и палеографу работу по изданию
Лаярентьевской летописи, первоначальным владельцем которой был
А. И. Мусин-Пушкин. Наличие близких взаимоотношений между
Р. Ф. Тимковским и А. И. Мусиным-Пушкиным несомненно. Очень вероят
ным становится поэтому и знакомство Р. Ф. Тимковского с рукописью
«Слова о полку Игореве», в изучение которого молодой ученый вложил
так много сил и энтузиазма".

К о м м е н т а р и й. Издание графом А.И.Мусиным-Пушкиным текста Лаврентьевской летописи, начиная с 1803 г,, обернулось русской культуре тем, что печатные мощности Московского университета были обречены на простой в течение десяти лет: Лаврентьевская летопись маневрами графа издана не была. При этом и другие летописи никак не могли быть здесь изданы.
"Близкие взаимоотношения" графа А.И.Мусина-Пушкина с людьми науки непременно заканчивались конфликтом. Так было с К.Ф.Калайдовичем, с А.И.Ермолаевым, с А.Ф.Малиновским и, возможно, с Р.Ф.Тимковским. О "самовидцах" текста "Слова" среди перечисленных учёных и речи быть не может - все исторические свидетельства не выдерживают никакой критики.

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Игореве (СПб., 1995, т.5,стр.110-111):

ТИМКОВСКИЙ Роман Федорович (1785, д. Згаря Полтав. губ. — 15.I.1820, Москва) — филолог, археограф. Ок. Моск. ун-т (1804), занимался антич. философией в Лейпциге и Геттингене, с 1809 преподавал в Моск. ун-те, ординарный проф. по каф. рим. и греч. словесности, в 1814, 1815 и 1817 — декан Словесного отд-ния. Основные труды Т. посвящены классич. философии, переводу и изд. антич. авторов. В последние годы жизни Т. обратился к изучению древнерус. словесности. В 1811—12 он подготовил к изд. Лавр. лет. (опубликована в 1824), в 1814 им обнаружен список «Сказания о Мамаевом побоище», впоследствии изданный И. М. Снегиревым.
В эти же годы Т. работал над С. По-видимому, по его инициативе в 1819 в Моск. ун-те был объявлен конкурс на лучшее исследование по С. И. П. Сахаров полагал, что Т. был «самовидцем» Мусин-Пушкинского сборника со С. (Сахаров И. П. Песни русского народа. М., 1839. С. 172). Т. подготовил большое исследование С., оставшееся в рукописи и затерявшееся после смерти ученого. Представление о нем, а также об уст. замечаниях Т. можно получить по изданным работам и материалам архивов его учеников — К. Ф. Калайдовича, Снегирева, М. А. Максимовича. Работа Т. представляла собой, по-видимому, обширный комм. к С., в котором особое внимание уделялось толкованию «темных мест» памятника. О ценности и оригинальности этого комм. свидетельствуют несколько замечаний Т., сохранившихся в архиве Калайдовича. Так, из примеч. Т. к пяти местам в С., приведенным здесь, четыре (канина, Хръсь, хоть и «до кур») сохраняют свое науч. значение до наст. времени. Несомненно, что взгляды Т. на С. отразились и на работах его учеников, особенно Калайдовича, готовившего свое исследование по С. непосредственно под науч. руководством Т.

Фрагмент 2 (стр.90):
"В 1839 г. Н. А. Полевому удалось наконец раздобыть от Василия Фе
доровича Тимковского кое-какие бумаги его покойного брата. Названные
бумаги были опубликованы Полевым под названием «Любопытные заме
чания к „Слову о полку Игоревом"». В примечании к этой публикации
Н. А. Полевой сообщал следующее: «Все, что касается единственного,
драгоценного памятника нашей древней словесности, должно быть для нас
драгоценно. Вот почему не смею оставить в неизвестности заметок, сооб
щенных мне незабвенным Вас. Фед. Тимковским из бумаг брата его, Ро
мана Федоровича, когда я собирался писать о „Слове о полку Игоревом".
Не знаю, выдам ли когда-нибудь множество написанных уже мною иссле
дований и замечаний, но до сих пор не оставляю своего намерения.
Кстати здесь заметить, что Роман Федорович весьма много занимался
„Словом о полку Игоревом", но где его записки об нем — неизвестно.
У Василия Федоровича их не было. Остальные бумаги Романа Федоровича
погибли в петербургском наводнении, вместе с драгоценными бумагами
самого почтенного В. Ф. Тимковского. Н. П.»."

К о м м е н т а р и й. Бумаги профессора Р.Ф.Тимковского по "Слову" были изъяты из научного оборота (исчезли) сразу после его смерти. Кто это мог сделать и почему? Ведь можно же было памяти замечательного учёного подготовить какие-то материалы по "Слову" к печати на страницах "Вестника Европы"! Нет, этого сделано не было - для кого-то эта публикация была бы слишком ранней.

Фрагмент 3 (стр.91):
"Таким образом, публикация Н. А. Полевым никаких материалов о соб
ственной комментаторской работе Р. Ф. Тимковского над древней поэмой
об Игоревом походе не сообщала.
Именно поэтому разгадка вопроса о том, где же находится написанный
Р. Ф. Тимковским комментарий к древней поэме, еще многие годы про
должала возбуждать внимание специалистов. Это хорошо иллюстрируется
одним небольшим документом, хранящимся в Рукописном отделе Государ
ственной публичной библиотеки в Ленинграде. Это отдельный оттиск од
ной из статей книги IX «Русского вестника» на 1820 г. Статья называется:
«Письмо об истории словесности российской». Под статьей подпись:
«Татьяна Тмквская». На лицевой стороне обложки этого оттиска рукой
М. П. Погодина сделана карандашом следующая надпись: «N. В. Тимков-
ский Роман Федорович скончался в 1820 году. Он перед кончиною сам гово
рил многим о приготовленном им для печати объяснении „Слова о полку
Игореве". Это объяснение при разборе бумаг пропало. Вероятно, некото
рые объяснения скрываются здесь. М. Погодин. 1854 г., ноября 7».

К о м м е н т а р и й. Почему так неожиданно умер комментатор "Слова" Р.Ф.Тимковский накануне своей публикации? Где подготовленная к печати рукопись? Были ли заинтересованные в его смерти люди? Любопытно, что и М.В.Ломоносов внезапно скончался при подготовке к печати своего труда по истории России. Уже набранный текст второго тома был поспешно кем-то рассыпан.

Фрагмент 4 (стр.92):
"Итак, напечатанная в «Русском вестнике» на 1820 г. статья Т. Тимков
ской интересна тем, что в ней могли отразиться и, вероятно, отразились
результаты научной деятельности Р. Ф. Тимковского.
«Письмо об истории словесности российской» любопытно еще и тем, что
в издании его, а возможно и в написании, принимало участие и второе лицо,
подписавшееся инициалами «И. С». Еще в VIII книжке «Русского вест
ника» на 1820 г. «И. С.» обещал доставить в журнал письмо некоей «сочи
нительницы», содержащее «обозрение истории нашей словесности». Ви
димо, состоявший в числе сотрудников «Русского вестника» «И. С.» также
изучал древнюю поэму об Игоревом походе, проявляя особенный интерес
именно к той теме, на которую был объявлен конкурс в Отчете Москов
ского университета за 1819 г., а именно, когда было написано «Слово
о полку Игореве». Об этом мы можем судить по следующему примечанию,
которым снабдил «И. С.» процитированный нами отрывок из статьи
Татьяны Тимковской в IX книге журнала: «Что ж касается до определения
времени, когда писана „Песнь о походе Игоря", то должно в особенности
обратить внимание на следующие слова: „Сего бо (Владимира Мономаха)
ныне сташа стязи Рюриковы, а друзии Давыдовы". Владимир Мономах
сперва княжил в Смоленске, потом в Чернигове, а наконец с 1113 года
в Киеве. Ежели вышеприведенные слова означают то же, что власть и кня
жение Владимирово перешло в руки Рюрика и Давида Ростиславичей: то
и выйдет время сочинения оной Песни между 1195 и 1198 годами; ибо
Рюрик Ростиславич по смерти Святослава Всеволодовича начал княжить
в Киеве с 1195 по 1205; а брат его Давид, князь Смоленский, умер уже
в 1198 году. Сочинитель же, по всему вероятию, должен быть из Черни
гова; потому что везде старается выставить Олговичей и обнаруживает
негодование свое против Рюрика и Давида, как похитителей достояния
князей черниговских. И. С.»
Инициалы «И. С», как следует полагать, принадлежали Ивану Михай
ловичу Снегиреву (1792—1868), состоявшему с 1807 г. студентом,
а с 1816 г. преподавателем по Кафедре римской словесности и древностей
при Московском университете. На оборотной стороне обложки отдельного
оттиска статьи Т. Тимковской, о котором шла речь выше, находится сле
дующая дарительная надпись: «Посвящается как дань признательности
и дружбы истинному любителю и знатоку в отечественной истории
К. Ф. Калайдовичу от искреннего его почитателя и бывшего товарища
в учении Снегирева». Наличие этой надписи мы считаем вполне достаточ
ным свидетельством в пользу того, что инициалы «И. С.» в рассматривае
мом случае принадлежат И. М. Снегиреву. Воспитанник Московского уни
верситета, И. М. Снегирев был учеником Р. Ф. Тимковского. О сильном
влиянии последнего на направление и характер своих филологических изы
сканий Снегирев сам рассказывал в письмах и воспоминаниях."

К о м м е н т а р и й. Как хорошо видно из материала приведённых документов, на повестке дня был очень щекотливый для графа А.И.Мусина-Пушкина вопрос: когда могла быть написана поэма "Слово о полку Игореве"? И Р.Ф. Тимковский высказывал свою, отличную от графа А.И.Мусина-Пушкина, точку зрения. Интересно узнать, куда мысли Р.Ф.Тимковского могли бы направить изучение "Слова" в 1820-е годы, т.е. до "находки" Екатерининской рукописи в 1864 г. и "открытия" одного из списков "Задонщины", если ему удалось бы осуществить публикацию своего труда по "Слову" ещё в 1820 г.?

Фрагмент 5 (стр.92-93, 94-95):
"В свете изложенной выше истории об утрате рукописей Р. Ф. Тимков
ского, а также истории о неоднократно предпринимавшихся попытках их
разыскания несомненный интерес приобретают те, хотя и небольшие по
объему, но вполне достоверные и конкретные данные о Р. Ф. Тимковском
как комментаторе «Слова о полку Игореве», которые можно извлечь из
архива К. Ф. Калайдовича, хранящегося в Государственной публичной
библиотеке в Ленинграде (...).
Приведенный выше перечень «Замечаний Р. Ф. Т», как бы ни был
количественно мал, дает ценный материал для суждения об этом ученом
как комментаторе «Слова». Р. Ф. Тимковский делился с К. Ф. Калайдо
вичем своими соображениями о «Слове» в 1817 г., когда существовало
всего лишь два сделанных на научной основе перевода памятника — пере
вод его в издании 1800 г. и перевод А. С. Шишкова.
Объяснения к «Слову» Р. Ф. Тимковского оригинальны. Несмотря на
то что все пять объяснений Тимковского относятся к наиболее трудным
местам памятника, ни в одном из пяти случаев комментатор не повторяет
ни перевода в издании 1800 г., ни перевода А. С. Шишкова, не говоря уже
о том, что Тимковский предложил свое объяснение слова «Хръсъ», истол
кование которого в двух названных выше переводах «Слова» вообще
отсутствовало. О качестве примечаний к «Слову» Р. Ф. Тимковского
можно судить хотя бы по тому, что из пяти приведенных нами его приме
чаний четыре («канина», «Хръсь», «хоть», «до кур») в той или иной мере
сохраняют свое научное значение и до настоящего времени. Особенно цен
ным и свидетельствующим об обширных познаниях Тимковского в древне
русской литературе был принадлежащий ему перевод выражения «из
Кыева дорискаше до кур Тьмутороканя» как «из Киева добегал до (пения)
петухов до Тмуторокани». Известно, что не только до Тимковского, но и
в более поздние времена это место переводилось как «рыскал из Киева до
Курска и Тмуторокани». Предложенное Р. Ф. Тимковским истолкование
этого места окончательно восторжествовало в науке только во второй по
ловине X I X в.
В своих занятиях древнерусской литературой Р. Ф. Тимковский обна
ружил исключительное упорство и любовь к предмету, замечательные фи
лологические познания и дух критицизма, сочетание строгости научного
анализа с пафосом творчества. Русская филологическая наука начала
X I X в. приобрела бы много, если бы созданный Р. Ф. Тимковским ком
ментарий к «Слову о полку Игореве» увидел свет и, наконец, если бы
жизнь этого ученого не оборвалась так рано. "

К о м м е н т а р и й. Вопрос: жизнь исследователя "Слова" профессора Р.Ф.Тимковского так рано оборвалась сама или её поспешно оборвали?

____________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
А. П. МОГИЛЯНСКИЙ. Неизвестная заметка Н. Г. Устрялова о «Слове о полку Игореве».
..................................... (в кн.: ТОДРЛ, т. XIV, 1958) ...........................................

Фрагмент 1 (стр.96-97):
"В феврале 1833 г. в Москве вышла из печати книга: «Песнь ополчению
Игоря Святославича, князя Новгород-Северского. Переведено с древнего
русского языка X II столетия Александром Вельтманом». Книга содержала
en regard текст «Слова» по изданию 1800 г. и опыт поэтического перевода
«Слова» в прозе (...).
В 1830 г., во II томе «Истории русского народа», Н. А. Полевой при
звал к обсуждению тех сомнений в подлинности «Слова», которые
М. Т. Каченовским и другими высказывались в устной форме. Книга
Вельтмана была одним из ярких выступлений в защиту подлинности слова."

К о м м е н т а р и й. М.Т.Каченовский, будучи главным редактором журнала "Вестник Европы" , не стал публично выступать с научно-обоснованной критикой версии древнего происхождения "Слова". Вопрос: почему он ограничился только изустным изложением обозначившейся проблемы текста поэмы? Каких угроз и с чьей стороны он остерегался?

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Игореве" (СПб., 1995, т.3, стр.29-31):

КАЧЕНОВСКИЙ Михаил Трофимович (1(12).XI.1775, Харьков — 19.IV.(1.V).1842, Москва) — историк и лит. критик. Ок. харьк. коллегиум (1788). С 1801 — библиотекарь у графа А. К. Разумовского. Затем преподаватель риторики в Моск. ун-те и рус. яз. в университ. гимназии. Д-р философии и изящных наук, проф. теории изящных искусств и археологии (с 1811), с 1821 — на каф. истории, статистики и географии Российского государства. С 1837 — ректор Моск. ун-та, чл. Росс. Академии (с 1819), акад. (1841), чл. ОЛРС и ОИДР.
К. по существу не принадлежит к исследователям С., у него нет публикаций, специально посвящ. этому произведению, в которых была бы изложена аргументация истории создания и поэтики его. К. высказывает единств. мысль — это сомнение в подлинности его. Впервые и единств. раз в печати К. заявил об этом в 1812 в статье «Взгляд на успехи российского витийства в первой половине истекшего столетия». В том же году 4 мая на заседании ОЛРС при Моск. ун-те К. Ф. Калайдович в письм. виде представил свое соч. «На каком языке писана Песнь о полку Игореве, на древнем ли славянском, существовавшем в России до перевода книг Священного Писания, или на каком-нибудь областном наречии?», в котором опровергает воззрения К., отстаивая подлинность С. Тем не менее К. сыграл значит. роль в утверждении скептич. отношения к С., широко бытовавшего в течение всей перв. пол. XIX в., так как именно он был основоположником так называемой скептич. школы в рус. ист. науке: «Появление этой школы не было случайностью, — она, с одной стороны, явилась развитием того критического отношения к историческим источникам, которое было решительно заявлено еще в работах Августа Шлецера, а с другой — имела прочные корни в появившемся незадолго до того скептицизме западной исторической науки. Скептическая школа довела до крайности метод Шлецера, провозгласив сомнение главной основой исторического исследования» (Лихачев Д. С. Изучение «Слова...»... С. 17). Представления К. о низком уровне рус. культуры XI—XIII вв. служили для него основным аргументом в отрицании подлинности произведений древнерус. письменности, многие из которых были открыты в нач. XIX в. Уже в статье «Об источниках русской истории» (ВЕ. 1809. Т. 43, № 18) К. подверг сомнению подлинность договоров Олега и Игоря с греками. И в дальнейшем он доказывает «баснословность» мн. известий рус. летописей. Естественно, что эта концепция была распространена им и на С. Влияние скептич. школы было значительным, и мнение о позднем происхождении С. получило признание и широкое распространение: митрополит Евгений (Болховитинов) полагал, что С. было написано в XVI в., Н. П. Румянцев считал его подделкой XVIII в., скептич. отношение к С. высказывали О. И. Сенковский, И. И. Давыдов, сказалось оно у П. М. Строева и К. С. Аксакова.
Взгляды К. на происхождение С. и методы его исследования нашли отражение в статье слушателя его лекций и последователя И. Беликова «Некоторые исследования Слова о полку Игореве». На с. 457—458 своей статьи Беликов помещает отрывок из лекции К., посвящ. С., приведя толкования отдельных мест памятника («Хощу... копие приломити... съ вами», «чили», «Велесов внуче», «Буй Тур Всеволод», «драгыя оксамиты», «свычая и обычая», «давеча», «ногата»). В своих воспоминаниях об ун-те И. А. Гончаров описал встречу А. С. Пушкина с К. и их спор о подлинности С., отметив при этом, что К. считал С. «позднейшей подделкой, кажется XIV века» (Воспоминания. I. В университете // ВЕ. 1887. № 4 (то же: Собр. соч. М., 1954. Т. 7. С. 207—208)).

Фрагмент 2 (стр.97-99):
"Подробный отзыв Н. Г. Устрялова о труде А. Ф. Вельтмана был пре
провожден на имя П. М. Новосильского при письме К. М. Бороздина от
6 апреля 1833 г. Приводим текст этой неизвестной заметки академика
Н. Г. Устрялова.

Замечания на книгу «Песнь ополчению Игоря Святославича», изданную
............................... Г. Вельтманом .....................................

В наше время ознакомить публику вполне с поэтическими красотами
Слова о полку Игореве можно двумя способами: или верным переводом,
или счастливым подражанием. В первом случае издатель обязан: прежде
всего восстановить текст, очистить его от ошибок, пояснить, что именно
хотел сказать певец Игоря, и потом уже переложить оный в изящную
прозу. Во втором случае необходимо не только основательное знакомство
с подлинником, с духом века и народа, т. е. полное, живое познание древ
ней отечественной истории, но еще требуется самобытный дар поэтический.
Г[-н] Вельтман хотел быть только переводчиком (VI) вследствие мысли,
что изданные доселе переводы (графа Мусина-Пушкина, А. С. Шишкова,
Пожарского, Граматина) весьма неудовлетворительны. «Читая подлинник
Слова о полку Игореве, — говорит он,—я понимал его, или мне казалось,
что я понимал: ибо красоты его трогали душу мою. Читая переводы, я не
понял их и не мог перенести какого-то чувства, похожего на обиду».
Желание отмстить за честь певца Игорева побудило его напечатать
свой перевод с самым текстом и немногими замечаниями филологиче
скими.
(...) В заключение нельзя не заметить странной мысли г[-на] Вельтмана
о языке певца Игорева: стараясь разрешить вопрос, предложенный Уче
ным обществом, «на каком языке писано „Слово о полку Игоревом"? на
древнем ли славянском, существовавшем в России до перевода книг свя
щенных, или на каком-нибудь наречии областном?», г[-н] переводчик гово
рит (не опираясь ни на какое доказательство), что «оно писано на языке,
собственно певцу Игоря принадлежащем; на соединении всех наречий
славянских, очищенных высоким чувством поэта». Сию мысль следо
вало бы подтвердить доказательствами историческими, а не примером
Ломоносова, который, напротив того, писал на одном наречии Русском,
очистив его глубоким познанием форм языка, и никогда не смешивал
оного -с другими Славянскими наречиями.
Вообще изданием своего перевода г[-н] Вельтман не оказал даже той
услуги, которую принес на сем же поприще г-н Граматин.
Лектор С.-Петербургского университета
Н. Устрялов.
5 Апреля
1833.12.

Значение приведенного выше труда академика Н. Г. Устрялова сво
дится главным образом к следующим моментам:
а) он отчетливо характеризует отношение официальной исторической
науки в России к «Слову о полку Игореве» в годы выработки уваровской
теории «официальной народности» (1832);
б) он ярко определяет те требования к различным типам переводов
«Слова» на новый русский язык, какие выработала историческая наука
в России в названную эпоху."

К о м м е н т а р и й. М.Т.Каченовский потому и ограничился в критике древнего происхождения "Слова" только изустным способом выражения, что имел довольно ясное представление о той силе, которая на него обрушится тот час же после официальной публикации своих научных доводов.

______________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Р.О. Якобсон (Кембридж, Масс). Изучение "Слова о полку Игореве" в Соединенных Штатах Америки.
..................................,,,(в кн.: ТОДРЛ, т.XIV, 1958 г.) ...........................................

Фрагмент 1 (стр.106):
"Учет подражательных тирад «Задонщины» позволяет в отдельных слу
чаях устранить порчу текста в «Слове». Пересвета, одного из героев «Задон
щины», привели на судное (или суженое) место, лететь его главе на ко-
вылу и лежать «на зелене ковыле» за обиду великого князя; в «Слове»
соответственно приведен «на Суд» Борис Вячеславич, ему постлана «на
канину зелену» погребальная пелена «за обиду храбра и млада князя», и
<-с тоя же Каялы» повезли его на похороны. Засим следует и в «Слове»,
и в «Задонщине» одинаковая картина общего запустения и массового
кровопролития. Несомненно испорченным разночтениям «Слова» —
бессмысленной «канине» и неуместной «Каяле» — противостоит явно пра
вильное, как отметил уже Тихонравов, чтение «Задонщины» — повторный
образ «ковылы», художественно мотивированный и к тому находящий себе
подтверждение в стихе 176 «Слова». Сравнение формы 14 «ущекотал»
в «Слове» и «вощекоталъ» в соответствующем месте «Задонщины» по
списку Ундольского ведет к заключению, что это в «Слове» один из при
меров диалектального изменения «въ-» > «у-»: прототип «въщекотати»
с префиксом «въс-» параллелен форме 17 «въсп ти»."

К о м м е н т а р и й. Никто из защитников древности "Слова" не говорил и не говорит о неуместности "Каялы" в тексте поэмы в сравнении с текстом "Задонщины" по списку С (в других списках "Задонщины" Каялы нет).

П р и л о ж е н и е. Энциклопедия "Слова о полку Игореве" (СПб., 1995, т.5, стр.279-281):

ЯКОБСОН Роман Осипович (11(23).X.1896, Москва — 17.VII.1982, Кембридж, США) — рус. и амер. языковед, литературовед, специалист по семиотике. Ок. Лазаревский ин-т вост. яз. в Москве (1914) и Моск. ун-т (1918). В 1921—40 жил и преподавал в Праге, являясь активным членом Пражского лингвистич. кружка. С 1941 жил в США, преподавал в Гарвардском ун-те и Массачуссетском технологич. ин-те. В этот период науч. деятельности являлся одним из создателей структурализма. Я. автор многочисл. исследований по теоретич. лингвистике, слав. яз., поэтике, стиховедению.
Среди работ Я., посвящ. С., особое место занимают его исследования, направленные на доказательство древности и подлинности С. На труд А. Вайяна (Vaillant A. Les chants épiques des Slaves du Sud), датировавшего С. XV в., Я. откликнулся в рец. «Новый труд о южнославянском эпосе» (Byzantinoslavica. Praha, 1932. T. 4. S. 194—202; то же: Selected Writings. The Hague; Paris. 1966. Vol. 4. P. 38—50), в которой, в частности, писал: «Надо категорически сказать, что сомнение в подлинности Слова о полку Игореве свидетельствует о недостаточном знакомстве с древнерусской литературой.
Русская наука за последние сто лет ясно показала тесную связь Слова с языком и письменностью домонгольской Руси». Я. сослался при этом на известную книгу В. Н. Перетца «Слово о полку Ігореве...» (1926), содержавшую множество параллелей «к словарю, словоупотреблению, характерным оборотам и художественным образам» С., извлеченных из памятников древнерус. лит-ры (Selected Writings. P. 49). После выхода книги А. Мазона (Le Slovo d’Igor) Я. создал в США коллектив исследователей — историков и филологов (Г. Вернадский, А. Грегуар, Д. Иоффе, С. Х. Кросс, Э. Симонс, Д. Чижевский, М. Шефтель и др.), результатом разысканий которых был выпуск двух коллективных монографий: La Geste (1948; см. то же: Selected Writings. P. 106—300); Russian Epic Studies / Edited by R. Jakobson and E. J. Simmons (Philadelphia, 1949). В этих трудах Я. принадлежат принципиально важные разделы («Quelques remarques sur l’édition critique du Slovo, sur sa traduction en langues modernes et sur la reconstruction du texte primitif» и «L’authenticité du Slovo» в книге: La Geste. P. 5—37, 235—360) и совместная с М. Шефтелем статья «The Vseslav Epos» в книге «Russian Epic Studies» (P. 13—86), в которой рассмотрен образ Всеслава Брячиславича в С. в сопоставлении с былинным Волхвом Всеславичем. Эта последняя тема была продолжена Я. в другой работе: Jakobson R., Ružičic G. The Serbian Zmaj Ognjeni Vuk and the Russian Vseslav Epos // Annuaire de l’Institut de Philologie et d’Histoire orientales et slaves. Bruxelles, 1950. T. 10. P. 343—355. Все названные труды опубликованы также в «Selected Writings» (P. 106—132, 192—300, 301—368, 369—410). Полемике с Мазоном посвящена и большая статья Я. «The Puzzles of the Igor’ Tale. On the 150th Anniversary of Its First Edition» (Speculum. 1952. T. 27. P. 43—66; то же: Selected Writings. P. 380—410), в которой рассматриваются и опровергаются основные доводы франц. ученого, выдвинутые им в защиту тезиса о позднем происхождении С. Труды Я., выходившие параллельно с первыми откликами на работы Мазона рус. ученых (Н. К. Гудзия, В. П. Адриановой-Перетц, В. Д. Кузьминой), не только показали полную несостоятельность аргументов Мазона, но и способствовали распространению среди зап. читателей более основат. представлений о С. и о худ. наследии Древней Руси. Я. принадлежит также критич. изд. С., реконструкция его текста и перевод на совр. рус. яз. Впервые они были опубликованы в книге 1948 (Р. 150—200), затем неоднократно переиздавались (см., в частности: Selected Writings. P. 133—191, а также: ТОДРЛ. 1958. Т. 14. С. 116—121). Значителен вклад Я. в изучение соотношения С. и «Задонщины» в написанной совм. с Д. Вортом книге: Jakobson R., Wort D. Sovonija’s Tale of the Russian-Tatar Battle on the Kulikovo Field. The Hague, 1963 (см. то же: Selected Writings. P. 540—602). Я., в частности, верно указал место Кирилло-Белозерского списка среди др. списков «Задонщины». Эта монография сыграла значит. роль в полемике о времени написания С., развернувшейся после обнародования гипотезы А. А. Зимина.
Я. занимался историей создания первых переводов С. В книге «„Слово о полку Игореве“ в переводах конца восемнадцатого века» (Leiden, 1954), написанной им совм. с А. В. Соловьевым, он
проанализировал перевод С. в тетради А. М. Белосельского-Белозерского.
Кроме того, Я. написано несколько статей, посвящ. отд. образам С., худ. мотивам памятника, особенностям его яз.: «За шеломянем / за Соломоном» (1963; см.: Selected Writings. P. 534—539), явившаяся откликом на попытку Мазона увидеть в чтении «за шеломянемъ» отражение чтения «Задонщины» (см. Шеломянь), «Ущекоталъ скача» (1964; см.: Selected Writings. P. 603—610), «Сокол в мытех» (Јужно-словенски филолог. Београд, 1973. Књ. 30. С. 125—134), «Роль языкознания в экзегезе Слова о пълку Игоревѣ» (1960; см.: Selected Writings. P. 518—519), «О морфологическом составе древнерусских отчеств» (см.: Ibid. P. 520—527), в которой Я., споря с В. Ташицким (Taszycki W. Les formes patronymiques insolites dans le Slovo d’Igor’ // RÉS. 1959. T. 36. P. 23—28), доказывает, что формы отчеств на -ичь, встречающиеся в С., обычны для древнерус. источников его времени. Я. написал предисл. к книге К. Г. Менгеса (Menges K. H. Oriental Elements in the Vocabulary of the Oldest Russian Epos, the «Igor’ Tale». 1951). В статье «Композиция и космология Плача Ярославны» (ТОДРЛ. 1969. Т. 24. С. 32—34) Я. утверждает, что композиция Плача соответствует тричастности космологич. топоса: небо — воздух и земля. В статье «Clusing Statement: Linguistics and Poetics» (Style in Language / Ed. by T. Sebeok. Cambridge, Mass., 1960. P. 353—358) Я. высказывает суждение, что в С. отсутствует эпич. фабула и эпич. герой и что ключевую роль играет образ самого автора, что и оказывает влияние на композицию С.
Историогр. интерес представляют работы Я. об изучении С. Грегуаром (Byzantina-Metabyzantina. 1946. Vol. 1. P. 20—22; то же: Flambeau. 1964. Vol. 47. P. 330—336) и Р. Поджиоли (Glosse al Cantare di Igor // Premesse di storia letteraria slava. Milano, 1975. P. 283—334), а также обзор амер. работ о С. (Изучение «Слова о полку Игореве» в Соединенных Штатах Америки // ТОДРЛ. 1958: Т. 14. С. 102—121; то же: Selected Writings. P. 499—519).
Большинство публиковавшихся до 1965 трудов Я. о С. вошло в 4-й т. его «Избр. работ» (Selected Writings. Vol. 4. Slavic Epic Studies. The Hague; Paris, 1966. P. 38—50, 104—105, 106—300, 301—368, 369—379, 380—410, 411—413, 464—473, 474—493, 499—517, 518—519, 520—527, 528—533, 534—539, 540—602, 603—610). В том вошли две ранее не публиковавшиеся работы: «Retrospect» (P. 637—674) и «Postscript» (P. 738—751). Первая посвящена истории изучения С., а также полемике с Г. Пашкевичем (The American Historical Review. 1955. Vol. 61. P. 106—108) и Зиминым (анализ взаимоотношений С. и «Задонщины», С. и Ипат. лет., вопрос о подлинности Тмутараканского камня, значения тюркизмов в С.). Вторая статья содержит критич. разбор работы М. И. Успенского, в ходе которого Я. приходит к выводу о ее несостоятельности.
....................................................................................................... Ю.К.Бегунов.

Фрагмент 2 (стр.107):
"Словарный и морфологический состав памятника окончательно выяс
няется. Мнимые Ьарах'ы «Слова» один за другим обнаруживаются в дру
гих документах. Так, «чаица» встретилась нам в нижненемецком учеб
нике русского языка, написанном в Пскове на пороге XVII в. (...)."

К о м м е н т а р и й. Р.Якобсон вводит в науку о "Слове" редчайший лингвистический источник: "учебник русского языка, написанный во Пскове на пороге XVII - го века". Интересно узнать мнение А.А.Зализняка по этому поводу.

Фрагмент 3 (стр.108):
"Главная трудность «Слова» лежит отнюдь не в лексике и не в грамма
тике, а в его стилистическом многообразии. Причудливая игра на цепи
сходств и контрастов, на смежности и дальности в пространстве и времени,
сплетение настоящего с прошлым и будущим, историзма с предзнаменова
ниями, острое сочетание различных литературных жанров, приемы загадок,
сжатый намек взамен повествования, заведомая разнородность языковых
средств — все это роднит поэтику «Слова» с другими характерными
произведениями затрудненного, сокровенного, притчно-иносказательного
стиля, овладевшего на исходе XII и в начале X IІІ в. поэзией русской и
западной, скандинавской и провансальской, кельтской и немецкой, гре
ческой и латинской (...)."

К о м м е н т а р и й. У поэмы "Слово о полку Игореве" нет предшественников и последователей 2в его стилистическом многообразии".

Фрагиент 4 (стр.109):
"В этой поэзии нарочитых контрастов переплетаются иностранные и ту
земные корни и книжность великолепно уживается с фольклором. Коммен
таторы «Слова», в особенности Варвара Павловна Адрианова-Перетц,
неоднократно указывали на его связь с устной поэтической традицией"

К о м м е н т а р и й. Связь "Слова" с устной поэтической традицией нисколько не противоречит версии написания поэмы в XVIII в., даже наоборот, хорошо с ней согласуется.

Фрагмент 5 (стр.111):
"По изощренной сложности семантика и композиция «Слова» могут по
спорить с его звукописью и ритмикой. Конспект трактата Георгия Херо-
боска о тропах и фигурах, переведенный с греческого на церковно-славян-
ский язык, попал в XI в. из Болгарии в Киев и вошел в древнерусский
литературный обиход. При всей новизне поэтических веяний на склоне
XII в. все же традиционная византийско-славянская литературная учеба,
видимо, дает наилучший ключ для понимания многообразной и многопла
новой символики «Слова». Например, его характерные инверсии во вре
менной последовательности событий, нередко смущавшие комментаторов,
точно соответствуют учению Херобоска о фигуре «последословия». По
пытка расследовать образы «Слова» в свете этой традиции (XXXV ) —
одна из немногих осуществленных глав будущей истории древнерусского
словесного мастерства"

К о м м е н т а р и й. Если трактат Георгия Херобоска о тропах и фигурах, попав в Киев в XI в., смог повлиять на Автора "Слова" в XIIв., то какие ещё примеры влияния трактата греческого автора можно привести? А был ли известен этот трактат старообрядческой книжности?
Доподлинно известно, что многие сочинения СТАРООБРЯДЦЕВ заключают в себе и звукопись и ритмику. А уважаемый Р.Якобсон даже и не пытается хоть сколько нибудь рассмотреть этот аспект в истории древнерусского словесного мастерства.

__________________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Н. М. Дылевский (София). "Вежи ся половецкии подвизашася" в "Слове о полку Игореве".
...................................... (в кн.: ТОДРЛ, Т.XV, 19 ) ..............................................

Фрагмент 1 (стр.37):
"В общепринятом в настоящее время чтении выражение «вежи ся по
ловецкий подвизашася» в описании бегства Игоря из половецкого плена
в «Слове о полку Игореве» обычно передается: «вежи половецкие задви
гались». Примерно так же было переведено это выражение и в первом
издании «Слова» (1800): «двинулись заставы Половецкия».

К о м м е н т а р и й. Лингвист Н.М.Дылевский, анализируя фразу из "Слова" «вежи ся половецкий подвизашася», ничего не говорит по вопросу об энклитиках воообще и о наличии в ней двойного "ся", в частности. В о п р о с: почему до выхода книги А.А.Зализняка по "Слову" в 2004 г. об энклитиках анализируемого текста никто ничего не знал?

Фрагмент 2 (стр.37-38):
"Более широкий контекст, в котором помещено наше выражение, в пер
вом издании «Слова» (1800 г.), при всех своих недостатках являющемся
все же наиболее автентичным, передан так: «Комонь въ полуночи. Овлуръ-
свисну за рЕкою; велить Князю разумЕти. Князю Игорю не быть: кликну
стукну земля; въшум трава. Вежи ся Половецкіи подвизашася; а Игорь
Князь поскочи горностаем къ тростію, и б лымъ гоголемъ на воду.
А в переводе: «К полуночи приготовлен конь. Овлур свиснул за рекою,
чтоб Князь догадался. Князю Игорю тамо не быть. Застонала земля,
зашумела трава; двинулись заставы Половецкия, а Игорь Князь горно
стаем побежал к тростнику, и белым гоголем пустился по воде».
В академическом издании «Слова» (1950 г.) тот же пассаж дан в таком?
виде (в переводе Д. С. Лихачева):

Комонь въ полуночи Овлуръ свиснулъ за рЕкою;
велить князю разумЕти:
князю Игорю не бытьі
Кликну,
стукну земля,
въшумЕ трава,
вежи ся половецкий подвизашася.
А Игорь князь поскочи
горностаем къ тростию,
и бЕлымъ гоголемъ на воду».

К о м м е н т а р и й. Итак, Н.М.Дылевский исходит из того, что контекст, содержащий в себе именно фразу «вежи ся половецкий подвизашася», является "наиболее автетичным", или наиболее приближённым ко времени предполагаемого написания поэмы в XII в. Но А.А.Зализняк считает, что энклитика "ся" в постпозиции в текстах XII в. - это лингвистическое явление, присущее церковным, а не светским текстам. В нашем же случае мы имеем двойное "ся", которое соотносится именно с одним глаголом "подвизаша". А такое бывает только в более поздних текстах".
А.А.Зализняк в [2007, издание второе, дополненное, стр.357] пишет:

"Дополнительной особенностью той же фразы из СПИ является так
называемое двойное "ся": помимо первого "ся", поставленного
по древнему правилу, после начального слова, здесь имеется ещё
и второе, лишнее "ся", поставленное по новому (позднему) правилу
непосредственно после глагола: "подвизашася". Такое "ся" изредка
встречается в рукописях - иногда просто как ошибка оригинала, но чаще
как результат поздней переписки: переписчик хотя и копировал древнее
препозитивное "ся", уже плохо понимал его роль и добавлял недостстающее ,
по его ощущению, "ся" после глагола. Именно этот второй тип происхождения
второго "ся" в рассматриваемой фразе предполагается в рамках версии
подлинности СПИ. Если же перед нами продукт имитации, то имитатор
обладал неимоверной чувствительностью к редкостям, поскольку данный
эффект встречается не чаще, чем один раз на несколько сот примеров с "ся",
причём в ранних рукописях его вообще почти никогда не бывает."

П р и м е ч а н и е. Если А.А.Зализняк читал статью Н.М.Дылевского, то он был бы обязан поправить ошибочное суждение коллеги-лингвиста о принадлежности контекста с фразой «вежи ся половецкий подвизашася»", как наиболее автентичным", ко времени XIIв. Но А.А.Зализняк этого не сделал. В о п р о с: читал ли А.А.Зализняк статью Н.М.Дылевского с ошибочным суждением?
Последний раз редактировалось а лаврухин 04 май 2013, 12:51, всего редактировалось 1 раз.

Фрагмент 3 (стр.38-39):
"Из всего сказанного становится совершенно очевидно, что наличие
словосочетания «зла подвизайся» в древнерусском языке обязывает по-
новому всмотреться и вслушаться в анализируемое место «Слова о полку
Игореве». Но в то же время надо сказать, что для окончательного
раскрытия семантики выражения «вежи ся половецкий подвизашася»
уяснения значения одного словосочетания «зла подвизайся» далеко не
достаточно. Раскрытию его содержания должен предшествовать тщатель-
ный анализ предыдущих и последующих звеньев всего пассажа в целом,
так как всякое слово и словосочетание получает свое подлинное значение
только в рамках контекста, более или менее широкого. К сожалению,
А. Югов не делает этого. Выражение «вежи ся половецкий подвизашася»
он рассматривает изолированно, в самом себе, в полном отрыве от той
словесной среды, в которой оно употреблено. Мы же считаем, что к убеди
тельным выводам в конечном счете может привести только обстоятельный
разбор всего пассажа, изображающего отдельные моменты бегства Игоря.
Понимание нашего выражения находится в тесной зависимости от чтения
предшествующих и последующих предложений. А такой пересмотр отдель
ных смысловых звеньев широкого контекста приводит нас к совершенно
иным, нежели у А. Югова, заключениям."

К о м м е н т а р и й. Уважаемый Н.М.Дылевский, когда приводит фразу "зла подвизайся", говорит о подборе ключей к Загадкам в тексте "Слова"; это - процесс долгий и не для одного поколения учёных.
Так Н.М.Дылевский поясняет:

"А. Югов не обратил внимания на то, что в найденном им примере глагол
«подвизайся», что очень существенно, имеет переносное значение.
В переносном значении встречается этот глагол и в «Материалах для словаря
древнерусского языка по письменным памятникам» И И. Срезневского: домогаться,
добиваться, трудиться, подвизаться и т. д. (т. II, СПб., 1902, стлб. 1034). Только
в одном примере глагол «подвищися» — «подвижеся» имеет буквальное значение
(но не с отделительным, аблятивным оттенком, что подчеркиваем особо):
«Аби» подвижеся рака о себ » Иак. Бор. Гл. 147 (Чтен.), т. е. сдвинулась (сама
собою) с места (там же, стлб. 1035). Значит, в примере И. И. Срезневского основной
оттенок действия глагола «подвищися» сохраняется в выражении «вежи ся половецкий
подвизашася» — задвигались.

Совершенно очевидно, что в изречении «Зла подвизайся»
глагол «подвизатися» с аблятивным значением (беги от чего-либо, здесь — от зла)
совсем не тождествен глаголу в словосочетании «подвижеся рака», как не тождествен
глагол «подвижеся» в «подвижеся рака», «подвизашася» в выражении «вежи ся. . . под
визашася» в аблятивном значении, которое ему хочет приписать А. Югов. Указанное
обстоятельство подмечено и Л. А. Булаховским в статье «„Слово о полку Игореве" как
памятник древнерусского языка» («Слово», 1950, стр. 150). Примеры, на которые мы
сослались выше, свидетельствуют о том, что в древнерусском языке глагол «подвиза
тися»—-«подвищися» мог иметь аблятивное значение только в случае его употребления
в переносном смысле. Кроме того, надо поставить вопрос — в какой степени глагол
«подвизатися»—«подвищися» был присущ восточнославянскому языку именно в пере
носном значении и не является ли он, как и вое изречение, церковнославянизмом? Если
он церковнославянизм, то его доказующая роль в нашем случае ~ значительной степени
обессиливается."

П р и м е ч а н и е. Как видно, в разгадывании "Слова" многое зависит от того, с каким набором ключей исследователь подойдёт к тексту поэмы. А она в версии её написания в XVIII в. в себя вбирает: мистическую традицию западной литературы, Библейскую традицию, традицию христианского богослужения (песнопения), магический ритуал (заговорный текст), архитектуру и др.

Фрагмент 4 (стр.42):
"(...)В отношении же препозитивного «ся» при наличии
постпозитивного возвратного «-ся», которое может вызвать некоторое
сомнение, в «вежи ся половецкий подвизашася», С. П. Обнорский говорит
следующее: «Конечно, в оригинале „Слова", как и в ближайшем его
списке, читалось „ся подвизаша"; в этой форме писец дошедшего до нас
списка заменил „подвизаша" через „подвизашася", не обратив внимания
на то, что „ся" имелось в препозиции, так как в его языке и в общем
русском языке того времени уже стабилизовались в употреблении формы
возвратных глаголов с слившеюся постпозитивно с ними частицею „ся"».

К о м м е н т а р и й. С.П.Обнорский говорит о препозиции "ся", но только в общем, без уточнения того, что именно такого употребления "ся" в древнерусских текстах не обнаружено. В о п р о с: перед нами устранимая лингвистическая ошибка переписчика или неустранимая лингвистическая улика в адрес предполагаемого Автора XVIII в.?
Ответ на поставленный вопрос мы находим в книге А.А.Зализняк [2007, стр.357]:

"Добавим к этому, что других фраз, кроме данной фразы из СПИ, где
соединились бы эти две ярчайшие особенности - "ся" между существительным
и прилагательным и лишнее "ся" после глагола, - в обширном списке
обследованных нами рукописей (включающем, среди многого другого, все
старшие летописи) нет вообще. Это яркий дополнительный штрих к оценке
гипотезы о копировании "блоков готового текста".
Мы видим, при сочинении данной фразы имитировать в точном смысле этого
слова было уже просто нечего: нет готового оригинала для подражания (....)"

П р и м е ч а н и е. Как отчётливо видно, что перед нами либо неустранимая лингвистическая ошибка (улика) предполагаемого Автора XVIII в., либо уникальный на сей день случай употребления двойного "ся", когда мы вправе (по А.А.Зализняку) ожидать обнаружения подобного случая в ещё не обследованных лингвистических источниках древнерусского языка.

Фрагмент 5 (стр.45):
"Наши краткие заметки о «вежи ся половецкий подвизашася» в «Слове
о полку Игореве» нам хотелось бы закончить следующим небольшим
обобщением.
(...) 2. Существительное «вежи» (ся половецкии) не может быть формой
беспредложного родительного отделения в единственном числе, так
как определение к нему — прилагательное «Половеции» — стоит в форме
множественного числа, хотя и с окончанием мужского рода.
3. Глагол «подвизашася» в том же контексте ни коим образом нельзя
связывать с предполагаемыми соучастниками Игоря. На это нет абсолютно
никаких указаний ни в летописи, ни в самом «Слове». Наоборот, в лето
писи (по Ипатьевскому списку) четко разграничиваются формы глаголов
единственного числа, выражающие действия Игоря, и форма двойствен
ного числа глагола «поидоста», как только речь заходит об Игоре и
Овлуре.
4. О ярко выраженном противопоставлении двух смежных моментов
действия, поставленных в оформлении предложения на грани первой и
второй половин пассажа, говорит недвусмысленно союз «а», исключи
тельно типичный в своей противительной функции.
5. Замена его соединительным союзом «и», который в отличие от союза
«а» не отграничивал данное предложение от предыдущего в древнерусском
языке, не может быть оправдана соображениями как синтаксического, так
и логического порядка.

К о м м е н т а р и й. В отношении рассматриваемой фразы «вежи ся половецкий подвизашася» в книге А.А.Зализняк [2007, стр.357-358] мы находим следующее обобщение:

"Есть только отдельные черты, к тому же чрезвычайно редкие, из которых
предстояло "собрать" фразу для СПИ. Их можно выявить лингвистическим
анализом (хотя и отнюдь не самым простым). Но если подобная фраза получена
каким-то иным путём, то перед нами уже не имитация, а интуитивная конструкция
ненаблюдаемого объекта. Как достичь в этом случае правильной реконструкции,
совершенно неизвестно. Единственно мыслимый ответ: "Интуиция гения может всё!"."

П р и м е ч а н и е. Интересно, что понятие "лингвистическая ошибка" хорошо согласуется с тем определением "неизвестного", которое здесь приводит А.А.Зализняк:

"ИНТУИТИВНАЯ КОНСТРУКЦИЯ НЕНАБЛЮДАЕМОГО ОБЪЕКТА".

_____________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
................ Н. А. МЕЩЕРСКИЙ. Искусство перевода Киевской Руси. ...........

Фрагмент 1 (стр.55):
"В качестве критерия, которым следует руководствоваться в данном слу
чае, А. И. Соболевский справедливо признает не признаки фонетики и
морфологии, которые могут быть использованы лишь в виде незначитель
ных исключений, а данные лексики в языке переводных памятников. Сло
варный материал перевода, по мнению этого исследователя, имеет особо
важное значение для определения того, где именно мог быть сделан пере
вод. При этом выделяются четыре группы слов, могущих быть показатель
ными в указанном отношении."

К о м м е н т а р и й. Как видно, для А.И.Соболевского именно лексика играет первостепенную роль в определении того места, где мог быть сделан перевод памятника. Но нам интересно и другая сторона вопроса, а именно: в какой степени результаты анализа лексики дают нам возможность судить о времени происхождения той или иной древней рукописи?

Фрагмент 2 (стр.59):

"Свобода перевода и литературное мастерство переводчика проявляется
в следующем: а) естественный порядок слов, независимый от порядка слов
оригинала; б) конкретизация общих отвлеченных понятий; в) художе
ственное распространение описания, преимущественно боевых эпизодов;
г) приспособление к русским пониманиям того времени к насыщение осо
бенностями русского быта; д) внесение прямой речи и диалога взамен
косвенной речи и повествования о событиях в оригинале; е) широкое
использование метафор, сравнений и развернутых образных выражений, не
имеющих соответствия в греческом тексте; частое применение фразеологи
ческих средств русского языка; ж) эмоционально насыщенные описания
природы, данные гораздо ярче и красочнее, чем в оригинале; з) использо
вание звуковой организации речи, рифмы и ритмического членения фраз.

К о м м е н т а р и й. Характеристики мастерства перевода древнерусского книжника соотносятся с образом Автора "Слова" как в версии его написания в XII в., так и в XVIII в.
Однако, рассматривая ситуацию написания "Слова" в XII в., задаёшься вопросом: почему древнерусские книжники, имея перед собой литературный шедевр, не перенимали из него и части метафорического богатства, без которого существование "Слова" невозможно себе представить. А ведь они, судя по той характеристике, которую им даёт Н.А. Мещерский, не были простыми скромнягами и недалёкими ремесленниками. Каждый из них старался оставить после себя нечто непревзойдённое, что было бы предметом интереса последующих поколений книжников.

____________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
А. В. СОЛОВЬЕВ. Заметки к «Слову о погибели Рускыя земли».
................................(в кн.: ТОДРЛ, т. XV, 1958).......................................

Фрагмент 1 (стр.82):
"Трудно сказать, было ли написано продолжение «Слова о погибели».
Возможно, что оно было записано в одном лишь экземпляре и сгорело
в огне татарского нашествия, а сохранился лишь переписанный кем-то
первый листок (40 строк умещаются как раз на двух страницах тетради).
Возможно, что продолжение и не было написано — автор мог вскоре по
гибнуть в бою.
Одно несомненно: автор задумал «Слово о погибели Русской земли» —
поэтическое произведение, задачей которого было воспеть былую славу
родины в контрасте со страшным татарским нашествием; в этом произ
ведении должен был играть главную роль великий князь Ярослав Всево-
лодич, к которому автор был близок. (...)"

К о м м е н т а р и й. Вызывает особый интерес количество строк - 40 (сорок), которое может говорить о законченности произведения.

Фрагмент 2 (стр.87):
"Метрический размер «Слова о погибели».
Полагаем, что «Слово о погибели» следует разделить на стихи, при
близительно следующим образом:


1. О светло-светлая | и украсно украшена . . . . . . . . . 6 + 8 = = 14(+ 5- )
земля Руськая! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5
И многыми красотами | удивлена еси: . . . . . . . . . . . . 8 + 6 = = 14
озеры многыми | удивлена еси, . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 + 6 = = 12
реками и кладязьми | месточестьными, . . . . . . . . . . . 7 + 5 = 12
5. горами крутыми, | холмы высокими, . . . . . . . . . . . . 6 + 6 = 12
дубравоми частыми, | польми дивными, . . . . . . . . . . . 7 + 5 = = 12
зверьми различными, | птицами бещислеными, . . . . . . .6 + 8 = = 14
городы великими, | селы дивными, . . . . . . . . . . . . . . 7 + 5 = = 12
винограды обительными, | домы церковными, . . . . . . . 9 + 6 = = 15
10. и князьми грозными, | бояры честными, . . . . . . . . . 6 + 6 = = 12 ( + 7)
вельможами многами! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7
Всего еси испольнена, | земля Руская, . . . . . . . . . . . . . 8 + 5 = = 13
о прававерная | вера християньская! . . . . . . . . . . . . . . 6 + 7 = = 13
Отселе до угор | и до ляхов, до чахов, . . . . . . . . . . . . . 6 + 7 = = 13
от чахов до ятвязи, | и от ятвязи до литвы, . . . . . . . . . . 7 + 8 = = 15
15. | от литвы | до немець, | от немець до корелы, . . . . . 6 + 7 = = 13
от корелы до устьюга, | где тамо бяху . . . . . . . . . . . . . .8 + 5 = = 13
тоймици поганый, ] и за дышючим морем; . . . . . . . . . . . 7 + 7 = = 14
от моря до болгар, | от болгар до буртас, . . . . . . . . . . . 6 + 6 = = 12
от буртас до чермис, | от чермис до моръдви — . . . . . . . 6-+ 6 = = 12
20. то все покорено | было Богом . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 + 4 = = 10
крестьянскому языку | поганьскыя страны — . . . . . . . . . . 7 + 6 = = 13
великому князю | Всеволоду, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 + 4 = = 10
отцю его Юрью | князю Кыевьскому, . . . . . . . . . . . . . . . 6 + 6 = = 12
деду его Володимеру | и Манамаху, . . . . . . . . . . . . . . . . 9 + 5 = = 14
25. которым то половци | дети своя страшаху . . . . . . . . . . 7 + 7 = = 14 ( + 4 )
в колыбели, . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4
а литва из болота на свет | не выникиваху, . . . . . . . . . . . 9 + 6 = = 15
а угры твердяху | каменыи горы . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 + 6 = = 12
железными вороты, | абы на них . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7 + 4 = = 11
великий Володимер | тамо не въехал; . . . . . . . . . . . . . . 7 + 5 = = 12
30. а немци радовахуся, | далече будуче . . . . . . . . . . . . .8 + 6 = = 14 ( + 5 )
за синим морем; . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5
буртаси, черемиса, | вяда и моръдва | бортьничаху . . . . . 7 + 5 = = 12 ( + 4 )
на князи великого | Володимера; . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7 + 5 = = 12
и жюр — Мануил | Цесарегородскый | опас имея, . . . . . . . 5 + 6 = = П ( + 5 )
поне и великыя дары | посылаше к нему, . . . . . . . . . . . . . 9 + 6 = = 15
35. абы под ним великый | князь Володимер . . . . . . . . . . . 7 + 5 = = 12
Цесаря-города | не взял. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 6 + 2 = = 8
А в ты дни болезнь | крестинном, . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5 + 4 = = 9
от великаго Ярослава | и до Володимера . . . . . . . . . . . . . 9 + 7 = = 16
и до нынешняго Ярослава | и до брата его . . . . . . . . . . . . 10+ 6 = = 16
40. Юрья князя | Володимерьскаго. . . . . . . . . . . . . . . . . . 4 + 6 = = 10


(...)Опять-таки число слогов в полустишиях весьма разнообразно.
Р. Менендец привел интересную таблицу полустиший, насчитав в них
52 вида различных сочетаний числа слогов, которые он сводит к 10 основ
ным классам."

К о м м е н т а р и й. И вновь мы видим символическое число 52 (сакральное). Вопрос: что оно могло отображать в сознании древнерусского книжника?

Фрагмент 3 (стр.110-112):

«Слово о погибели» и «Слово о полку Игореве».

(...) Конечно, трудно сравнивать оба «Слова» прежде всего потому, что
«Слово о погибели» лишь краткий отрывок, всего 230 слов (считая пред
логи и союзы). Следовательно, оно составляет лишь одну двенадцатую
часть «Слова о полку Игореве», насчитывающего 2775 слов.
И все же целый ряд сходств связывает эти произведения. Мы уже ука
зали на следующие.
1) Оба произведения носят то же заглавие «Слово», указывающее на
их ораторский, декламационный стиль. Оба сложных заглавия довольно
схожи в звуковом отношении: «Слово о полку Игореве, Игоря
Святославича» — «Слово о погибели Рускыя земли».
2) Оба произведения написаны свободным ритмом, трудно укладываю
щимся в правильные стихи и все же музыкальным.
3) Оба «Слова» отличаются тем же лирическим чувством красот при
роды, что весьма редко в современной им европейской литературе.
4) Оба «Слова» прежде всего политические произведения. Говоря
о князьях и об их подвигах, они в первую очередь думают о родине,
о «Русской земле», что звучит как «Русская держава». Возглас «О Руская
земля» звучит в обоих «Словах» как их основной мотив.
5) Оба «Слова» проявляют глубокие исторические знания. Воспевая
князей своего времени, певец Игоря уходит и в глубь XI в.: он вспоминает
походы Олега Гориславича и Всеслава, ибо это прямые предки Игоря,
грозного Святослава и его жены Марии. Так же автор «Слова о погибели»
особенно выдвигает эпоху Владимира Мономаха (отдаленную от него це
лым веком), ибо это прадед князя Ярослава Всеволодича.
6) Оба поэта пользуются сходными выражениями: «от старого Вла-
димера и до нынешнего Игоря» — «от великого Ярослава. . . до нынешнего
Ярослава». Этим они обнимают каждый два века истории (980—1185 гг.
и 1019—1238 гг.).
7) Оба поэта очень внимательны к родословию князей: поэт Игоря на
зывает около 40 князей, принадлежащих к семи поколениям; гораздо бо
лее короткий отрывок «Слова о погибели» успел назвать шесть поколений,
идя вглубь от Ярослава.
8) Оба поэта удивляют нас своими широкими географическими позна
ниями. Каждый из них называет по 15 народов, соседей или данников. Но
политический кругозор их несколько различен: певец Игоря знает лучше
южные и западные народы, следующий певец — северные и восточные.
Политический центр Руси передвинулся за полвека на северо-восток.
9) В обоих «Словах» есть легендарные образы в историческом рассказе.
С одной стороны, вещий Всеслав и грозный Святослав, «возмутивший
реки и болота»; с другой — восхваление безмерной мощи Мономаха.
10) Некоторые выражения весьма близки: например, выразительная
тавтология: «один свет светлый ты» — «о светло-светлая», эпитет «гроз
ный» как похвала князьям, в смысле «грозный для врагов», выражение
«синее море».
11) Оба поэта охотно пользуются собирательными именами народов:
«литва, деремела, хинова»—«литва, мордва, вяда, корела», и образуют
редкие патронимические формы: «русичи (русици)» и «тоймичи (той-
мицы)». Оба они избегают, однако, двусмысленное слово «Русь» (и на
род, и страна) и предпочитают имя «Русская земля».
12) Наконец, оба поэта называют русских просто «христиане», «кре-
стияне», противопоставляя их «поганым», «поганскым странам»; в этом
они разделяют терминологию летописей.

Эти параллели, к сожалению, не убедили скептиков. Можно указать еще.

1) Прямое обращение: «О светло-светла я и украсн о укра
шена земля Русская, всеми красотам и удивлена e с и» перекли
кается не только со словами князя Всеволода: «Один свет светлый ты,
Игорю», но и с воззванием Ярославны: «Светло е и тресветло е
солнце, все м тепло и красн о e с и». Это то же объединение понятий
«света» и «красоты»; его нельзя считать общим местом.
2) Отметим, что эти обращения построены по тому же ритму:
«О... земля Русская, всего исполнена e с и» и «О Русская земле, уже за
шеломянем e с и», солнце «всем тепло и красно e с и». Выразительная
постановка глагольной формы «еси» в конце фразы вполне совпадает
в обеих поэмах.
3) Интересная форма сослагательного наклонения с союзом «абы».
В «Слове о погибели»: «абы на них великий Володимер тамо не въехал»,
«абы под ним Царягорода не взял». То же в «Слове о полку Игореве»:
«абы ты сиа полкы ущекотал» (также глагол в конце предложения) и не
сколько иначе: «а бых не слала к нему слез на море рано». В житии
Александра Невского такой конструкции нет.
4) Оба «Слова» не знают церковнославянских причастий с полным
окончанием «-нный» (они есть в житии Александра Невского: «окаянный»,
«разнуженныя», «благословенно»), но охотно пользуются краткой формой
для образования страдательного залога: «удивлена еси, всего еси испол-
нена, все покорено было», ср. «мои ти кони оседлани, пути им ведоми»,
и даже в качестве определений: «украсно украшена земля», ср. «рцы
лебеди роспужени, вино с трудом смешено».
5) В деепричастиях любопытно смешение церковнославянских и народ
ных форм. «Слово о погибели» дает: «опас имея» (а не «имеючи»), но
«далече будуче». Так же в «Слове о полку Игореве»: «летая, поборая»
(а не «летаючи»), но «аркучи, плещучи». Параллелизм полный.
6) Прилагательные (и притяжательные местоимения) свободно ста
вятся то впереди, то позади определяемых слов. В «Слове о погибели» мы
насчитали 24 случая постпозиции и 14 случаев антепозиции. В «Слове
о полку Игореве» — 87 случаев постпозиции, но еще чаще определения
«тоят впереди (194 случая). Это расхождение объясняется тем, что от
«Слова о погибели» сохранился лишь торжественный приступ, где пост
позиция имела особенно эмоциональный характер.
7) В обоих «Словах», если объект имеет два определения, они ставятся:
одно впереди, другое позади определяемого слова. Сравним «О украсно
украшена земля Руская, о правоверная вера христьянская» и «красныя
девкы половецкия, храбраго полку Игорева, злата стола Кыевскаго».
8) Из местоимений отметим пользование редкой формой «который»
в соединении с «то»: в «Слове о погибели»: «которым то Половци»,
в «Слове о полку Игореве»: «которую го бяше успил».
9) Местоимение «тъй/ты» ясно указывает на отдаленное, прошлое
время: сравни «А в ты дни болезнь крестияном, от великаго Ярослава»
и «То было в ты рати и в ты полкы».
10) Оба «Слова» любят восклицание «О!»: в «Слове о погибели», при
всей его краткости, мы найдем два случая: «О светло-светлая» и «О пра
воверная вера»; в «Слове о полку Игореве» мы встретим девять таких
восклицаний, из которых два обращены тоже к Русской земле.
11) Отметим еще весьма частое пользование союзом «а» (не считая
«абы»). В «Слове о погибели» он встречается три раза, в «Слове о полку
Игореве» — 56 раз. Любопытно, что в обеих поэмах этим союзом могут
начинаться совершенно новые предложения, без видимой связи с преды
дущим. Сравним: «А в ты дни болезнь» и «А Святослав мутен сон виде»,
«А въстона бо, братие, Киев» и т. п.
12) Наконец, очень важно сходство основного словарного фонда. Мы
уже отмечали, что в обоих произведениях названо по 15 народностей, из
них семь названий совпадают. Если же обратимся к нарицательным
существительным, то мы увидим, что их в «Слове о погибели» 37,
из них 24, т. е. две трети, можно найти в «Слове о полку Игореве», а с
житием Александра Невского совпадает лишь 14, почти вдвое меньше.

Повторяем, «Слово о погибели» относится к той же литературной
школе дружинного лиро-эпического творчества, что и «Слово о полку
Игореве», и с этой точки зрения оно заслуживает внимания и изучения."

К о м м е н т а р и й. Из приведённого выше богатого материала можно сделать предположение, что в версии написания "Слова" в XVIII в. предполагаемый его Автор в качестве лексического, грамматического и стилистического источника имел ко всему прочему и Житее Александра Невского, и "Слово о погибели Русской земли".

________________________________________________________________
""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
.................. Из материалов Исторических Форумов. ......................

Участник Форума:
Есть, Александр, в математике понятия множества и подмножества. Вы пытаетесь множество СПИ с максимальным грамматическим материалом впихнуть в подмножества "Слова о погибели земли Русской" и ЖАН. Это противоречит логике.

Лаврухин:
Я согласен с Вами: "Слово" - это океан, а СПРЗ - это озеро. Или, в версии написания поэмы в XVIII в., "Слово" - здание новой архитектуры из таких древних "кирпичиков", как СПРЗ.

Участник Форума:
А почему Вы не допускаете, что у СПРЗ (Слово о погибели Русской земли) и СПИ мог быть ОДИН Автор?

Лаврухин:
Метафоры "Слова" - неподражаемы, они в моём понимании соотносятся только с новым временем и новым сознанием.

_______________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
Ю. К. БЕГУНОВ. Следы «Слова о погибели Рускыя земли» в Степенной книге.
...................................(в кн.: ТОДРЛ, т.XV, 1958 г. )......................................

Фрагмент 1 (стр.116 ):
"Литературные источники Степенной книги выявлены еще далеко не
полностью. Однако попытки обнаружить в Степенной книге следы древне
русских произведений XII—XIII вв. были небезуспешными.
Благодаря исследованиям А. В. Соловьева и Д. Н. Альшица можно
полагать, что составители Степенной книги были знакомы со «Словом
о полку Игореве» (см. 6-ю степень — «о Всеволоде Георгиевиче» и 7-ю сте
пень— «о Ярославе Всеволодовиче»). По-видимому, авторы Степенной
книги знали Повесть временных лет и повести о татарском нашествии,
«Чтение» о Борисе и Глебе, составленное Нестором, «Повесть об убиении
Михаила Черниговского». И. Н. Жданов, Н. И. Серебрянский и
А. И. Соболевский в качестве параллелей к «Слову о погибели» приво
дили известное перечисление народов, повторенное в Степенной книге
дважды, — в «Родословии русских государей» и в 1-й главе 7-й степени
«о Ярославе Всеволодовиче».

К о м м е н т а р и й. В версии написания "Слова" в XVIII в. предполагаемый его Автор мог через знакомство со Степенной книгой, как более известной и значимой, выйти на текст "Слово о погибели Русской земли".

Фрагмент 2 (стр.121-122):
"(...) Составитель
Степенной книги приспосабливает к своей манере повествования любые
выдержки из житий, летописания, священного писания, родословных книг.
Приспосабливает к своей манере он и отрывок, перечисляющий подвласт
ные народы. Этот отрывок заключен между рассказом о том, как разгора
лось сердце «самодержца» Ярослава при виде насилий татар, и рассказом
о том, как Ярослав во второй, и последний раз отправился в Орду и при
нял мученический венец. Картина политического могущества Руси при
прежних князьях, как можно предполагать, по мысли составителя рас
сказа, должна была оттенить высоту христианского подвига князя Яро
слава, славного потомка могучих властителей.
В заключение составитель Степенной книги прибавляет вымышленное
им завещание Ярослава «Благословение чадом шести сыновом», состав
ленное при помощи текста Воскресенской летописи.
Таким образом, составитель Степенной книги создает совершенно фаль
сифицированный образ Ярослава. Этот князь, в действительности под
чинившийся всем унизительным процедурам в Орде и у великого хана,
приобретает черты святого мученика и приравнивается к не подчинив
шемуся татарам и злодейски умерщвленному ими Михаилу Черниговскому.
В уста Ярослава он вкладывает пророчество о богоизбранности и Держав-
стве своих потомков и о умножении рода, т. е. росте родословного древа.
В «Благословлении чадом» названы шесть сыновей Ярослава: «Храбрый
и мудрый Александр, и поспешный Андрей, и Константин удалый, и Яро
слав и милый Данил, и доброхотный Михаил».
Литературный метод составителя Степенной книги позволил ему,поль
зуясь летописными известиями, близкими к Воскресенской летописи, лето
писной «Повестью» и житием Михаила Черниговского создать в середине
XVI в. жанр княжеского жизнеописания. Разнородные по стилю и содер
жанию летописные и другие отрывки скреплялись единством стиля тор
жественной украшенной риторики и единством концепции родословного
древа. Такой литературный метод писателя XVI в. позволял ему
использовать древние произведения XII—XIII вв., в том числе и «Слово о
погибели Русской земли».

К о м м е н т а р и й. Ю.К.Бегунов даёт характеристику творческого метода книжника XVI в. которая вполне может быть соотнесена с образом творческой лаборатории предполагаемого Автора "Слова" XVIII в.
Из приведённого материала видно, что книжник XVI в. совершенно не был стеснён в моральном плане, когда дело касалось отображения исторической действительности: фантазировали на перегонки со совестью вел.князя московского.
Здесь интересно отметить и то, что вымышленное завещание Ярослава "Благославении чадом" уж очень похоже на "Поучение Владимира Мономаха", вошедшее в состав Лаврентьевской летописи (1377 г.). Но ещё больший интнрес вызывает то, что А.И.Мусин-Пушкин, когда издавал "Поучение" в 1793 г., дал ему название "Духовная", т.е. "Завещание". Вопрос: неужели А.И.Мусин-Пушкин ещё в XVIII в. увидел в "Поучении Владимира Мономаха" его фантазийный, как и "Благославение чадом", характер? Во всяком случае между двумя сочинениями прослеживается весьма тревожная аналогия.

Фрагмент 3 (стр.121):
"Сравним перечисление народов в «Слове о погибели» и в Степенной
книге. А. И. Соболевский обратил внимание на то, что имена народов
в «Слове о погибели» названы в родительном падеже, а в Степенной
книге — в именительном.
Большая полнота и именительный падеж в перечислении народов он
посчитал признаками древнейшими и полагал, что отрывок из Степенной
книги ближе следует древнему тексту, послужившему источником для
Степенной книги и для «Слова о погибели».
Однако различие в употреблении падежей определяется здесь не древ
ностью текста, а задачами, которые ставились авторами.
В «Слове о погибели» описываются границы Русской земли. «Отселе»
требует после себя родительного падежа. В Степенной книге, называвшей
покоренные Руси народы, после слов «вси повиновахуся им» больше под
ходит именительный падеж.
В Степенной книге, как это впервые заметил М. Горлин, речь идет
не о пограничных народах, а о подвластных Руси народах. В «Сказании»
Каменевича-Рвовского они названы уже «16 колен русского племени». По
справедливому замечанию М. Горлина, такое преувеличение было
характерно для писателя XVI—XVII вв., а не XIII—X IV вв. (....)".

К о м м е н т а р и й. Как видно, родительный падеж ("Слово о погибели Русской земли") говорит только о пограничных народах. А вот именительный падеж (Степенная книга") заявляет о подчинении перечисляемых народах (объектах).

_______________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
М. А. САЛМИНА. Древнерусские повести о начале Москвы в переработке А. П. Сумарокова.
......................................(в кн.: ТОДРЛ, т.XV, 1958 г.).......................................

Фрагмент 1 (стр.378-379 ):
"Среди исторических работ Сумарокова имеется одно небольшое про
изведение, написанное на тему из русской истории, помещенное в 1759 г.
в январском номере «Трудолюбивой пчелы» под названием «О перьвона-
чалии и созидании Москвы». Этому произведению Сумарокова и посвя
щается настоящая заметка. Изучение его представляет интерес в решении
вопроса о связях между литературой XVII и XVIII вв.
(...) Эта своеобразная «История Москвы» не
имеет дат (употребляются только выражения: «того же года», «в тож
лето»), но хронологический принцип в ней выдержан: начинается она
с основания Москвы Юрием Долгоруким, кончается же сообщением
о постройках в столице уже при царе Федоре Иоанновиче.
Знакомство с текстом этого сочинения убеждает, что при написании
его Сумароковым были использованы две древнерусские повести о начале
Москвы XVII в. (по С. К. Шамбинаго-—«хронографическая» и
«сказка»). Эти два сказания о Москве были положены Сумароковым
в основу работы."

К о м м е н т а р и й. После того, как Екатерина II назначила кн. М.М.Щербатова на должность придворного историка (конец 1760-х), наметилось духовное и деловое сближение между историком и идеологом кн.М.М.Щербатовым и драматургом и поэтом А.П.Сумароковым.

Фрагмент 2 (стр.381):
"Эта вторая часть рукописи производит впечатление составленной по
выпискам из материалов летописного характера. Трудно сказать, делал ли
эти выписки сам Сумароков или они были сделаны еще кем-то до него.
Вполне возможно, что при написании «Истории» Сумароков использовал
уже готовую подборку материалов, касающихся Москвы, может быть,
в какой-то степени подобную той, которая известна по рукописи ГИМ,
-собр. Муз., № 1582 второй половины X I X в. В этой рукописи собраны
различные материалы, относящиеся к Москве. Среди известий о «начале
Москвы» в ней находятся и обе древнерусские повести — «хронографиче
ская» и «сказка», имеются в ней также сведения и о постройках в Москве.
Разбираемое сочинение — отнюдь не простое собрание отрывочных све
дений о Москве. Это цельное и связное повествование о «первоначалии и
созидании» столицы. На протяжении всего текста произведения чув
ствуется рука его составителя. Может быть, «редактирование» обоих
включенных в «Историю» сказаний и нельзя отнести целиком за счет
автора. Так, «хронографической» повестью Сумароков мог пользоваться
и с уже усеченным началом (в таком виде она встречается в рукописях
ГИМ, собр. Муз., № 1582 и ГБЛ., собр. Муз., № 1841), но «сказка»,
можно думать, «приспособлена» для «Истории» им самим.
Связность текста достигнута тем, что в нем находят частое употребле
ние такие слова, как «по нем», «тогда», «потом», «в тож лето», но основ
ное, что придает сочинению видимость рассказа, а не просто собрания от
рывочных сведений, — это авторские замечания, вкрапленные в изложе
ние. Сумароков или уточняет что-либо (так, дважды по поводу построения
церквей отмечает, что «сия церковь не та, которую мы ныне видим»), или
растолковывает сказанное (например, дает объяснение слову «Фрязин»).
Он осторожен в подходе к материалу. Положив в основу своей «Истории
Москвы» два исключающих друг друга источника о начале Москвы
(в одном говорилось об основании Москвы Юрием, в другом — Дании
лом), Сумароков считает нужным сделать при этом оговорку: «Начатаго
повелением Георгия города населяемаго переведенцами, как по многому
видно, более не было. Может быть остались онаго некоторыя неболшия
слободы, которыя недостойны были примечания».

К о м м е н т а р и й. Если предположить, что "Слово о полку Игореве" написано в XVIII в., то можно вследствие этого задаться вопросом: а были ли у предполагаемого предшественники по методу работы с историческими и литературными (лингвистическими) источниками? Вот перед нами и возникает литературно-исторический (но не лингвистический) опыт А.П.Сумарокова. Но этот опыт - не первый.

Фрагмент 3 (стр.383):
"Каким материалом, печатным или рукописным, мог располагать Сума
роков, когда писал «Историю»? Думается, что последним. Повести о на
чале Москвы, использованные Сумароковым, насколько нам известно,
в 50—60-х годах XVIII в. еще не были изданы. Характер всех остальных
сведений, встречающихся в «Истории», склоняет думать, что Сумароков
пользовался материалами летописными, быть может выписками из лето
писей, с соответствующими же летописями в то время можно было озна
комиться только в рукописи, они также еще изданы не были. Рукописные
материалы могли быть у Сумарокова дома, он мог работать над ними и
в библиотеке Академии наук (до 1769 г. Сумароков жил в Петербурге).
На вопрос, что побудило Сумарокова обратиться к написанию краткой
истории Москвы, ничего определенного ответить пока нельзя. Как видно
из упомянутых выше исторических сочинений Сумарокова, его интересо
вала русская древность. Можно думать, что данная статья Сумарокова
явилась ответом на особенно проявлявшийся в то время интерес в неко
торых слоях общества к прошлому первой русской столицы.
О неослабном интересе к Москве, к ее памятникам свидетельствует
немалое количество работ, вышедших во второй половине XVIII в. и по
священных этому городу. Да и самое сочинение Сумарокова, по-види
мому, пользовалось популярностью. Не говоря уже о том, что его исполь
зовали позднее при составлении «описаний» города Москвы, оно
распространялось в рукописях. Так, в архиве Ленинградского отделения
Института истории АН СССР в собрании Н. П. Лихачева под № 43 хра
нится рукопись с текстом сочинения Сумарокова. И в этом есть любо
пытная сторона: произведение, вышедшее из древнерусской традиции, на
писанное на древнерусский сюжет, «История» Сумарокова начинает испы
тывать судьбу древнерусского сочинения."

К о м м е н т а р и й. Говорить в XVIII веке о древностях Москвы - делать вызов имперскому Петербургу и его основателю - всему Дому Романовых. В XVIII в. было несколько попыток со стороны князей-рюриковичь вернуть себе Верховную Власть (в 1730-х - князья Долгорукие, в 1740-х - кабинет-министр Артемий Волынский, по женской линии потомок Дмитрия Донского).
Интересно отметить здесь и то, что "История" А.П.Сумарокова вперёд "Слова о полку Игореве" появилось в печати, но также, как и "Слово о полку Игореве", стала "испытывать судьбу древнерусского сочинения".

Фрагмент 4 (стр.384):
"Итак, сочинение А. П. Сумарокова «О перьвоначалии и созидании
Москвы» представляет собой одну из первых попыток создания истории
столицы — «Истории Москвы». Истории Москвы было посвящено не
сколько повестей, но в них говорилось преимущественно о возникновении
столицы. В этом же сочинении наличествует стремление охватить всю
историю города.
Произведение входит в круг исторических сочинений XVIII в. и пред
ставляет интерес тем, что в нем, так же как и в этих последних, чув
ствуются уже элементы научной критики текста. Но «История» Ломоно
сова, Щербатова — это история целой страны, сочинение же Сумаро
кова — история одного города, история строения Москвы, история ее мате
риальных памятников. И с этой точки зрения она представляет
особый интерес".

К о м м е н т а р и й. Кн.М.М.Щербатов в работе Уложенной комиссии (1797-1769 гг., С-Петербург) принял самое активное участие. Возможно именно после личного знакомства с молодым и горячим потомком Ольговичей кн.М.М.Щербатовым поэт и драматург А.П.Сумароков незамедлительно (1769 г.) перебрался в Москву...

________________________________________________________________________
"""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""""
В. П. Адрианова-Перетц (Ленинград). О реалистических тенденциях в древнерусской
.................................. литературе (XI-XV вв.) .........................................
..............................(в кн.: ТОДРЛ, т.XVI, 1960 г.)....................................

Фрагмент 1 (стр.15):
"Другой пример, когда в изложение, построенное по методу «идеального
преображения жизни», врывается рассказ, обнаруживающий реалистиче
ские тенденции автора, представляет в летописи X II в. некролог-биография
Андрея Боголюбского. Составитель киевского летописного свода 1200 г.
(сохранившегося в Ипатьевской летописи под 1175 г.) построил этот не
кролог-биографию на основе двух совершенно различных по своему за
мыслу и литературному воплощению источников (...)".

Фрагмент 2 (стр.16):
"(...) Эта деталь особенно важна потому, что она
сразу разрушает проводимое в житийной части некролога сопоставление
Андрея с «братома благоумныма, святыма страстотерпцама», т. е. Бори
сом и Глебом: как известно, они не пытались сопротивляться убийцам.
Итак, первым движением князя было схватить меч. Кто мог увидеть
это движение и рассказать о нем Кузьмищу? Ведь в ложнице, как видно
из дальнейшего описания, было настолько темно, что заговорщики били
наугад, и, когда князь «поверже одиного под ся», убийцы «мневше князя
повержена и уязвиша свой друг». Но этот жест нужен автору, изображаю
щему князя-«самовластца», а не смиренного и покорного мученика. Тя
жело раненный князь гневно обвиняет «нечестивых» убийц, уподобляет
их «Горясеру» (убийце Глеба) и грозит местью: «бог отомьстить вы и мой
хлеб» (стлб. 587). Истекающий кровью Андрей, когда враги, сочтя его
мертвым, ушли, пытается спастись под сени. Вся эта сценка воссоздана
воображением автора, узнавшего, что по следу крови, «въжегше свечи»,
убийцы нашли здесь Андрея. Так художественный домысел помогал вос
произвести картину убийства. Однако дальше автор вернулся к житийно-
панегирическому стилю, в котором и выдержано описание последних минут
жизни Андрея; его предсмертная покаянная молитва возвращает чита
теля к образу князя-мученика."

К о м м е н т а р и й. Итак, в составе Ипатьевской летописи под 1175 г. обнаруживает себя, вероятнее всего, не первое и не последнее "воображение автора" (литературная фантазия, примысел).

Фрагмент 3 (стр.17):
"Подобные реалистические эпизоды встречаются по преимуществу в тех
частях летописи, где точное описание событий соединяется с выражением
авторской оценки их, т. е. в собственно литературных разделах повество
вания. Включению в текст этих эпизодов не препятствуют ни общая
точка зрения летописцев — осмысление всех событий исторической жизни
вмешательством божества, которое посылает несчастья и допускает «козни
дьявола» в наказание за грехи, а награждает за добродетель, ни проникно
вение «в прозу» достоверного изображения жизни «поэзии» идеального ее
преображения.
Чем ярче выражена «лирическая стихия» исторического повествования,
тем заметнее автор стремится передать свое отношение к изображаемому ;
не только прямыми высказываниями своих оценок, но и самым способом ,'
изложения. Он подсказывает эти оценки и лексикой и таким наглядным
изображением, которое само направляло бы к ним читателя, дополняет «ви
денное и слышанное» о данных фактах правдоподобным художественным
вымыслом, восполняющим недостающие звенья рассказа, — и в этом ска
зываются реалистические тенденции писателя. Но тот же автор может до
полнить свое изложение и элементами «поэзии», уводящей его в сторону
от достоверности к идеалу, норме".

К о м м е н т а р и й. Интересно было узнать о том, что в тех местах летописного повествования, где встречаются "элементы поэзии", мы скорее всего можем встретить уход "в сторону от достоверности" во имя достижения некоего идеала, имеющего много сторон, в том числе и юридическую. Ведь летописи, помимо всего прочего, выполняли роль юридического документа, дающего право, к примеру, на княжение в родовом гнезде (отчине).

Фрагмент 4 (стр.17):
"Нельзя отрицать, что вместе со всеми частями летописи, проникну
тыми «лирической стихией», эти реалистические эпизоды имели не только
познавательную, но и эстетическую ценность. Они, так же как и «поэзия»,
«открывали древнерусской литературе выход на широкие просторы искус
ства» (...), в них также накапливался опыт точного и вместе с тем
художественного изображения действительности — событий и людей."

К о м м е н т а р и й. Теперь хорошо видно, что опытом "художественного изображения действительности" проникнут весь текст Ипатьевской летописи, рукопись которой датируется серединой XV в. (по А.А.Шахматову). Вопрос: в каком именно веке (в XII или в XV) на летописца снизошла способность к столь богатому эстетическому освоению действительности?

Фрагмент 5 (стр.18):

"Пейзаж в «Слове о полку Игореве» — степь с ее заросшими балками,
пашня, буря, затмение солнца, — так же как в фольклоре, взят не сам по
себе, а в отношении к событиям человеческой жизни. Этот пейзаж всегда,
как у народного поэта, лирически окрашен и символически истолкован
применительно к ходу событий и к настроениям их участников. Но все
картины природы в «Слове» одновременно и реалистичны в прямом
смысле: они отражают совершенное знание автором степной природы и ее
животного мира, его зоркую наблюдательность и умение художественно
правдиво воплотить свои представления о них, придавая вместе с тем ясную
лирическую окраску каждой картине, соответствующую авторской оценке
того события, которое изображается на фоне данного пейзажа.
Усиливая тенденцию (реалистическую) народной поэзии строить
образы на впечатлениях от реальной русской природы, автор «Слова
о полку Игореве» развертывает широкие картины ее, порывая с характер
ным для современной ему религиозно-дидактической литературы схематич
ным изображением лишенной местных признаков природы, которая служит
здесь лишь символом религиозных представлений, украшением похвал бо
жеству.
В способе построения обобщенных портретов своих положительных ге
роев автор «Слова о полку Игореве» пошел за своеобразной условностью
былинного эпоса, гиперболизируя смелость, воинскую доблесть и могуще
ство князей и воинов, от которых он ждет помощи Русской земле. Связь
с народным эпосом в данном случае поддерживается и отбором эпитетов,
которые подчеркивают именно эти воинские доблести; среди этих эпите
тов нет ни одного определения морально-христианских добродетелей героев,
обязательных в современном «Слову» господствующем «монументально-
историческом» (термин Д. С. Лихачева) литературном стиле характеристик
феодалов XII в. «Идеальное преображение жизни» в этих характеристиках
идет в ином направлении, выполняет иные задачи".

К о м м е н т а р и й. Характеристика художественного метода Автора "Слова", которую даёт здесь В.П.Адрианова -Перетц, хорошо согласуется с той ситуацией, в которой мог бы оказаться предполагаемый сочинитель поэмы в XVIII в.